Горные стрелки прошли специальную альпийскую подготовку. Более того, некоторые побывали на Кавказе и в Приэльбрусье в качестве туристов и спортсменов буквально накануне войны».

Фюрер демонстративно повернул голову в сторону Геринга, и зрители услышали его немного хрипловатый голос:

– Я в курсе, что в двадцатые годы существовало некое мистическое общество «Эдельвейс» и вы, Герман, были его активным членом. Не правда ли?

– Яволь, мой фюрер! – на весь зал откликнулся бравый толстяк. – Это было отличное времечко! А сколько было выпито на его заседаниях первоклассного «Кромбахера»! Мистика!

Гитлер согласно кивнул головой и приложил палец к губам. Он навсегда запомнил предсказание тибетских монахов, что в этой войне победит тот, кто сбросит вражеское знамя с Эльбруса. Немецкого знамени там, слава богу, никогда не было, а значит, и сбросить его будет невозможно.

«Интересно, – машинально подумал фюрер, – а есть ли на Эльбрусе русский флаг?»

Но мысль скользнула, как по отполированному паркету, и закатилась куда-то под кресла.

«Командир одной из дивизий “Эдельвейса”, – диктору нисколько не мешали реплики из зала, – прежде занимался здесь альпинизмом и еще тогда выучил русский язык и даже некоторые местные диалекты. У него сохранились кунаки-побратимы среди местного населения, поэтому немецкие части располагали подробнейшими картами Приэльбрусья.

Вот что рассказал нашему корреспонденту командир одного из подразделений, штурмующих Кавказ, капитан Грот».

На экране возник широко улыбающийся крепыш с твердым мужским подбородком и голубыми глазами.

«Вечером 17 августа наша группа подошла по долине Кубани к перевалу Хотютау у западного подножья Эльбруса. Мы не встретили никакого сопротивления русских, но пришлось преодолевать взорванные мосты, крутые скалы и непроходимые осыпи.

На высоте почти 3000 метров под диким юго-западным склоном Эльбрусского массива у края ледника Уллу-Кам, – как заправский гид, слегка щеголял эрудицией кадровый офицер, – расположилась лагерем головная группа из двадцати человек. Еще до полуночи я послал разведку выяснить обстановку и вместимость приютов в районе Эльбруса. Не дождавшись ее возвращения, я со связником пошел ей навстречу. На восходе солнца мы находились на высоте перевала Хотютау. Перед нами открылся чудесный вид на царственные вершины Центрального Кавказа. На семнадцать километров с запада на восток протянулись языки ледников.

Я не поверил своим глазам, когда посреди выветренной, пересеченной многочисленными разломами ледяной пустыни на семьсот метров выше нас показался покрытый металлом, сверкающий на солнце отель».

Офицеры ставки, каждый из которых приложил немало усилий для осуществления операции «Эдельвейс», слушали и смотрели на капитана Грота, затаив дыхание. И чувствовали, наверное, то, что чувствовал ученый, впервые сквозь просвет в стене заглянувший в погребальную камеру в пирамиде Тутанхамона.

«К утру, – продолжал Грот, – мы добрались до этого своеобразного, напоминающего дирижабль здания и обнаружили, что оно занято противником. Я достал из рюкзака белый платок и, размахивая им, с видом полного отчаянья, едва живой от усталости, тяжело затопал по снегу к ближайшей русской пулеметной точке. Там я без сопротивления сдался в плен. Красноармейцы, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками, повели меня к отелю, где стояла группа офицеров.

С помощью своеобразного ломаного языка Восточного фронта мне удалось объяснить русскому командиру, что он окружен со всех сторон и я предлагаю хозяевам отеля свободное отступление во избежание кровопролития. После долгого совещания русское подразделение и ученые метеорологической станции начали спуск в долину Баксана».

Слово вновь взял диктор.

«На следующий день альпинисты 1-й и 4-й дивизий отдыхали перед восхождением на вершину».

Никто в темноте не обратил внимание, что при последних словах диктора фюрер, впавший было в некую задумчивость, вдруг резко выпрямился в кресле, подался всем корпусом вперед и стал прислушиваться к каждому слову.

