– Что «но»… что «но», Шмундт?! По какой причине Йодль до сих пор не в состоянии войти в гостиную?! Он что, ждет моего особого приглашения?!

– Но… мой фюрер, полчаса назад вы лично приказали мне сообщить генералу Йодлю, что его доклад о поездке в Сталино перенесен на полдень. Йодль сразу же пошел… спать.

– Шмундт, как вы себе это, шайсе, представляете?! Я жду Йодля целые сутки, и когда он наконец достигает моего порога, приказываю отправить его… спать?! Шмундт, я что, похож на дементного старика?! Кто из нас двоих сошел с ума? Я или вы?!

– Прикажете вернуть генерала Йодля?

– Хм… – Гитлер исподлобья посмотрел на Шмундта. – Я не отменяю своих приказов! Если я приказал расстрелять монахов, они должны быть расстреляны, даже если вся Шамбала встанет на их защиту! Если я приказал Йодлю спать, пусть спит!

Гитлер опустошенно размяк в кресле. Зрачки закатились за верхние веки. Шмундт уже хотел попросить разрешения покинуть апартаменты, но неожиданно Гитлер повернул голову в его сторону и заплетающимся языком прошептал:

– Шмундт, вам не кажется, что мы в России сражаемся с вервольфами? Евреи зомбировали русских! Они перестали бояться смерти и чувствовать боль! Как идиоты! В сорок первом… их военнопленным специально не оказывали медицинскую помощь. Они лежали и сидели на траве в ряд. Обожженные огнеметами и побитые шрапнелью. У одного пуля срезала нижнюю челюсть. Кусок мяса из раны не закрывал трахеи. Сквозь нее пузырилась кровь… У других осколки и шрапнель вырвали куски мяса! Они не кричали и не стонали. Они даже никого не проклинали! Люди не могут терпеть такую боль! Люди не могут бросаться с гранатами под танки! Шмундт, что так отчаянно защищают эти безумцы? Нищие колхозы? Сибирские лагеря? Рабский строй? Кровавого кавказца? Почему чтобы их убить, нужно сперва застрелить, а затем размазать по земле гусеницами танка?!

Гитлер открыл глаза и тяжело посмотрел мимо своего главного адъютанта.

– Шмундт! Если так будет продолжаться, мы проиграем войну! Нельзя растоптать тени и убить мертвецов! Шмундт! Пусть Йодль выспится! Я приму его, как обещал! Мертвые подождут!

К докладу Йодля Гитлер явился уже несколько посвежевшим. К утру ему все же удалось вздремнуть. Кажется, он видел во сне Еву, которая удивительным образом была похожа на незабвенную Гели Раубаль.

Во сне, как наяву, он увидел, как Гоффман, буквально через полгода после странного самоубийства Гели, повел его в кинотеатр, где он «по чистой случайности» оказался рядом с Евой, которую иногда потчевал мороженым еще при жизни Гели. Видеть во сне обеих своих самых преданных любовниц в одном лице показалось Гитлеру занятным и даже трогательным.

Проснувшись, он не без удовольствия вспомнил, что тогда с Евой смотрел кино, обедал в ресторане «Остерия Бавария», посещал оперу и выезжал на природу. А ночь проводил в объятиях своей племянницы Гели Раубаль, которая прекрасно знала, что у ее дяди есть подруга.

И уж совсем ненароком, но тоже с удовольствием Гитлер вспомнил преаппетитную пышечку, дочь Гоффмана, Генриетту, которая всеми силами пыталась отбить его у двух привилегированных соперниц. Она была всего на три дня старше Евы, и фюрер позволял себе прогуливаться с ней под руку и приглашать в музеи.

Но походя «попользоваться» дочерью своего друга Гоффмана было выше его сил. Гитлер всегда жил по понятиям созданной им национал-социалистической партии. А по ее понятиям партайгеноссе не мог обидеть партайгеноссе!

Итак, на встречу с Йодлем фюрер пришел «в настроении». И никто не имел права без крайней необходимости испортить его.

Йодль и Кейтель в вермахте считались «людьми Гитлера». Им было многое позволено, но они себе немногое позволяли. Впрочем, Йодль, минуя своего непосредственного начальника Кейтеля, умудрился установить с фюрером прямую связь, ценил его за нестандартное мышление и отменную силу воли, считал, что тот обладает шестым чувством и, безусловно, добьется великих побед.

