Прасковья не выдержала и расплакалась.

— Ох, правду сказала, чистую правдушку! — причитала она сквозь слезы. — Что тогда, что теперь мало счастья бабы видят, век в неволе живут. И кто те ключи найдет, бог один знает…

Федор погладил жену по щеке.

— Полно, Параня, слезы-то лить! — ласково сказал он. — Придет время, все по-другому жить будем, не одни мужики свободу получат. За то и бьемся…

Внезапно он смолк и задумался, в серых глазах мелькнула лукавая усмешка.

— Паранюшка, иди к ироду-то, доложи, что Кирюша какую-то книжку привез, ты не знаешь, что за книга. Заморочь ему голову, — сказал он жене, и Прасковья, умывшись, пошла к Мурашевым, а Федор о чем-то вполголоса начал совещаться с Аксютой.

Выслушав Прасковью, Мурашев обрадовался: «Теперь-то поймают с поличным!»

— Гляди, что Палыч будет делать с книжкой-то, скажешь мне потом, а я приду завтра, побеседую с ним. Вместе убедим, чтоб плюнул на смутьянов, а тех само начальство уберет. Вот и кончатся твои беды. А пока ступай, чтобы не хватился он тебя, — сказал Прасковье.

После ее ухода Петр Андреевич зашел к Наталье. Похлопав ласково по плечу, приказал:

— Иди, Натальюшка, поторгуй! Съездить мне надо недалече. Завтра вернусь.

Наталья, вздрогнув при входе свекра — ребят никого нет, — успокоенно вздохнула и, бросив шитье, пошла в лавку. Вскоре Мурашев на лучшей паре коней мчался в город и в полночь уже стучался к Нехорошко.

— Василий Моисеевич! Приехал сегодня из Петропавловска будущий зять Карпова и привез книжку от тех. У него сейчас… — сообщил, задыхаясь. — Я скакал всю дорогу. Надо ехать.

Уездный начальник проявил большую энергию. Через час на свежих лошадях они с полицейским скакали обратно. Своих лошадей Петр Андреевич оставил у сына.

Но как ни спешили, а в Родионовку приехали к завтраку. Остановились у Мурашевых. Полицейский сбегал за старостой, и, захватив двух понятых, Нехорошко пошел к Карповым. Там их уже ждали. Вчера вечером Прасковья еще раз сбегала к Мурашевым.

— Натальюшка! Где Петр Андреевич? Надо мне его, — сказала она, поспешно входя в лавку.

— Он завтра вернется, Петровна. Куда-то недалечко уехал, — ответила Наталья.

Прасковья вернулась домой.

— Ну, мужики, держитесь! За начальством поехал доносчик наш, — сказал Федор. — Вы пораньше приходите завтра сватами. Будем ждать за столом, — продолжал он. — Глядите в глаза начальству с уважением, а мы с Кирюшей книжку покажем. Глядишь, набожный человек в дураках и останется.

Когда уездный и понятые вошли, принаряженные жених и невеста сидели в переднем углу, а вокруг них сваты, мать Кирилла и Прасковья с Федором. На столе виднелись тарелки с хлебом, мясом и пара наполовину пустых бутылок водки.

Федор вскочил и, притворяясь опьяневшим, низко кланялся и просил всех к столу.

— Дочку пропил, ваше благородие, — говорил он, наливая водку в стаканы.

Нехорошко, оставивший полицейского во дворе, чтобы кто не вышел, засмеялся в ответ на приглашение.

— Жених, говорят, вчера только вернулся. Подарки-то невесте богатые привез? — спросил он.

— И, батюшка, да еще какие! — совсем пьяно заговорила Прасковья. — Я вам сейчас покажу…

Она пошла в соседнюю комнату, за ней двинулся староста. Вернулись обратно быстро. Прасковья размахивала шарфом и пальто.

Уездный, удивленный спокойствием Карпова, вдруг усомнился в достоверности сообщения Мурашева. «Возможно, напутал старик», — подумал он и решил не круто начинать разговор. Сев на услужливо подвинутый Федором стул, он внимательно осмотрел пальто и шарф и даже похвалил.

— А книжечку какую тестю привез? — спросил, отдав вещи Прасковье, и впился глазами в Федора.

— Книжку привез хорошую. У меня, ваше благородие, не как у иных прочих, дочь-то грамотейка, читает, — с бахвальством сказал Федор. — Хотите, сейчас и вам прочитает стишки. Маша! — закричал он громко. — Принеси книжку, что Кирюша привез. Она там, на окне.

