Позднее, перед тем как отправиться в обратный путь в столицу, он обратился с патетическим призывом к своему старшему сыну — тому самому, который не признал новой жены отца и опасался подвижек в порядке наследования: «Если мне суждено погибнуть, я доверяю тебе заботу о моей жене и детях. Твое дружелюбное отношение к ним, которое мы с радостью отмечали, дает мне основания думать, что ты сможешь их защитить. Моя жена не наследует ничего из имущества нашей семьи. Все, чем она владеет в настоящий момент, принадлежит ей, и ее семья не имеет ни малейшего права заявлять на это свои права. Поскольку о нашем бракосочетании не было объявлено публично, вся сумма, которую я перечислил в Государственный банк, принадлежит исключительно ей, как о том свидетельствует документ, который я ей передал. Это моя последняя воля, и я убежден в том, что ты отнесешься к ней с уважением».

Император также принял решение о том, что после его смерти ответственность за воспитание их детей будет всецело возложена на мать, а в случае ее кончины опека будет поручена генералу Рылееву.

Все эти распоряжения свидетельствуют о той постоянной заботе, которую Александр проявлял по отношению к своим близким, а также, возможно, о том, что он предчувствовал скорый конец.

1 марта 1881 г., отдав распоряжения по поводу конституционной реформы, он выглядел умиротворенным, уверенным в том, что помог России вступить в новую эпоху. По крайней мере, она должна была вступить в нее в тот же день, если бы через несколько часов смерть императора не развернула Россию в обратном направлении…

1 марта выпало на воскресенье — день, в который император традиционно отправлялся в манеж для участия в военном смотре.

Несмотря на прогресс, достигнутый в обсуждении конституционной реформы, политическая ситуация в столице была крайне неспокойной. Конец 1880 г. был ознаменован всплеском университетских волнений, которые в феврале 1881 г. переросли в беспорядки. Отставка непопулярного министра народного просвещения графа Толстого, приход на его место довольно либерального по своему мировоззрению человека вызвали обеспокоенность в революционных кругах. Новый министр Сабуров был для них воплощением политического двурушничества, призванного усыпить бдительность революционного движения посредством назначения фигуры, придерживавшейся более открытых взглядов, но нисколько не собиравшейся менять сути проводимой политики. Первоначально возникла идея нанесения серьезного удара путем убийства вновь назначенного министра, однако было решено, что этот шаг не принесет пользы и только настроит либералов против революционеров. Вместо этого был разработан план подготовки такого инцидента, который всколыхнул бы общество.

8 февраля 1881 г. во время торжественной церемонии, проходившей в стенах университета, внутри которого собралось большое количество студентов и приглашенных лиц, один из студентов дал пощечину министру народного просвещения, приехавшему почтить мероприятие своим присутствием, после чего в начавшейся суматохе Вера Фигнер и Желябов, стоявшие за организацией провокации в отношении министра, попытались превратить инцидент во всеобщую манифестацию. Попытка окончилась провалом, однако необходимость вмешательства военнослужащих для водворения порядка свидетельствовала о том, что не бывает дыма без огня. В тот самый момент в полицию поступила информация о готовившемся покушении, но полицейские чины не могли проверить ее достоверность. В этих условиях требовалось противостоять угрозе, не зная точного направления удара, усилить охрану резиденции императорской фамилии, а более всего — увеличить число полицейских, пропорционально масштабам нараставшего кризиса.

Александр не обращал внимание на многочисленные предупреждения. Особенно утром 1 марта, когда он по обыкновению собирался отправиться на прогулку. Возможно, предчувствуя беду или просто находясь под влиянием слухов о готовившемся покушении, княгиня Юрьевская умоляла Александра отказаться от этой затеи. Он противился на том основании, что даже если бы на него и было совершено покушение, оно все равно не увенчалось бы успехом: разве не предсказывала ему гадалка, что он погибнет после седьмого покушения? Тогда как на тот момент их было совершено всего пять.

Тела погибших лежали на земле, но император был невредим. У него был повод поверить в предсказание! Однако, чересчур доверившись предсказанию, Александр вместо того, чтобы как можно скорее уехать с места покушения, поспешил на помощь раненым. И именно тогда вторая бомба была брошена прямо ему под ноги. Он упал — окровавленный, истерзанный, но еще живой. После этого его доставили во дворец, где он спустя некоторое время умер в окружении своей семьи.

