Что касается императора, то благодаря этому происшествию у него появилось ощущение, еще более усиленное мнением его близких, что его хранит Бог. Однако, несмотря на этот оптимистический вывод и отслуженный благодарственный молебен, Александр II с беспокойством наблюдал за развитием революционного движения. В архивах Третьего отделения содержатся две записки, в которых говорится о признательности, которую Александр II выразил жандарму, спасшему ему жизнь, но особенное внимание уделяется самому императору. Подготовленный для него рапорт о происшествии представляет собой детальное повествование, которое дополняется планом с отмеченным на нем маршрутом Соловьева и путем следования императора, что свидетельствует о желании царя быть в курсе всех деталей допросов и следствия в отношении террористов. В конечном счете справедливо говорить о наличии у него более глубокой обеспокоенности, чем в 1866 г. Самодержец осознавал, — о чем свидетельствуют документы полиции, — сколь радикальные перемены произошли в России.

Именно тогда стало ясно, что образ жизни Александра II после покушения не мог более оставаться таким, как прежде. Перемены прежде всего должны были коснуться порядка перемещений императора. Он любил прогуливаться вокруг дворца или в садах Летнего дворца. Но он был вынужден отказаться от дорогих ему привычек. Прогулок не стало меньше, но совершаться они должны были только в экипаже и в сопровождении надежного эскорта. Эти меры предосторожности распространялись и на приближенных к императору лиц. Еще одним следствием покушения, тяжело воспринятым всеми членами императорской фамилии, было решение монарха разместить свою вторую семью в покоях Зимнего дворца. Он имел обыкновение наносить ежедневные визиты Кате и своим детям, которые проживали неподалеку от дворца, и совершать с ними прогулки: отныне это стало невозможно. Он выделил им помещение на разных с императрицей этажах с тем, чтобы они не так часто попадались друг другу на глаза. Однако созданная таким образом ситуация носила скандальный характер, и мы к этому еще вернемся.

Что касается государства, то меры по безопасности были значительно усилены. В городах, в которых наблюдались волнения, было объявлено осадное положение. Были назначены три генерал-губернатора: Тотлебен в Одессу, Лорис-Меликов в Харьков, Гурко в столицу. Все трое участвовали в войне против Османской империи, имели прочную репутацию смелых и преданных императору людей и были наделены расширенными полномочиями. Также чрезвычайное положение, уже введенное в Москве, Варшаве и Киеве, было распространено на значительную часть территорий страны.

Сразу после происшествия Александр II не надолго отправился в Ливадию. Пребывание его там было характерным эпизодом из его двойной жизни, которая на тот момент уже практически не скрывалась. Александра сопровождала императорская фамилия, но с ним также находились Екатерина Долгорукая с детьми, которые путешествовали в отдельном вагоне. Император распределял время между двумя семьями. Покидая столицу, он возложил на чрезвычайную комиссию во главе с преданным ему Валуевым задачу подготовить развернутый доклад о развитии революционного движения, состоянии общественного мнения и предложить меры к исправлению крайне плачевного положения дел, о чем свидетельствовало покушение Соловьева.

Однако именно внутри революционного движения покушение 1879 г. произвело наиболее глубокие перемены. Организация «Земля и воля» распалась. Среди ее бывших членов не было единства в выборе пути. По мнению некоторых из них, введение все новых реакционных мер требовало изменить взгляд на перспективы революционного движения. Перед тем как начать их осмысление, требовалось срочно сосредоточиться на пропагандистской работе, просвещать общество, готовить его к предстоящей борьбе. Другие «активисты» рассуждали совсем иначе и сделали противоположные выводы в связи с той жесткой политической линией, которой придерживался Александр II. Они полагали, что не осталось иного выхода, кроме разрушения политической системы, а для этого требовалось в первую очередь покончить с монархом.

