Вот и в день своего приезда в ставку Гитлер решил пойти навстречу своим «трупоедам»: к ужину подали маринованных угрей и вареных раков. Дождавшись, когда гости поднесли ко рту первый лакомый кусочек, он с сатанинской улыбкой на губах сообщил:
– А знаете, господа, на что ловят эту… мерзость? На дохлых кошек!
Присутствующие деликатно переглянулись, натянуто улыбнулись в ответ, незаметно положили свой кусочек угря на тарелку и переключились на разделку раков. Но фюрер, не дав им опомниться, как бы между прочим рассказал о мертвой бабушке, которую внуки бросили в ручей в качестве приманки раков.
– Раки облепили бедную бабульку со всех сторон, – весело смаковал новость Гитлер, – так что внукам осталось только вытащить ее из воды – и ужин готов!
Многие слышали эти кунштюки уже не в первый раз. Но и у них аппетит пропадал сам собой, от чего Гитлер приходил в неописуемый восторг.
Однако и это не все! Фюрер всех немцев был не просто вегетарианцем, а вегетарианцем-трезвенником. Но 28 июня пять отменно вооруженных и вышколенных армий группы армий «Юг» развернули широкое наступление по плану операции «Блау», а завтра 6-я армия генерал-полковника Паулюса, одного из создателей легендарного плана «Барбаросса», всей своей мощью двинется непосредственно в направлении Сталинграда, прикрывая северный фланг группировки, наступающей на Кавказ. И неслучайно, что именно Паулюсу Гитлер поручил после победы на Кавказе поставить жирную точку в русской кампании – выйти к берегам Волги и лишить Сталина последних иллюзий спасения.
За Кавказ – цель главного удара летней компании вермахта – надо было выпить даже такому безнадежному трезвеннику, как фюрер! И, поступившись принципами, Гитлер с бокалом вина в руке провозгласил первый и, как оказалось, последний на этом ужине тост:
– В коммунистической России есть два равновеликих географических полюса – Ленинград и Сталинград. Ленинград в кольце наших войск, и его дни сочтены. А Сталинград будет обречен уже завтра. За Волгой для русских земли нет, там мертвая земля: полгода день, полгода ночь. Паулюс поклялся мне отбросить русских за Волгу и загнать в сибирскую тайгу! Он не посмеет разочаровать своего фюрера! Пусть дикари поживут в медвежьих берлогах! А там посмотрим! Итак, за операцию «Блау»! За наш Сталинград! Прост!
Генералы недоуменно переглянулись. Сталинград во главе операции «Блау»? Это что-то новое! Фюрер оговорился!
Но остальные гости, среди которых были безымянные машинистки, личные стенографистки и присяжные стенографы рейхстага, личный биограф Генри Пикер, сменивший на этом посту министерского советника Генриха Гейма, и даже водители, поспешно осушили бокалы в надежде на следующий тост за окончательную победу немецкого оружия.
Однако фюрер страдал не только вегетарианством и трезвенничеством, но и врожденным речевым эгоизмом. Так называемый ужин и на этот раз оказался лишь поводом для очередного судьбоносного монолога. При этом фюрер не щадил ни себя, ни слушателей. И говорил до полного и всеобщего истощения сил. Таким образом, обеды растягивались на час-полтора, а ужины – до утра.
Говорилось обо всем подряд: об экономике, истории, войнах, климате и климаксе, о религии и способах обращения овчарки Блонди в вегетарианство, о предках германцев – греках, которых, в зависимости от темы и настроения, сменяли викинги, нибелунги, арийцы и даже атланты; походя доставалось женщинам за их верность, неверность, фригидность или распущенность; не обходил фюрер стороной качество бумаги и одеколона, любовь итальянцев к дуче и проявление вражды между партией и вермахтом.
Так, сразу же по приезде Гитлер увидел следы этого фатального противостояния в том, что служащие административной службы намеренно не провели канализацию в спальню рейхсляйтера Бормана, а вместо нее поставили под кровать коричневый ночной горшок – с явным намеком на цвет форменных рубашек членов НСДАП.
– Борман и Шмундт, крайне раздраженные этим вопиющим самоуправством, попросили меня разобраться, – голос Гитлера приобрел твердость меча нибелунгов, – и будьте уверены, я разберусь!
С начала войны фюрера захватили судьбы покоренных и еще не покоренных народов. Но две темы давили на его мозг, как тяжелый похмельный синдром, всегда и повсюду: коварные происки мирового еврейства, спасти мир от которого он и был ниспослан свыше, и, конечно, ни с чем не сравнимый, чудовищный интерес к самому себе.
