Словом, от всех экстремальных планов Шарлье отказался, решив прибегнуть к испытанному способу — украсть. И вот, добыв форму национального гвардейца (чтобы действовать, не вызывая подозрений), он ночью проник в Кабинет медалей, где и вынул камею из застекленной витрины. Но тут ему в голову пришла весьма здравая мысль — вокруг же полно украшений из золота и серебра, не прихватить ли и их?

Так что домой гражданин Шарлье явился нагруженный «экспроприированным» имуществом. А чтобы никто его не заподозрил, уже ранним утром поспешил в Кабинет медалей. Сочувствовал служителям, не уберегшим «народное добро», громко клеймил воров-негодяев. Его возмущенный монолог даже попал на страницы парижских газет. Для отвода глаз гражданин Шарлье еще два месяца ходил в Кабинет медалей. И никому не приходило в голову, что, едва вернувшись в свою каморку, он тщательно запирал двери и вынимал ЕЕ — свою возлюбленную камею.

Однако время шло. Гражданин Шарлье больше не воровал, боясь попасть в полицию, а жить надо было. Он нашел покупателей на украшения. Их, правда, пришлось спрессовать в обычные слитки, но Шарлье об этом не жалел. Полгода он жил, ни в чем не нуждаясь, но однажды на пороге его дома объявился рыжий Верзила, главарь его бывшей шайки. «Кажется, ты подработал на стороне, — заявил он, сплевывая прямо на только что помытый Шарлье пол. — Лично я не против, но половину добычи гони в общак, а то плохо будет!»

Верзила ушел, а Шарлье еще долго пытался успокоить свое бедное сердце. Денег у него уже не было, и выход намечался только один — расстаться с камеей. Она же стоит баснословную сумму. Но продать ее надо не во Франции. Только где? И вот, пораздумав, Шарлье решил ехать в столицу ювелиров — Амстердам.

Несколько недель он предлагал свое сокровище ювелирам и коллекционерам. По городу поползли слухи. И под видом покупателя к Шарлье явился сам французский посланник. Итог был прост — вор отправился в тюрьму, а камея домой — в парижский Кабинет медалей. Там она и находилась, пока не попалась на глаза первому консулу Франции — Наполеону Бонапарту.

Наполеон жаждал неограниченной власти и потому обожал все истинно королевское. Узнав, что черно-белая камея долгое время считалась в королевской семье символом будущей власти, тут же затребовал ее себе. Увиденное сокровище поразило его. В порыве восторга Бонапарт окрестил его «Великой камеей Франции», приказал вставить в большую золотую оправу стиля ампир. А при своей коронации повелел положить камею рядом с другими монаршими регалиями: Наполеону, мечтавшему о покорении мира, льстило, что на камне изображен всесильный римский император, у ног которого уже лежал завоеванный мир.

Что было дальше, знают все. Покорения мира не случилось, зато последовал крах империи и последующая ссылка Наполеона на остров Святой Елены. Великая же камея Франции стала разменной монетой в расчетах с победителями. Ее вместе с другой уникальной геммой, которую называли камеей Гонзага, предложили в качестве «сердечного дара» русскому императору Александру I. Но император не принял дара. Он предпочел взять другую камею, так называемую камею Гонзага. И был по-своему прав: Великая камея Франции должна остаться в стране, где она получила столь громкое имя.

Однако Великая камея Франции не утратила интереса к далекой России. После Октябрьской революции союзники по Антанте неоднократно обсуждали вопрос о том, где найти средства для помощи Белому движению. И нашлись-таки умники, предложившие выручить их, в том числе за счет продажи за океан Великой камеи Франции. Правда, Белое движение вскоре было разгромлено, и надобность в продаже отпала. Однако на исходе XX века в Кабинет медалей вновь поступило предложение о продаже камеи. На этот раз уже из самой России, от одного из новоиспеченных миллиардеров, пожелавшего не разглашать свое имя. Но и эта сделка не состоялась. Возможно, не сошлись в цене. Хотя, скорее всего, французы благоразумно решили не трогать свою Великую камею: лежит она спокойно на привычном месте — и пусть себе лежит. Так надежнее.