До сих пор Гитлер всегда мог рассчитывать на сугубую лояльность обоих генералов и бережное отношение к его полководческому имиджу. В отличие от Гальдера, этой аристократической военной белой косточки, хотя, по мнению Гитлера, уже порядком обглоданной временем.

Именно поэтому Гитлера не на шутку рассердило и встревожило недавнее отчетливое заступничество Йодля за Гальдера. Это было ново и крайне чревато! Кастовой солидарности в армии Гитлер всегда боялся больше всего.

Ему сразу же припомнилась операция по вторжению в Норвегию «Везерюбунг». Тогда Гитлер, вопреки установленному правилу, в обход ОКХ поручил проведение «Везерюбунга» ОКВ, то есть Кейтелю и Йодлю.

Вся операция была спланирована Йодлем и его штабом. Все прошло блестяще. Но противным томми все же удалось потопить десяток германских эсминцев, прикрывавших высадку альпийских стрелков генерал-майора Эдварда Дитля в Нарвике. Кроме того, 14 апреля они высадили большой десант к северу от Нарвика. Растерявшийся Гитлер приказал Дитлю срочно отступить на юг.

Йодль был обескуражен вопиющей недальновидностью своего кумира и постарался тактично объяснить Гитлеру, что отступление на юг не только невозможно, но и может привести к потере множества транспортных самолетов, которым для поддержки и пополнения альпийских стрелков придется садиться на замерзшее озеро.

Пораскинув мозгами, фюрер согласился отменить вздорный, по мнению Йодля, приказ. Но командование кригсмарине заявило, что если группа Дитля останется на месте, то непременно будет уничтожена. Его поддержал и Геринг, убеждая фюрера в полнейшей невозможности обеспечить прикрытие Дитля с воздуха. Собственно говоря, сделал он это исключительно из желания нагадить Кейтелю и Йодлю. Но ввергнутый в полнейшую прострацию Гитлер – он органически не переносил любую неопределенность, амбивалентность и взаимоисключающие точки зрения – впал в истерику и, бия себя кулаками в грудь, приказал Дитлю, при этом зачем-то повысив его в звании, экстренно покинуть столь сомнительный Нарвик.

Обер-лейтенант Бернхард фон Лоссберг, подчиненный Йодля, отказался передать этот «преступный приказ» Дитлю, а Йодль впервые, потеряв самообладание, стукнул кулаком по столу и заявил Гитлеру, что группа Дитля должна сражаться там, где ей указано ОКБ, до победного конца! И дергать ее в обход штаба ОКБ никому не позволено!

Пораженный яростным демаршем самого преданного своего генерала, фюрер мгновенно «определился» и во второй раз отменил свой приказ Дитлю. Норвежская кампания была выиграна. Довольный Гитлер пригласил Йодля отобедать, и с тех пор место за столом было для него зарезервировано. Но и удар кулаком по столу запомнил навсегда.

Йодль вошел в самый узкий круг Гитлера, в основном состоящий из цивилистов, главное достоинство которых в глазах Гитлера состояло в их безропотном обожании его персоны и способности с неподдельным интересом часами слушать его бесконечные застольные монологи.

Для трудоголика и отчетливого генштабиста Йодля участие в царских застольях создавало немалую проблему. Времени на работу почти не оставалось. Поэтому Йодль, рискуя потерять расположение Гитлера, навещал его трапезы лишь время от времени «на правах гостя».

По заведенной традиции Гитлер, войдя в зал заседаний, поздоровался со всеми за руку и, обратившись к Йодлю, вполне добродушно сказал:

– Ну что, Йодль, как съездили? Как там наш Лист? Он уже видит в бинокль нефтяные вышки Баку, как Паулюс центр Сталинграда?

Собственно, о положении дел на Кавказе фюрер узнал совсем недавно от самого Листа.

Тот в весьма корректной форме жаловался на разочарование его солдат результатами сверхчеловеческих усилий. Что, дескать, на ранней стадии операции «Блау», а затем «Брауншвейг» он не встречал организованного сопротивления противника. Но по мере углубления в приволжскую степь большинство его легионеров стали думать не о продолжении борьбы не на жизнь и смерть, а о возвращении домой. Что операции на фронте в сорок втором в корне отличаются от того, с чем столкнулся вермахт летом сорок первого. Что, войдя в предгорья Кавказа, немцы столкнулись с русскими, которые сражались ожесточенно потому, что защищали собственные дома. Что русским там помогает все: чудовищный климат, безразмерные горы, даже комары и мухи!