Очень скоро гости поняли, что коричневый горшок Бормана – только прелюдия, второй тост фюрер подымет разве что на их поминках, и скрепя сердце приготовились к неизбежному, короче, к бессонной ночи.
А Гитлер, по-своему оценивший утренний восторг Бормана по поводу феноменальных достоинств местного населения, неутомимо перемещаясь по столовой, начал вдалбливать в головы своих покорных слушателей главное.
– Необычайно важно внимательно следить, чтобы каким-либо образом не пробудить в аборигенах чувство собственного достоинства. Поэтому никакого высшего образования! Максимум, чему следует их учить, – различать дорожные знаки! Но я целиком и полностью согласен с генералом Йодлем по поводу плаката на украинском языке о запрете ходить по железнодорожным путям. Вздор! Если один или несколько туземцев пожелают попасть под поезд – туда им и дорога! На уроках географии: Берлин – столица рейха, и заветная мечта каждого жителя Земли – хоть раз в жизни побывать там. Вполне достаточно научить туземцев немного читать и писать по-немецки. Чтобы никто не мог сказать, что он не понял приказа. Арифметика – непозволительная роскошь!
Вдруг Гитлер в упор посмотрел на гостей, как на потенциальных предателей.
– Не забывайте, – ожесточенно крикнул он, – что Вторая мировая война – это борьба не на жизнь, а на смерть! На Всемирном сионистском конгрессе мировое еврейство и его лидер Хаим Вейцман объявили нам войну и стали ярыми врагами национал-социализма! Евреи пытаются проворачивать в Европе свои гешефты, но уже священное чувство эгоизма должно побудить европейцев отвергнуть все это, поскольку евреи как раса способны вынести гораздо более суровые испытания, чем они. После войны, – Гитлер глубоко втянул в себя воздух, и лицо его потемнело от рокового прозрения, – после войны ничто не сможет заставить нас отказаться от намерения разрушать город за городом до тех пор, пока все евреи не покинут их и не отправятся на… Мадагаскар! Я был бесконечно рад, когда мне доложили, что мой родной Линц навсегда очищен от евреев. На очереди Вена и Мюнхен! Вполне возможно, – глаза фюрера подернулись поволокой мечтательности, – что английский солдат в этом придет нам на помощь. Да-да, господа, верьте слову, у англо-американцев антисемитизм развит гораздо сильнее, чем у немцев. Мы настолько сентиментальны, что до сих пор не можем не повторять: он хоть и еврей, но порядочный человек! В конце концов, мы должны признать, что именно немец создал «Натана Мудрого», а англичанин – «Шейлока»! Это национальный позор! Даже Сталин в беседе с Риббентропом не скрывал, что лишь ждет момента, когда в СССР будет достаточно своей интеллигенции, чтобы полностью покончить с засильем евреев в руководстве страны.
Гитлер говорил уже около трех часов. У многих слипались глаза, и они незаметно терли их пальцами, чтобы не уснуть прямо за столом. Все чувствовали себя голодными, смертельно уставшими и брошенными на растерзание злому гению.
Только три человека в офицерской столовой не ощущали дискомфорта. Биограф Гитлера Пикер, преклонявшийся перед мудростью шефа и собиравший материал для своей книге о нем, рейхсляйтер Борман, неустанно плетущий сеть интриг против высшего руководства рейха, желавший быть alter ego фюрера, знать, и всегда и везде пропагандировать его заветные мысли, и, конечно, сам Гитлер.
А не замечавший ничего оратор с упоением продолжал развивать свою любимейшую «еврейскую тему».
– Вспомните Ганзу, господа! Порядочность там стала несущим каркасом не только торговли, но и ремесла. Плута пекаря, завышавшего качество своей муки, неоднократно окунали в чан с водой, да так, что еще немного – и он захлебнулся бы. Но евреи, которых неосмотрительно стали выпускать из гетто, подорвали устои хозяйственной жизни, основанной на честности! Ибо еврейство, – от возбуждения Гитлер даже привстал на носки и выбросил вперед крепко сжатые кулаки, – это омерзительное свинячье отродье, которое давно пора истребить, добилось того, что цена назначалась в зависимости от спроса и предложения, то есть мерилом ее стали служить элементы, не зависящие от качества товара! Какое вопиющее кощунство!