Картина была страшной. Племянник императора великий князь Александр Михайлович, описывал ее следующим образом: «Правая нога была оторвана, левая раздроблена, лицо и голова покрыты ранами. Один глаз был закрыт, другой ничего не видел».

Напротив умиравшего стоял юноша тринадцати лет, одетый в форму моряка, с ужасом смотревший на истерзанное тело своего дедушки. Это был Николай Александрович, старший сын цесаревича, которому совсем скоро самому было суждено стать наследником престола. Если бы его дед и начал свое правление в счастливый час, будущий император Николай II все равно никогда не забыл бы ни о его ужасной кончине, ни о том, что его убийцы во имя свободы — разве не на их знамени было начертано «Народная воля»? — оборвали жизнь того, кто как раз освободил свой народ.

Среди тех, кто собрался вокруг умиравшего императора, раздался голос: «Вот к чему ведет конституция!» Сколь ужасный урок для будущего российского императора!

Кропоткин, не принадлежавший к партии императора, также извлек из происшествия определенный урок. Обращая внимание на тот факт, что после взрыва первой бомбы Александр II проигнорировал предупреждение кучера, заклинавшего его не выходить из кареты и ехать дальше, он отмечал: «Александр II вышел. Он знал, что честь военного обязывала его склониться над ранеными и сказать им несколько слов». Кропоткин делал вывод о том, что Александр II проявил мужество солдата, но не выказал хладнокровия, должного государственному мужу.

Вернемся назад и попытаемся разобраться в этом новом покушении и причинах его успеха. Как и в остальных случаях, покушение могло не состояться (после взрыва кареты император не пострадал) и оказалось успешным потому, что вторая бомба достигла цели. Очевидно, террористы извлекли уроки из прошлых неудач.

Покушение было подготовлено ветеранами, принимавшими участие в предыдущих операциях: Михайловым, осуществлявшим общее руководство, Желябовым, Софьей Перовской, Верой Фигнер. Кроме того, были набраны подрывники. Территориально покушение готовилось в доме, в котором жил и умер Достоевский, в самом центре столицы. Посетитель, сегодня направляющий свои стопы к этому дому для того, чтобы восхититься квартирой-музеем автора «Бесов», с удивлением узнает о том, что простая перегородка отделяла место проживания Достоевского от той самой комнаты, в которой штаб «Народной воли» готовил свое главное покушение. Смежное с квартирой Достоевского помещение было арендовано в ноябре 1880 г. Александром Баранниковым — тем самым статным молодым человеком благородного происхождения, который 4 августа 1878 г. участвовал в убийстве генерала Мезенцева. Впоследствии он испытал сильное разочарование в результате отступления из деревни, где он искал убежища, и поэтому неудивительно, что вскоре он оказался замешан в устройстве революционной организации в Липецке — вместе с теми, кому суждено будет сыграть ключевые роли во всех покушениях на императора: Михайловым, Квятковским, Желябовым, Гольденбергом. В ноябре 1879 г. Баранников принимал участие в прокладывании туннеля к зданию Московского вокзала и принадлежал к числу опытных террористов, имевших твердое намерение больше не допускать провалов.

Годом позже этот необычный квартиросъемщик примет в своем новом жилище многих: прежде всего основного организатора покушения Михайлова в сопровождении «пассионарной» Александры Корбы, Перовской, Желябова и в особенности Николая Клеточникова — незаменимой фигуры, информатора, действовавшего в самом сердце полицейского аппарата, прилежного служащего Третьего отделения, которому было поручено ставить революционеров в известность о возможных угрозах. Тайные сборища проходили на квартире постоянно, тогда как за стеной работал Достоевский. Соседство с автором «Бесов» — произведения, в котором много места отводилось размышлениям о терроре, его организации, но также теме вины и покаяния и герои которого напоминали собравшихся за стеной заговорщиков, — выступает в качестве символического олицетворения России начала 1880-х гг., где иллюзии о якобы возложенной на террористов «миссии» по спасению человечества соседствовали с размышлениями эсхатологического характера о будущем этой страны.