Пока генерал-губернаторы организовывали облавы, увеличивали число арестованных и казненных, что было особенно характерно для юга, где движение нигилистов прочно укоренилось, революционеры вели споры о выборе общей стратегии. В середине июня 1879 г. они организовали тайный сбор в Липецке, небольшим городке Тамбовской губернии, в ходе которого Александр Михайлов, не так давно одобривший единоличные действия Соловьева, страстно отстаивал идею вооруженной борьбы против власти, конечная цель которой состояла в уничтожении последней. Почти все присутствовавшие на этом собрании целиком посвятили себя подпольной деятельности, став профессиональными революционерами. Они настаивали на том, чтобы дискуссия была продолжена в Воронеже, затем в Петербурге; конечная цель состояла не в достижении полного единства мнений, но в непосредственной разработке правил вооруженной борьбы.

Несколько голосов раздалось против того, что, по сути, представляло собой апологию террора: в их числе следует упомянуть прежде всего Плеханова, будущего отца российской социал-демократии. Он выразил свое негодование по поводу того, что террористическая деятельность являлась единственно возможной, но видя, что его «политическое» предложение, шедшее вразрез с царившим в основной массе возбужденным настроением, было встречено гробовым молчанием, понял, что ничего другого не остается, кроме как отмежеваться от этой группы. Никто не собирался его удерживать.

Отныне у участников подобных собраний была лишь одна тема для обсуждения: против кого следовало в первую очередь направить террористическую деятельность? Какова ее цель? Расстройство всей политической системы посредством травли высокопоставленных сановников, уничтожение всех, кто осуществлял репрессивные меры, а также организация экономического терроризма в деревнях, преимущество которого состояло в том, что в него можно было втянуть крестьянство? Или же сосредоточить все усилия на устранении Александра II?

На протяжении двух месяцев заговорщики вели ожесточенные споры вокруг этой темы, однако уже сам выбор организации подразумевал ответ на вопрос, поставленный в Липецке: какая организация требуется для осуществления систематического террора? «Земля и воля» распалась в результате разногласий, возникших в Воронеже, освободив место для сугубо террористической организации «Народная воля» и народнического «Черного передела», в который вошли оставшиеся в меньшинстве бывшие члены «Земли и воли» и который стремился в большей степени отвечать требованиям крестьян. Однако деятельность «Черного передела» с самого начала подверглась порицанию: работа в крестьянской среде слишком часто не оправдывала возлагаемых на нее надежд, чтобы в очередной раз привлечь энергию большинства. Что же касается тех, кто приветствовал профессиональную террористическую деятельность, то они ощущали потребность влиться в ряды «Народной воли» — организации, образованной летом 1879 г. и отвечавшей подобным настроениям. Взгляды Плеханова в свою очередь эволюционировали в сторону ортодоксального марксизма, в котором предпочтение отдавалось идее о том, что экономика должна направлять процесс изменений и определять его ритм; идеал народников, который стремился сохранить «Черный передел», постепенно отмирал; новым идеалом становилось возможно большее число жертв террора, который праздновал свою победу.

«Народная воля» обзавелась Исполнительным комитетом и стала той самой революционной организацией, о которой ранее мечтали Нечаев и Ткачев и которая три десятилетия спустя позволила появиться на политической арене Ленину.

Тайное общество с иерархической структурой, руководство которым осуществлялось узким кругом лиц, обладавшими диктаторскими полномочиями, и в котором преобладала железная дисциплина, — все это в полной мере соответствовало воззрениям Нечаева. Но какой цели служило это отлаженное орудие террора? 26 августа 1879 г., когда по этому вопросу удалось достичь согласия, Исполнительный комитет склонился в пользу тезиса Михайлова: «Во второй половине своего царствования император свел на нет все то хорошее, что было сделано в первой половине его правления». Исполнительный комитет вобрал в себя совсем небольшую группу заговорщиков, число которых изначально равнялось одиннадцати, затем возросло до двадцати пяти, поскольку посредством голосования было решено включить в его состав ряд опытных революционеров, среди которых были две женщины, хорошо известные участникам революционного движения: речь шла о Софье Перовский и Вере Фигнер, которым было суждено сыграть еще более значительную роль в истории движения. Именно этот узкий круг лица 26 августа приговорил Александра II к смерти, что было признано первоочередной задачей революционной борьбы.