— То, что вы пьете — не алкоголь, — объяснил он, потягивая свой бурбон. — У него и цвет другой. В такой цвет богачи красят стены своих спален.

— Но мы же все равно пьем за тебя, Стенли, — сказала Роза.

— Да, — подтвердила Бетти, — за твою победу на Холмах Джексона. Может быть, одну из многих.

— Там не произошло ничего особенного, — запротестовал Мудроу. — Если бы не ты, Бетти, я бы даже не стал ничего рассказывать.

Мудроу расположился рядом с Бетти Халука на диване и время от времени с удовольствием поглядывал на нее.

— Я, наверное, не должен этого говорить, но то, что происходит сейчас в доме твоей тетушки, на самом деле повседневная реальность для очень многих людей в этом городе. Не хочу критиковать Сильвию. Она очень милая леди, и у нее доброе сердце, так же как у тебя и у Розы, но не делайте из меня героя. — Он откровенно любовался Бетти: крупный нос, полные губы, нижняя челюсть немного выдается вперед. Да, это человек, который в сложных жизненных ситуациях не уступит кому бы то ни было ни дюйма.

— Ну, а как же то, что ты сделал для клиента Бетти или, например, для меня, или для сотен людей до этого? — Роза отрезала тоненький кусочек сыра и положила на тарелку, потом передала Мудроу. Несмотря на ее давние попытки (и недавние — Бетти) сделать из Мудроу цивилизованного человека, он за столом постоянно творил ужасные вещи. Например, мог положить один поверх другого три-четыре куска различных сортов сыра, залить их горчицей от Пуласки и закусить самым большим печеньем. Когда он жевал все это безобразие, крошки от него сыпались на костюм, а горчица текла по пальцам. — Однако, признайся, Стенли, ведь ты же герой. Ты всегда был героем.

— Твой муж называет меня дон Мудроу, — усмехнулся Стенли. Он пил уже четвертый стакан. — Джим думает, что у меня комплекс.

— А что такое комплекс?

— Это то, что в пятидесятых называли идеей фикс, — объяснила Бетти, сжимая руку Мудроу. Он ей нравился и как любовник, и как союзник. Она была очень благодарна ему за помощь тете Сильвии. Бетти так долго работала в бюрократической системе, что люди, которые хоть как-то могли делать дело, казались ей марсианами.

— С наркоманами ты разобрался, а как с проститутками?

— Я сказал Конни, чтобы она предупредила своего сутенера о моем скором визите, — ответил Мудроу. — Надеюсь, мы как-то сумеем это сделать. Например, пообщаемся с клиентами. Это все равно что повесить дополнительный замок на дверь: профессионального взломщика он не остановит, но уж сосунки наверняка не полезут. То же самое и с продавцами наркотиков. Если усложнить ситуацию, скорее всего они постараются найти более безопасное место для сбыта своего товара. Понимаете?

Стивен Хоровитц, как и Борн Миллер, был вором по случаю, то есть брал, что плохо лежало. Но за последнее время он перешел в другую, более высокую категорию, внеся определенную утонченность в свое занятие. Его специальностью стали кредитные карточки. Стивен покупал поддельные карточки (с подлинными номерами) и прилагающиеся к ним бланки для удостоверения личности в маленькой типографии на Сорок девятой улице Чертовой Кухни. Использовать их было удобнее всего в пригородных универсальных магазинах на Лонг-Айленде, в Вестчестере и Нью-Джерси. Карточка VIA, которую он использовал в данный момент, была выписана на Стивена Хоровитца. На самом деле его звали Сол Мерстейн, а имя, под которым он проходил в различных исправительных учреждениях, было Скотт Форрест. Так он назвал себя еще в девятнадцатилетнем возрасте.