«Вечером 20 августа по радио последовал категорический приказ командира 1-й горнострелковой дивизии: через день покорить Эльбрус. Ночью вокруг дома завывал сильный ветер, а в три часа утра команда начала восхождение. Разразился снегопад. Свечение неба в серых предрассветных сумерках ничего хорошего не предвещало. Вскоре завьюжило. Но штурмовая группа шла все дальше и дальше: шесть связок по три человека. Лидером группы был капитан Грот.

В одиннадцать часов обер-фельдфебель Крюммель установил флагшток с немецким военным флагом на ледяной вершине. Рядом был установлен штандарт с эдельвейсом 1-й горнострелковой дивизии и с горечавкой – 4-й горнострелковой. Покорители вершины торжественно, как на параде, пожали друг другу руки. Во время спуска с вершины альпинисты заметили, что военный флаг разорван ветром. Но и в таком виде он представлял величественное зрелище победы немецкого духа! Уже на следующий день специальный выпуск министерства пропаганды доктора Геббельса оповестил радиослушателей Германии и всего мира о высокогорной победе, которая может быть расценена как предтеча окончательной победы над СССР! Горными героями восхищались, их чествовали и награждали! На Кавказе Эльбрус зовется “горой счастья”. Существует поверье, что тот, кто несмотря на все опасности овладеет вершиной “горы счастья”, исполнится чудесной силы!»

В зале разразились оглушительные аплодисменты, многие вскакивали с мест с криками «Зиг хайль!».

Экран погас, но свет включили не сразу. И в кромешной тьме, перекрывая восторженный гул, над головами одуревших от счастья офицеров, все набирая силу, как божий глас, загремел клокочущий яростью голос Гитлера.

– Геринг! Это вы, дьявол бы вас побрал, отдали приказ залезть на эту идиотскую вершину?!

– Но, мой фюрер! – Геринг тяжело заворочался в кресле. – Вы же сами слышали… диктор сказал, что приказ пришел от командира 1-й горнострелковой дивизии. Мой фюрер! Я авиатор! Стрелковые дивизии мне не подчиняются! Скорее всего…

Тут в зале наконец вспыхнул свет, и все увидели Гитлера с искаженным от гнева лицом, стоящего над все еще пытающимся выбраться из узкого кресла рейхсмаршалом.

– Скорее всего… – по щекам Геринга, как слезы, катились крупные капли пота, – скорее всего, это затея Листа! Он, как собака, любит метить все завоеванные им территории! Мой фюрер! Будьте уверены: это его кунштюк!

Но Гитлер не слушал Геринга. В Гитлере, как всегда, метался смертельно уязвленный дух и, не находя выхода, разрывал его тело на части.

Даже Шпеер, в силу особой близости к фюреру не раз наблюдавший гнуснейшие его истерики, готов был поклясться, что в этот вечер в Гитлера вселились все души ведьм, оборотней и усопших Вальпургиевой ночи.

– Мерзавцы, параноики, чокнутые скалолазы! – Гитлер бросился к экрану, как будто хотел разодрать его на куски. – Мне даже не посчитали нужным доложить о готовящемся экстратрюке! И как я узнаю об этой гнуснейшей истории? Из какого-то дрекового киножурнала! Может, я уже не фюрер Германии?! Я приказал сосредоточить все усилия на Сухуми! Где Сухуми и где Эльбрус?! В самый разгар войны эти придурки играют в свои идиотские игры! Карабкаются на какую-то сумасшедшую «гору счастья», чтобы напитаться чудесной силы! И их за это еще и награждают как героев!

Руки Гитлера стремительно взлетели вверх, сжатые кулаки побелели от напряжения, глаза стали неопределенного цвета.

– А что если я прикажу всех этих горе-альпинистов и тех, кто их награждал, отдать под военный трибунал?! Там приговор окончательный и обжалованью не подлежит! И всем будет счастье! Немецкие войска пришли на Кавказ сражаться и умирать за бессмертные идеалы национал-социализма, а не упражняться в альпинизме! Гальдер! Где Гальдер?! Теперь вы видите, как благодаря вам и вам подобным исполняются мои приказы! Почему никто не остановил этих придурков? Я спрашиваю вас – почему?! Почему?! Почему?!