В апреле 1814 года закончилась та самая великая война, которую у нас принято именовать Отечественной 1812 года. В первый день месяца русские войска вошли в Париж. Готовились к тому, что французская столица будет к ним враждебна. Но, на удивленье русских, Париж встретил их вполне доброжелательно. То ли французам надоело воевать и отбиваться от всего мира, то ли просто захотелось спокойно-размеренного жития.

К тому же русские офицеры оказались весьма галантны — они отлично говорили по-французски, танцевали модные танцы и целовали красавицам Парижа нежные ручки. Особо галантным, красивым и представительным кавалером парижанами был признан сам император России — Александр I. И никто не удивился, что действующий монарх уделил пристальное внимание монархине смещенной, вернее, удаленной от двора — бывшей супруге Наполеона Жозефине Богарне.

Александр I, обожавший свою супругу, никак не мог взять в толк, как это Бонапарт решил развестись с женой, с которой прожил практически всю жизнь. Не потому ли русский правитель столь сочувствовал брошенной женщине, которая добровольно и трогательно несла свой нелегкий крест.

Словом, почти каждый день парижане с удивлением наблюдали эту странную парочку — русский царь и бывшая французская императрица прогуливались то по набережным Сены, то по старинным улочкам города. Стоит вспомнить, что Александру в то время было всего сорок шесть лет, а Жозефине уже пятьдесят, так что она старалась выглядеть как можно моложе и привлекательнее. Умная женщина понимала, что от доброго отношения русского царя зависит не только ее личное будущее, но и будущее ее непутевого супруга Наполеона, плененного союзниками.

 Жозефина Богарне

Немудрено, что Александр и Жозефина обменивались небольшими подношениями. Император подарил красавице шикарную русскую шаль, она же ему — булавку для галстука. Но когда парижане решили преподнести Александру бесценную реликвию — Великую камею Франции, ^озефина принялась его отговаривать: «Вы не должны Рать эту драгоценность, мой друг! У нее темная судьба и зловещая слава. Откажитесь! А если не побрезгуете моим скромным даром, я с радостью подарю вам иную камею, не менее великую. Ее называют по имени прежнего владельца, герцога Франческо II Гонзага, правителя итальянского города Мантуи. Гонзага приобрел ее для своей обожаемой супруги, шестнадцатилетней Изабеллы д’Эсте, когда та вышла за него замуж в 1490 году. Супруги прожили в согласии всю жизнь и искренне считали, что в этом помогла легендарная камея. Ведь на ней изображен парный портрет правителей эллинистического Египта — профили Птолемея II и его любимой жены Арсинои II».

Александр, славившийся своим великолепным образованием и начитанностью, прищурил глаз: «Кажется, я помню: они жили в середине третьего века до Рождества Христова. Именно Птолемей основал легендарную Александрийскую библиотеку. И он настолько сильно любил жену, что взял даже имя Филадельфос, что означает — любящий сестру».

Жозефина вздохнула: «Действительно, в те времена фараоны женились на сестрах. И Арсиноя была сводной сестрой Птолемея. Но он любил ее настолько сильно, что повелел ввести ее имя в пантеон богов, а любимый город Крокодилополь переименовал в город Арсиной. В следующий раз я принесу на наше встречу мою любимую камею, и вы, мой друг, поймете, что эта пара действительно любила друг друга».

Жозефина сдержала слово. На следующий день Александр и сам смог убедиться, насколько ярки профили Птолемея и Арсинои, вырезанные на большом сардониксе — почти 16 сантиметров в высоту и 12 — в ширину. Сардоникс — камень, идеально подходящий для создания миниатюрных портретов. Ведь в лучших образцах этого камня чередуются слои различной окраски. Так что нижний слой идеально подходит для фона, на котором вырезаны лики (средний слой), а за ними одежда или другие детали (самый верхний слой). Вот и на камее, которую принято именовать камеей Гонзага, на темно-коричневом фоне ярко выделяются лики цвета слоновой кости (созданные из второго слоя). Ну а верхним слоем выступают светло-каштановые волосы Арсинои и темнокаштановый шлем Птолемея.