— Может быть, сначала следует постучать, сержант? — В голосе Эпштейна была строгость.

В кабинете Мудроу застал агентов Хиггинс и Бредли, а также начальника управления Шона Флинна, ирландца, полицейского в четвертом поколении. Он чуть не поперхнулся, вообразив, каково старому ненавистнику федералов Флинну в компании двух агентов ФБР в помещении участка. Но не подал виду и тут же шагнул назад, сообразив, что Эпштейн разыгрывает маленький спектакль, а лишние неприятности ни к чему.

— Да ладно, — сказал Эпштейн, дав понять интонацией, что он всего лишь исполняет навязанную обстоятельствами роль. — Вы уже вошли, так что присаживайтесь.

Мудроу подчинился и сел напротив Хиггинс и Бредли.

— Это старший инспектор Флинн, — сказал Эпштейн.

Старший инспектор кивнул.

— Мы знакомы, — сказал он сухо. — Я имел честь выразить сержанту благодарность полгода назад. За отвагу на пожаре, если не ошибаюсь.

— Как поживаете, инспектор? — Мудроу был само почтение.

— Все в порядке, сержант, благодаря Всевышнему.

— Ну, — прервал их Бредли. Он знал, что весь этот диалог только для того, чтобы досадить ему. Выражение цеховой солидарности. — У нас мало времени. Приступим к делу. — Он обратился к Мудроу: — Во-первых, нам хотелось бы узнать о Чедвике. Вы уже можете арестовать подозреваемых?

Мудроу искоса взглянул на Эпштейна, тот как бы кивнул в знак согласия, и тогда он заявил:

— Дело закрыто. Следствие в тупике. Ничего интересного.

— А неинтересного? — спросил Бредли. Ироничность улыбки откровенно соперничала с элегантностью его галстука с булавкой.

— Ты что, собираешься отделать меня как следует? — Мудроу приподнялся со стула.

— Минуту. — Флинн поспешил охладить страсти. — Пока я здесь, ради Христа, Святой Девы и остальных святых, обойдемся без этих выражений. Мы собрались для того, чтобы обсудить ход следствия. Этим и займемся.

Мудроу, вспомнив, что Флинн является президентом Общества святых имен, виновато опустил голову.

— Простите, инспектор. Продолжайте, агент Бредли, а я попытаюсь ответить. Тогда, в Куинсе, у меня было впечатление, что это дело вас не заинтересовало.

Леонора Хиггинс поспешила вмешаться.

— Сержант Мудроу, — начала она. — Теперь мы полагаем, что есть некая вероятность того, что убийцы Рональда Чедвика действуют сейчас под вывеской «Американской красной армии». Это маловероятно, но возможно.

— Почему? — спросил Мудроу.

И в этот самый момент чутье, то самое, о котором говорил Мудроу, подсказало Леоноре, что, будь у Мудроу желание — а оно наверняка есть, — он смог бы найти убийцу Чедвика.

— Что изменилось? Две недели назад никакой связи между этими событиями не было.

Бредли, рассердившись, наклонился к нему:

— Мы допускаем, что вы не успели нам что-то рассказать, то есть, когда мы беседовали в тот раз, вы что-то запамятовали. И теперь могли бы припомнить.

Мудроу с таким возмущением взглянул на агента, что Флинну пришлось разряжать обстановку:

— Поймите, сержант, я вас ни в чем не обвиняю, но сейчас у нас нет времени для учебных боев. Вам известно что-нибудь такое, что вы не упомянули в своем рапорте?

Мудроу смотрел в пол, пытаясь принять решение. Затем посмотрел Флинну в глаза.

