Эти финансовые проблемы приводили к конфликтам с центральными властями и вызывали недовольство населения, столкнувшегося с тем, что земства неохотно несли некоторые расходы. Испытывая хроническую нехватку денег, они стали все чаще обращаться к займам; поскольку Государственный банк отказывался ссужать земствам, имевшим репутацию недобросовестных плательщиков, они обратились к фонду обязательного страхования, финансировавшемуся из страховых взносов крестьян, которые, таким образом, в конечном счете и стали настоящими заимодавцами и главным источником доходов местных властей, испытывавших хронический дефицит бюджета. Поэтому поземельный налог постоянно рос, ложась тяжким бременем на плечи крестьян, тем более что размер суммы, подлежавшей обложению, весьма разнившийся по регионам, часто больше бил по простому крестьянину, чем по помещику. Можно ли его рассматривать как классовый налог, наиболее благоприятный для дворян, поскольку они преобладали в земствах, которые принимали налоговые решения, или как сложный налог, от которого образованные дворяне уклонялись, занижая качество и доходность своих земель более умело, чем простой крестьянин? В любом случае, проведение в жизнь реформы в условиях, когда фискальные органы не располагали необходимыми статистическими инструментами и кадастром, необходимым для оценки земель, способствовало — по крайней мере, первое время — неразберихе и росту материальных трудностей крестьян.
К финансовым проблемам земств прибавлялись трудности, исходившие из постоянно напряженных отношений с бюрократией. Несомненной слабостью Положений 1864 г. являлось то, что новые органы были «привиты» местной администрации, добавлены к ней, в то время как существующие структуры модифицированы не были. Не было четко определенных отношений между земством и местными представителями ведомств и министерств, так же как и между земствами и низшим общественным уровнем. Первый уровень, уездный, был, учитывая размеры этой административной единицы, слишком удален от деревни или села, что не позволяло заслужить доверия среди населения. На другом полюсе политической жизни земству недоставало возможности получить доступ к центральным органам власти, к законодательному процессу. Общенациональное земство могло сыграть эту роль, но оно так и не появилось. Местная бюрократия считала земства второстепенными инстанциями, у которых не было права бесконтрольно осуществлять свою деятельность. Она видела в любой инициативе с их стороны вторжение в пределы ее компетенции. Чаще всего между бюрократией и земствами начиналась война на измор, что в итоге наносило ущерб обеим сторонам: и затраченным на это впустую временем, и отрицательным резонансом в обществе, которое по-прежнему пыталось понять, у кого же настоящая власть. Хотя этот конфликт между администрацией и органами самоуправления был общим правилом, временами появлялись примеры настоящего сотрудничества двух полюсов власти на местном уровне. Но недоверие и мелочность, часто определявшие характер их взаимоотношений, помешали реформе добиться того успеха, на который рассчитывали ее создатели.
Среди критических стрел, выпущенных в адрес земств, преобладание дворянства — не самая острая. Тем не менее этот факт заслуживает изучения. Несомненно, доля крестьян, согласно документам 1864 г. — 40 % в уездных собраниях, не соответствовала их подавляющему численному преимуществу в обществе. Но их представительство также варьировалось в зависимости от региона. Там, где дворяне сохраняли крупные поместья, они располагали большим количеством мест, чем крестьяне, иногда значительно превышая определенную для них квоту. Но там, где не существовало дворянской собственности, крестьяне имели относительное большинство. Однако необходимо отметить, что крестьяне не всегда умели пользоваться теми возможностями, которые им предоставляли Положения, выбирая активных и заинтересованных представителей. Плохо понимая важность земства и выгоду, которую можно из него извлечь, они часто полагались на дворян, поскольку у тех была возможность выбирать кандидата вне своего сословия, прежде всего на уровне губернского земства и тем более управы. Или же они выбирали мелких чиновников, священников или сельских старост, т. к. привыкли, что те улаживают их разногласия и представляют их в местных органах власти.
Для объяснения подобного положения вещей есть множество причин. Вступив в силу, так быстро после освобождения крестьян, Положения 1864 г. застали врасплох крестьянство, уже приведенное в замешательство глубокими переменами, подразумевавшими для каждого свободу, необходимость приобретения земель, несение личной ответственности. Крестьянство в 1861 г. было практически поголовно неграмотно и за три года еще не освоило азов тех знаний, которые помогли бы адаптироваться к миру, столь отличному от того, в котором оно жило до сих пор.
Впрочем, местные архивы свидетельствуют, что в первые годы создания земств крестьяне участвовали в них охотнее, чем в последующие, поскольку понимали, что вопросы, которыми занимались эти инстанции — поземельный налог, переход с барщины на оброк — были связаны с их новым свободным положением. Земская школа также была для них поводом проявить интерес к земству, которое брало за нее ответственность. Но их часто отпугивали различные финансовые и технические проблемы, связанные с земствами, которых они не понимали, и они испытывали недоверие к учреждениям, которые теоретически ставили их наравне с бывшими хозяевами. На равных общаться с господином, крепостным которого ты был еще вчера — такая перемена многим давалась с трудом. Впрочем, то же касалось и дворянства. Наконец, поскольку в ведении земства находились вопросы налогообложения, крестьянин был склонен видеть в нем еще одного сборщика налогов, а не новое действующее лицо сельской общественной жизни, берущее на себя те обязанности, которые переложили на него государство и помещики. Даже участвуя в земстве в качестве гласного, крестьянин не верил в то, что сможет контролировать размеры сборов, которыми он облагается, равно как не мог контролировать государственные налоги. Так как же в таком случае он мог отождествлять себя с земством?
Все эти факторы спустя несколько лет, когда спала волна любопытства, повлекли за собой определенное безразличие крестьян к органам самоуправления, нежелание принимать в реформе участие путем голосования или тем более путем выдвижения кандидата. А разве можно пренебречь тем фактом, что по принципиальным причинам из опасений поощрить коррупцию было решено, что гласные губернских собраний должны отправляться на выездные сессии и жить за свой счет в административном центре региона, зачастую находящемся в нескольких днях пути от их места жительства. И если делегаты первого сословия могли пойти на такие расходы, их трудно было нести крестьянину-гласному, который к тому же на много дней оставлял свою землю.
Несмотря на критику, справедливую или необоснованную, которая сопровождала реформу 1864 г. и ее осуществление, нельзя забывать энтузиазм, с каким она была встречена, пусть даже к нему примешивались неразбериха и надежды, которые так и не оправдались. Тем не менее итоги деятельности земств впечатляют. Открывались школы, строились богадельни и сельские больницы (этим занимался чеховский земский врач), а земледельцы получали консультации и финансово-технические средства, которых им до этого крайне не хватало. Наконец, можно ли назвать более важное мероприятие для обеспечения безопасности крестьян, чем страхование от пожаров на селе, где деревянные строения могли заняться огнем в любой момент? За все это земство несло ответственность и в целом выполняло свои обязанности. При взгляде на деревню с ее устаревшими методами хозяйствования, неграмотным крестьянством, сбитым с толку слишком быстрыми переменами, вклад земств кажется недостаточным, а следовательно, не оправдавшим надежд. Но нельзя недооценивать то, до какой степени вся система существующей власти — самодержавие, опирающееся на все парализующую бюрократию, — оказалась ослабленной этими новыми структурами. Нельзя также недооценивать влияние этой реформы на общественные настроения. Пусть даже в 1864 г. политический строй России, казалось, оставался неизменным и даже укрепился, гроздья гнева уже начинали вызревать.