Иногда Стивен делал для отдыха перерывы и совершал некрупные, молниеносные ограбления, на которых набил руку еще в начале своей карьеры. Впрочем, его вполне удовлетворял и теперешний промысел. Деньги шли приличные, и риск невелик. Карточка стоила всего семьсот долларов (можно купить за пятьсот), если он добывал настоящий номер, гарантию давал на кредит не меньше, чем три тысячи. На большинстве карточек хранилось больше денег, но ни одну из них, даже ту, десятитысячную, American Express, Стив не пытался использовать более трех дней. Обычно он сокращал свой аппетит до одной покупки на приличную сумму в четыреста — пятьсот долларов, приобретая видеомагнитофоны, золотые часы и цепочки. У Стивена была обаятельная улыбка, на которую клевали молоденькие продавщицы и быстро оформляли квитанцию по кредитной карточке. Он даже себе позволял иногда немножко пофлиртовать, привлекая внимание, потому что не собирался возвращать покупку. Его партнерша, Луелла Волтерс, как правило, возвращала купленное. Это была черная женщина, невероятно полная; иногда, доведя продавцов до изнеможения, она напоминала разъяренную фурию.

— Мамочка подарила мне эти часы на день рождения, но они оказались такой дрянью. Пожалуйста, заберите свою чертову квитанцию и отдайте мне мои деньги. Вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что можете поживиться за мой счет.

Такой трюк не всегда срабатывал. В некоторых магазинах никогда не возвращали деньги наличными за те товары, которые были куплены по кредитной карточке. В других возвращали только за слишком дорогие покупки. Луелла выходила из положения, продавая вещь в соседнем магазине за три четверти цены, или, если срочно нужны были деньги, несла ее в скупку, где давали по сорок центов за доллар.

Они занимались жульничеством весьма успешно с тех пор, как Стивен был выпущен из мужской тюрьмы в Бруклине. Там ему крупно повезло, так как он сидел в одной камере с другом Луеллы Волтерс, Дарреллом Портером. Именно Даррелл придумал мошенничество с кредитными карточками и объяснил преимущество партнерства между черными и белыми. Именно Портер рассказал Стивену все о преступной жизни и о жизни вообще.

Стивен был вовсе не дурак. Мошенничество оказалось его призванием, и он так же, как Борн Миллер, умело использовал свой талант: судье пришлась по душе привлекательная улыбка Стивена, его небольшой прямой нос, прилично выглядевший дешевый серый костюм, и ему дали всего лишь пять лет условно. Стивен немедленно направился к Луелле Волтерс на Албанс-стрит в Куинсе и напросился в партнеры.

Однако существовала определенная разница между Стивеном Хоровитцем и Борном Миллером. Дело том, что Стивен был всегда чисто выбрит, аккуратно подстрижен и производил впечатление чистенького беленького парнишки. На его приятную наружность пока не повлияли давние пристрастия к героину, кокаину и алкоголю. Стивен, как и Борн Миллер, плевать хотел на законы, но общество всегда было готово дать симпатичному Стивену лишний шанс. И вот теперь он снова на свободе и зарабатывает около штуки в день. Более чем достаточно, дабы получить от жизни все, что полагается. Героин — чтобы глаза блестели, кокаин — чтобы улыбка была еще шире, алкоголь, же делал его бесстрашным и порочным.

Входя в «Джексон Армз», он был словно на пружинах, в ожидании праздника от хорошего героина и крэка, который покупал в квартире 4Б. Там его всякий раз удивляла респектабельность этого дома. Вот и сейчас встретилась какая-то пара, явно принадлежавшая к среднему классу. Борн Миллер на его месте застыл бы как вкопанный, но Стивен всего лишь расплылся в улыбке, и ему улыбнулись в ответ. Ничего удивительного, если принять во внимание его теперешний внешний вид: удлиненный темно-синий пиджак, шляпа с белой ленточкой, отутюженные темно-зеленые брюки и вычищенные ботинки. Он чувствовал себя в своей тарелке и прекрасно выглядел. Именно так его воспринимали и другие люди.

К сожалению, хорошее настроение Стивена быстро улетучилось, когда он понял, что его настойчивый стук в квартиру 4Б остается без ответа. Он приложил ухо к двери, надеясь хоть что-нибудь услышать, но там было тихо.

— Ну, малыш узкоглазый, открывай, — сказал Стивен, ударяя ладонью по двери. — Валлоне, вытащи же свою иголку и впусти меня.

Пристрастие Стивена к наркотикам было сильным, но, в отличие от Борна Миллера, он мог себя контролировать. В своей аптеке Стивен даже держал пузырек антинаркотика «Дилодидс». Это была своего рода медицинская страховка. Он мог зайти в десяток мест и достать все, что было невозможно, но кокаина такого качества, как в квартире 4Б, ему нигде не найти. Кокаин здесь был потрясающей эффективности.