— Инспектор, я не знаю, что заставило этих агентов оторваться от своих компьютеров, но Чедвик здесь ни при чем. Если вы мне не верите, я ознакомлю вас с материалами дела, и решайте сами. Во-первых, Чедвик убит, и у него похищена неопределенная сумма денег. Один из его ближайших помощников, парнишка, предположительно сообщник в этом деле, исчезает, а позже его тело обнаруживается в подвале на Клинтон-стрит. Вскрытие показывает, что он был убит до того, как не стало Чедвика. И наконец, лучший друг этого паренька, один из тех двадцати трех человек, — которых я собирался допросить, исчезает. Этот ли парень подставил Чедвика? Или же его лучший друг по кличке Зорба убил и Чедвика, и его самого? Насколько правдоподобен этот вариант? Какова ставка? Двадцать против одного? Тридцать против одного? И если это так, велика ли вероятность того, что он все еще в Нью-Йорке и работает на «Американскую красную армию»? Не больше, чем тридцать против одного. Вы хотите, чтобы я его нашел? Сделаю, что смогу, но меня бесит от того, что, когда я докладывал обо всем этом агенту Хиггинс, она рассмеялась мне в лицо, а теперь приходит в участок и обвиняет меня в том, что я утаил информацию. Это пощечина всему управлению.

Инспектор Флинн угрюмо посматривал на обоих агентов. Они привели его сюда, чтобы разобраться в этой истории, не располагая никакими доказательствами. Сержант превосходно потрудился — расследование проведено тщательно и профессионально. Флинн давно работал в полиции и насквозь видел всех этих федеральных агентов, убежденных, что люди из управления должны все время быть при них на побегушках.

— Агент Бредли, — сказал он отрывисто, — я полагаю, что сержант отлично справился с работой, не так ли? И я уверен, что у нас нет оснований сомневаться в том, что дело надо закрывать. Теперь, если больше вопросов нет, разрешите откланяться.

Бредли, даже не взглянув на Леонору Хиггинс, пробурчал недовольно:

— Может быть, сержант расскажет нам о данных, полученных при допросах в ходе следствия?

— Кажется, — Флинн решил опередить Мудроу, — сержант ясно сказал, что вы располагаете информацией в полном объеме.

— Тогда вопросов больше нет, — сказал Бредли, поворачиваясь к Леоноре. — А у вас, агент Хиггинс?

Леонора не ответила, но заметила, как Мудроу, перехватив ее взгляд, подмигнул и постучал пальцем по виску, и тогда только поняла, какую ошибку они сделали, когда вначале отказались сотрудничать с Мудроу.

Джонни Катанос вел фургон по бульвару Вернон в Куинсе, слушая Музафера, который зачитывал их последнее заявление для прессы. Это обращение, как и первое, писала Эффи, но Музафер читал так, словно это было его собственное сочинение, и теперь он ждал, что скажет Джонни.

— Отлично, — сказал грек, — ничего конкретного.

— Так и надо.

— Я знаю, но здесь еще и стиль отсутствует, этого добиться не так просто.

— В данном случае, уж если у нас ничего не вышло, это и есть то самое, что нужно.

Музафер до сих пор был огорчен неудачей в Вильямсбурге. Они могли, конечно, взорвать радиоуправляемое устройство, но тогда кому-то пришлось бы стоять недалеко от места взрыва. В таком небольшом районе, как Бруклин, это было бы слишком рискованно, а Музафер рисковать не хотел. Теперь он пожинал плоды своей осторожности. Он надеялся уничтожить половину нью-йоркских политиков, а убил двух никому не известных патрульных. Нью-Йорк не поставить на колени, отправив на тот свет пару полицейских в Бруклине. Казалось бы, теперь Джонни мог закиснуть и что-то такое придумать, чтобы действовать самому. Однако Джонни, который настаивал на использовании радиоуправляемой бомбы в работе и на том, что он лично приведет ее в действие, не закис и не разозлился. Теперь он знал, что в следующий раз, что бы они ни предприняли, он будет на месте и увидит все собственными глазами. И Музафер подготовится более тщательно. Он обязан добиться того, чтобы с «Американской красной армией» считались.