16 мая 1858 г. Муравьев подписал Айгуньский договор, провозглашавший левобережье Амура — к тому же уже занятое войсками России — ее владением, в то время как правый берег реки оставался за Китаем. Договор предусматривал, — а эта статья имела огромное значение для интересов России, — что только китайские и русские суда могут плавать по рекам Амур, Уссури и Сунгари. Наконец, земли к востоку от Уссури оставались в общем владении обоих государств впредь до определения границ.

4 октября 1860 г. наступила очередь совсем еще молодого генерал-майора Игнатьева[108] подписывать в Пекине договор, дополнявший Айгуньский[109]. Он касался прежде всего территорий, остававшихся в общем владении с 1858 г.: правый берег Уссури признавался принадлежащим России, а левый — Китаю. Появился Уссурийский край, граничащий с Кореей, будущей сферой интересов России. Но уже в 1860 г., присоединив Приамурье и Уссурийский край, Россия усилила свои позиции на Тихоокеанском побережье и могла начать их заселять. Этим в основном занимались казаки. Около ста станиц с населением 10 тыс. человек появилось на берегах Амура, а основанный тогда же город Благовещенск стал центром этой колонизации.

Чем же определяются некоторые противоречия в решениях Александра II по международным вопросам? В первые годы его правления для того, чтобы восстановить могущество, утраченное Россией в 1856 г., все средства были хороши. Он поддерживал предложения Горчакова и разыгрывал французскую карту, чтобы вернуться на европейскую арену, отказавшись от традиционных альянсов. Победы Наполеона III в Крыму, его внезапное появление в роли дирижера европейского концерта и относительно примирительная позиция Валевского на Парижском конгрессе способствовали этому временному повороту. Сближение с Парижем позже было отвергнуто не в результате непоследовательности политики, а потому что с французской стороны возникли два препятствия: проволочки Наполеона III, для которого это сближение было лишь средством нейтрализовать Россию в пользу собственных экспансионистских планов, а уж никак не целью; традиционно теплое отношение Франции к Польше, проявившееся во время восстания 1863 г. Эти два фактора объясняют, почему после «французского момента» внешней политики Александра II русский монарх обратился к давним друзьям, которым всегда отдавалось предпочтение Паниным, а затем Нессельроде.

В европейской политике Александр II, таким образом, не принимал противоречивых решений, а был образцом постоянства, всегда пытаясь создать оптимальную внешнюю среду для проведения своих реформ. Годы пересмотра европейской политики были для России особенно сложными, поскольку мир, заключенный по итогам Крымской войны, не привел к завершению конфликтов, в которых участвовала Россия. Так, Кавказская война продолжалась почти до конца 50-х годов XIX в., а капитуляции Шамиля, как бы важна она ни была, было недостаточно, чтобы усмирить беспокойный регион.

Наиболее успешно внешняя политика нового монарха складывалась в Средней Азии. В начале продвижения по этому региону Александру II пришлось сделать сложный выбор. Он был занят осторожным поиском новых союзов в Европе, необходимых для возрождения страны. Благоразумие, желание превратить Россию в мирную и стабильную страну, стереть постыдные воспоминания о «жандарме Европы» и обеспечить утверждение доктрины Горчакова, знаменитого «сосредоточения», ни в коей мере не сочетались с политикой экспансии, пусть даже в регионах, удаленных от Европы. Александр II выжидал, предоставив армию, которая на границах степи обеспечивала безопасность самой себе, и дал зеленый свет завоеванию, только убедившись в тщетности своих попыток обольстить Европу.

А разве поддержка, оказанная полякам Францией и Англией, не оправдывала этот поворот? С начала 60-х годов XIX в. экспансия в Средней Азии была реваншем России за унижение в Крыму, за бесконечную Кавказскую войну, за франко-польский сговор, к тому же Александр II нашел еще одно оправдание в своих великих реформах: Средняя Азия предлагала освобожденным, но неспособным выкупить свои земли крестьянам, широчайшие возможности в полной мере наслаждаться дарованной им свободой. Колонизация открывала для реформы неожиданные, но удачно дополнявшие ее перспективы.