— Ух, и смешная! Окся читала вчера, — сообщила девчушка, выбегая с книжкой в руках.

Нехорошко выхватил книгу, торопливо перелистал и недовольно поморщился. Неужели из-за этого он скакал восемьдесят верст?

— Стихи господина Некрасова. Это разрешено цензурой, — невольно произнес он вслух.

Федор поднялся из-за стола, встал против него и, будто начиная трезветь, вдруг заговорил:

— Постой, постой, ваше благородие! А какую же вы книжку у меня пришли искать? Я служил царю, разве у меня будут такие, что не разрешены? Да коли б такую он привез, — указывая на Кирилла пальцем, горячо продолжал Карпов, — да я не то, что дочь ему отдавать, на порог не пустил бы…

В голосе Федора звучало негодование, он вытянулся перед уездным, будто на часах. Мужики за столом заволновались, Кирилл и Аксюта смотрели удивленно на старосту.

— Ох-ти мне! — неожиданно вскрикнула Прасковья.

Все, в том числе уездный и староста, обернулись к ней.

— Ах, я, дура темная! — запричитала она. — Ведь про книжку-то я вчера ему сказала: привез, мол, Кирюша из Петропавловска книжку какую-то. Велел он мне сказать, чтобы муж не обасурманился. А пришла обратно — слышу, Окся читает таково занятно, — рассказывала нараспев Прасковья. — Посмеялась я со всеми, да и побежала Петра Андреевича упредить, что нет в той книжке ничего про бунтовщиков, про каких он мне баял, а он уж уехал, и, верно, к тебе, батюшка…

Нехорошко глядел на нее, постепенно мрачнея. Баба пьяненькая и говорит, по-видимому, все очень искренне. Да ведь и тот дурак об одной книжке говорил. Сделать доносчицей жену Карпова — это остроумно, а вот сейчас из-за глупой ошибки все поломалось. Карпов предупрежден. Искать еще что? Или ничего нет и не было, или, если одурачили Мурашева, все за ночь убрано так, что, конечно, не найдешь.

— Ай да кума! Ну, и учудила! — воскликнул Матвей, прерывая затянувшуюся паузу.

Все засмеялись, даже понятые. Они поняли, что Мурашев вызвал из города начальника из-за книжки, а в ней, видно, сказка пустяковая напечатана.

Уездный, покраснев от гнева, вскочил. Мужики сразу с испуганным видом смолкли.

— Ваше благородие, не обижайтесь! Мы ведь над купцом нашим смеялись, он по глупости обеспокоил вас, — говорил смиренно Федор, низко кланяясь уездному.

— Ваше благородие, спросите про меня Петра Петровича Мохова, с ним ведь я ездил, — вмешался Кирилл. — Плохого он про меня не скажет. А книжку-то я купил случайно, как ходил подарки покупать. Приказчик сказал — больно интересная. Я дорогой возчикам читал, и Петро Петрович слушал, смеялся вместе со всеми…

Упоминание о Мохове, доверенном Самонова, окончательно убедило Нехорошко, что Мурашев напутал и что все дело надо превратить в шутку. «Пусть насмехаются над одним Мурашевым, а Карпов думает, что слежка за ним кончена: если правда, что с теми связан, смелей разойдется. Все ему тогда вспомнится. Можно подослать кого поумнее Мурашева», — думал он, глядя на Федора.

— Ну, не будем мешать свадьбе, — сказал добродушно. — Ошибка получилась. Пошли, мужики!

— Ваше благородие! Дозвольте просить выпить за здоровье наших молодых, — просил Федор, подойдя со стаканом.

После долгих просьб уездный начальник выпил стаканчик, а за ним староста и понятые.

Хозяева проводили гостей за ворота.

— Ну, мужики, теперь осторожнее! Мурашев совсем разъярится, на все пойдет, — предупредил Федор, возвратившись в избу.

К свадьбе приехал Мамед, привез барана. Он пробыл четыре дня. Свадьба была веселая. Со стороны жениха гуляли сваты Коробченко и Дубняки. Дядю Кирилл не позвал, как ни уговаривала мать.

— Он сказал, чтобы я близко к его дому не подходил, собак спустит, — отвечал ей Кирилл.

От невесты гуляли, кроме сватов Полагутиных, все друзья отца, а таких в селе оказалось очень много.

Аксюта, вопреки обычаю, совсем не плакала. Не голосила и Прасковья, когда косу дочери расплетали на две.

— Ну и парочка! А уж как одеты-то приглядно! — говорили молодые бабы, любуясь женихом и невестой.