Если на образ мыслей молодого поколения воздействие Бакунина оказалось глубоким, влияние на развитие практической деятельности было несравненно менее значительным. Первопричиной этого явилось то, что, как и в случае с Лавровым, пребывание в ссылке значительно затрудняло осуществление практического руководства.

В России ярым пропагандистом идей Бакунина стал Нечаев, который пошел гораздо дальше своего учителя, определив образ жизни и характер деятельности революционера.

Сергей Геннадьевич Нечаев сильно отличался от большинства представителей интеллигенции, в чьей среде в конце 1860-х гг. ему было суждено сыграть решающую роль. Он был выходцем из народа, сыном крепостной крестьянки, получившим крайне несистематическое образование, несмотря на то, что у него очень рано обнаружилась неуемная страсть к чтению и он прочел все, что касалось развития революционных идей и истории революционного движения. Он попытался сдать экзамены для поступления в университет, но, провалив их, стал в качестве вольного слушателя часто посещать Московский университет, где принимал участие в студенческих кружках, в которых в результате покушения Каракозова воцарилось большое оживление. Последовавшие за покушением репрессии и неустанный полицейский надзор заставили эти кружки уйти в подполье. В одном из подпольных комитетов, целью которого являлась вербовка студентов и подготовка их к революционной деятельности, Нечаев сошелся с Ткачевым.

В конце 1860-х гг., как и все народники, Нечаев пребывал в напряженном ожидании знаменательной даты 19 февраля 1870 г., представлявшей собой момент, когда девять лет спустя после реформы крестьянам будет предоставлена вторая возможность сделать выбор. Нечаев считал, что именно тогда крестьянское сознание должно пробудиться. Но в отличие от народников он уже убедился, что предоставленное самому себе крестьянство было ни на что не способно, что только организация революционного движения — организация, поставленная на строгих и профессиональных началах, — была в состоянии превратить крестьянский бунт в целенаправленную борьбу, призванную коренным образом изменить политическое и социальное устройство России.

Утвердившись в своих убеждениях и укрепив установленные в Москве связи, Нечаев вернулся в Швецию, где находился Бакунин, с целью передать возглавляемое им движение под контроль анархистской организации. Бакунин и Огарев также на протяжении многих лет призывали студентов к революционному действию. Нечаев представлялся им человеком, сумевшим дать жизнь их идеям в России, реализовать их на практике. С момента их первой встречи, несмотря на воодушевление, проявляемое поначалу двумя его друзьями, можно было предвидеть весь масштаб грядущей трагедии, которую Бакунин заранее предчувствовал. В апреле 1865 г. он писал по поводу Нечаева, с которым он только недавно познакомился: «Здесь рядом со мной находится один из тех юных фанатиков, которые не ведают сомнений, ничего не боятся, которые знают, что многим из них суждено погибнуть от рук власти, но которые тем не менее полны решимости беспрерывно бороться до тех пор, пока народ не восстанет. Эти юные фанатики бесподобны: верующие без Бога и герои без лишних слов».

Сотрудничество, установившееся между Бакуниным и Нечаевым на первом этапе их отношений, привело к появлению знаменитого произведения, поразившего воображение современников, и по сей день рядом своих положений производящее ошеломляющее впечатление: речь идет о «Катехизисе революционера», авторство которого временами приписывается им обоим, а порой — одному из них. Здесь неуместно пускаться в дискуссию о том, кто на самом деле был автором «Катехизиса», поскольку вопрос этот до конца не решен. В любом случае справедливо придерживаться версии Мишеля Конфино, согласно которой текст обсуждался в Москве Нечаевым с товарищами еще до его первой поездки в Швейцарию в 1869 г. и был впоследствии переработан при участии Бакунина. Главное в этом тексте — его содержание.

С одной стороны, это произведение представляло собой учебник по революционной практике, в котором излагалась идея создания тайной организации с дробной и иерархичной структурой, состоявшей из небольших ячеек по пять-шесть человек каждая, которые подчинялись секциям, объединенным в единую сеть (статьи 1–3 основных принципов). С другой стороны, «Катехизис» являлся руководством, определявшим мораль и поведение революционера, которое характеризовало феномен самого Нечаева. Революционер определялся как «человек обреченный», у которого «нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью — революцией». И еще: «Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. […] Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель — беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно и неутомимо к этой цели, он должен быть всегда готов и сам погибнуть и погубить своими руками все, что мешает ее достижению».

«Катехизис» также определял отношения с другими революционерами и с обществом, но важнее всего остального был портрет революционера, который он живописал. Эта революционная аскеза, этот беспощадный образ мыслей, подготавливавший революционера к самопожертвованию во имя достижения цели, а также к тому, чтобы принести в жертву народу другого, своего врага, и даже ослабевшего товарища, — приводила современников Нечаева в ужас, тем более что тот по возвращении в Россию на практике применил заявленные им принципы по отношению к одному из единомышленников, студенту Иванову, убийство которого Нечаев вместе с тремя товарищами совершил 21 ноября 1869 г. под мнимым предлогом возможной измены.

Это убийство было совершено в лоне тайного общества, основанного Нечаевым в 1869 г. и получившего название «Народная расправа», или «Топор», — в соответствии со зловещим символом общества. Тайное общество имело печатный орган и было организовано на принципах, заявленных в «Катехизисе революционера»: ячейки из пяти членов, секции и центральный комитет. Железная дисциплина, секретность, приказы, спускаемые сверху — именно таким образом Нечаев рассчитывал привести народ к революции. Ленин высоко ценил личность этого фанатика, для которого «нравственно было все, что способствует торжеству революции, а безнравственно и преступно все, что мешает ему». «Революционер вступает в государственный, сословный и так называемый образованный мир и живет в нем только с целью его полнейшего, скорейшего разрушения».

«Катехизис революционера» изобилует указаниями на средства разложения органов власти, использования изъянов общества, манипулирования отдельными его представителями, — на самые гнусные средства, предназначенные для достижения цели.

Но Нечаев недолго оставался тем «блестящим фанатиком», которого в нем обнаружил Бакунин в 1869 г. После убийства Иванова он бежал за границу, в то время как ряд его единомышленников подверглись арестам. Однако это убийство и стремление Нечаева к навязыванию своего экстремистского видения революции вызвало раздражение Бакунина, еще более сильное, чем мания величия Нечаева — никто не знал наверняка, какие из его деяний были совершены на самом деле, поскольку он распускал слухи о своих бесчисленных арестах и побегах. В очень длинном письме от 2 июня 1870 г. Бакунин пишет Нечаеву о надеждах, которые он на него возлагал: «Признав Вас из всех мне известных русских людей за самого способного для исполнения этого дела». «Однако, — добавлял он, — вы не знакомы с общественными условиями, привычками, нравами, мыслями и обычными чувствами так называемого образованного мира». И уже здесь Бакунин приходил к выводу о том, что невежество Нечаева в сочетании с фанатизмом, не чуждым мистицизма, «обрекали его на неминуемые промахи».

В этом же письме Бакунин осуждал также характер Нечаева и все его поведение: «Ненависть ничего не создает; не создает даже силы, необходимой для разрушения, а следовательно, ничего и не разрушит». Несколькими днями позже, 10 июня, он напишет своим друзьям: «Нечаев должен перестать мнить себя Людовиком XIV, говорившим: „Государство [читай революция] это я“… Его диктатура принесет катастрофические последствия в России и за границей».