Как сочетается эта четкая и умело проводимая политика возрождения, в которой путеводной нитью всегда были национальные интересы России, с отказом от «Русской Америки» и Курил, отказом, тем более чувствительным, что с XVI в. тема «собирания земель» после свержения монголо-татарского ига всегда была центральной в определении внешней политики России. Возрождавшаяся Россия включала в свой состав Украину, Прибалтику, часть Польши; она расширилась до Тихого океана, ее первопроходцы пересекли Берингов пролив. Никаких отказов, только вперед!

Здесь выбор Александра II вписывается в общее видение интересов России. Немного поколебавшись, Соединенные Штаты выразили желание приобрести российские территории. Польское восстание продемонстрировало, что Соединенные Штаты могут быть полезными для России в отличие от Франции и Англии. Россия и Соединенные Штаты не соперничали ни в чем, за исключением присутствия первой на американской земле. С 1863 г. Горчаков утверждал, что это присутствие слишком дорого обходится стране. Американо-английское соперничество также являлось сильным аргументом в пользу укрепления дружбы России и США. Это было продемонстрировано в июле 1866 г., когда группа американских туристов, в том числе тогда еще малоизвестный Марк Твен, посетив Крым, была, к своему удивлению, радушно принята императором в Ливадии. Дружба с Америкой, уверенность в том, что с учетом глобального видения равновесия в тихоокеанском регионе экспансия России в Приамурье и Приморье имела гораздо большее значение, чем в Америке, — все способствовало улучшению взаимоотношений.

Если говорить о Курилах и Сахалине, то у России была еще одна причина отказа от них, которая также вписывается в общую долгосрочную концепцию внешней политики: это сложная внутренняя ситуация в Японии и опасения, что в нее вмешаются великие державы[110], которые укрепятся на Дальнем Востоке. Это заставило Александра II удовлетворить требования Японии и установить с ней отношения нейтралитета, отказавшись даже от назначения посла в Эдо. Позиции, завоеванные в ущерб Китаю, и необходимость обеспечить безопасность русского флота на Тихом океане также склоняли чашу весов в пользу уступки островов. И здесь вновь желание защитить завоеванные позиции, считавшиеся отправным пунктом для новых действий, заставило Александра II пойти на неожиданные территориальные уступки.

В конечном счете никакой непоследовательности, а во всех отношениях поиск наилучших решений для того, чтобы вернуть России статус великой державы после 1856 г. и подготовить выход на новые передовые рубежи.

К 1865 г. Александр 11 правил уже десять лет. По итогам этого периода у него были все основания для гордости. Страна, которую он возглавил после своей коронации, пережила унижение вследствие поражения, крушения иллюзий, питаемых с 1815 г. Кроме того, она болезненно переносила свое отставание от европейских держав. И именно в этой стране, где никто до него не осмеливался перевернуть основы социального порядка, зная, что будет подвергнут за это осуждению, этот правитель, гораздо менее волевой и решительный, чем его великие предшественники, отважился, вопреки чаяниям земельной аристократии, всегда составлявшей опору трона, провести грандиозную реформу, которую крестьяне ждали уже более столетия — с тех самых пор, как Петр III даровал свободу дворянам. В то же самое время было положено начало другим реформам, и Россия после 1865 г. более ничем не походила на ту Россию, которую мир знал десятью годами ранее. Нагоняя унизительное для нее отставание, она также восстановила свои позиции в Европе, несмотря на то, что призрак разгромленной Польши являлся наглядным подтверждением того, что свобода еще не стала в полной мере достоянием Российской империи. Однако сложно не заметить, что ни одна сторона русской жизни не осталась обойдена реформаторскими устремлениями Александра II.