— Слава Богу, мы надели плащи, — сказал Морли. — А то промокли бы.

Нашел за что благодарить, придурок. Все равно -промокли насквозь.

Я с трудом докопался до места, где припрятал картины.

— Черт побери! Не так все плохо.

— А что хорошего?

— Они все еще здесь.

— Проверь все же, нет ли ловушки. Морли пошутил, но я готов был принять его совет всерьез. Впрочем, ловушки не оказалось, мне повезло.

Я встряхнулся, как вылезшая из воды собака. Морли поставил фонарь и, ругаясь, принялся отмахиваться от летучих мышей.

— Этих плащей недостаточно. Схожу поищу еще. — Он исчез, оставив меня в почти полной уверенности, что больше мы никогда не увидимся.

Однако он вернулся и притащил два тяжеленных куска брезента. Мы сложили полотна Снэйка в две пачки, завернули и вышли под дождь. Каждый взял по одной пачке.

Я опять промок до нитки и вымазался по колени в грязи, но картины не пострадали. Мы добрели до дома, разделись.

— Наверное, лучше взять их наверх, — сказал я.

Морли взглянул на картины.

— Психиатру его вовремя не показали.

— Но какой талант! Вот она.

— Я сражен. — Он уставился на портрет блондинки, как будто хотел проглотить его.

— Пойдем наверх, насладимся в спокойной обстановке.

Но нам пришлось пройти мимо Кида, Уэйна и Питерса.

— Что это у вас? — поинтересовался Черный Пит. Причин скрывать правду у меня не было.

— Кое-что из работ Брэдона. Я спас их из огня.

Им стало любопытно: Брэдон никому не показывал своих картин.

— Вот это да! — воскликнул Кид, просмотрев две военные сцены. — Да он больной!

— Нет, — возразил Уэйн. — Так оно и было, так мы чувствовали.

— Чепуха, все выглядело иначе.

— Знаю. Я говорю, так мы чувствовали.

— Смотрите, мужики, — включился в обсуждение Питерс, — а ведь он недолюбливал Дженнифер.

Как-то вышло, что я спас четыре портрета — блондинку и три Дженнифер. Ребятам повезло, что их изображений я не вытащил. Они бы не оценили мастерство живописца. Портреты Дженнифер я схватил просто второпях.

Питерс разложил картины у фонтана. Третий (наверное, недавний) портрет Дженнифер я раньше не разглядывал. Он был самым ужасающим из всех, он словно источал ужас и заставлял усомниться в здравом рассудке художника.

— Мы знали, что Снэйк псих, но не до такой же степени. Гаррет, не вздумайте показать его мисс Дженни. Это слишком жестоко, — сказал сердобольный Кид.

— И не собираюсь. Я хватал наугад. Но вот она, блондинка. Этот портрет я захватил не случайно. Вот женщина, которую я видел много раз. Кто она?

Они посмотрели на меня, на картину, опять на меня. Наверное, подумали, что я тоже не крепок на голову и позволил себе увлечься первым подвернувшимся под руку предметом, но сдержались и не высказали своего впечатления вслух.

— Понятия не имею, Гаррет, — рубанул Питерс. — Никогда ее не видел. А вы, ребята?

Уэйн и Кид покачали головами.

— Хотя… вроде бы… — промямлил Уэйн. В голове у Кида тоже мелькнула какая-то мысль, он наморщил лоб, подошел ближе.

— Узнаешь? — спросил я.

— Нет. Секундочку… Нет. Просто игра воображения.

Я не стал спорить. Все равно доказательств пока нет.

— Пошли, Морли.

Мы начали собирать картины. Теперь Питерс, нахмурившись, рассматривал блондинку, мучительно пытаясь что-то сообразить. Он побледнел немного, вконец растерялся, но так ничего и не сказал. Мы собрали полотна и направились к лестнице. Поднялись на четвертый этаж, и я, меня точно подтолкнул кто, подошел к перилам балкона. Питерс и Кид о. чем-то возбужденно шептались.

У Морли слух острей моего.

— Не знаю точно, о чем они говорят, но они пытаются убедить друг друга, что это невозможно.

— Они узнали ее?

— Они думают, что она как две капли воды похожа на ту, кем быть не может. Да, кажется, я не ослышался.

Все это мне совсем не нравилось.

В гостиной Морли водрузил портрет таинственной дамы на полку у камина и принялся сосредоточенно изучать его. Я неверно истолковал этот интерес, что простительно: слабость Морли к женскому полу ни для кого не секрет.

— И не мечтай, дружок. Место занято.

— Спокойно. Садись и смотри на картину. Не случись чего-то очень важного, Морли не стал бы говорить со мной подобным тоном. Я устроился поудобнее и воззрился на портрет.

Морли поднялся, задул несколько ламп. Комната погрузилась в полумрак. Потом он отдернул занавески. Теперь ничто не скрывало от наших глаз неистовствующую за окном бурю. Устроив все таким образом,

Морли продолжал изучать картину. Женщина на ней казалась все более и более живой, овладевала постепенно всем моим существом. Мне хотелось взять ее за руку и увести прочь, спасти от той жути, что настигала ее.

Буря как бы перекликалась с фоном картины и еще усиливала эти ощущения. Проклятый Снэйк Брэдон был колдуном. Портрет, если долго смотреть на него, действовал даже сильнее, чем пейзаж с болотом и виселицей, но природа этого воздействия оставалась неуловимой, секрет его ускользал от меня.

Я почти слышал ее мольбы о помощи.

— У, ведьма! — пробормотал Морли. — Она затмевает все. Сейчас мм ее уберем.

— Что ты сказал?

— Там есть еще что-то. Но нас отвлекает женщина.

Точно. Фон картины казался мне лишь украшением, подчеркивающим ее удивительную красоту.

Морли взял с моего стола бумагу и с помощью небольшого ножичка вырезал силуэт блондинки — чтобы прикрыть ее.

— Упаси тебя Господь испортить картину. Прирежу.

Я уже знал, куда повешу ее. У меня дома в кабинете как раз есть пустое местечко.

— Я скорей сам себе глотку перережу, Гаррет. Твой Брэдон псих, но псих гениальный.

Любопытно, Морли называет Снэйка сумасшедшим, а ведь они никогда не встречались.

Морли задул еще одну лампу и закрыл незнакомку на портрете.

— Будь я проклят…

Картина не утратила выразительности, но теперь стали заметны и детали.

— Не думай ни о чем, — шепнул Морли, — просто погружайся в нее.

Я старался как мог.

Снаружи черт знает что творилось. Раскаты грома, сверкание молний. Вот как раз вспышка — и тут же на картине тоже словно вспыхнуло что-то, шевельнулось во тьме.

— Ну?

Это длилось лишь долю секунды — и больше не вернулось. Напрасно я пялил глаза.

— Ты видел лицо? — спросил Морли. — Лицо в тени?

— Да. Но только секунду и больше не вижу.

— Я тоже. — Он убрал бумагу. — Она бежит не от чего-то, а от кого-то.

— И к кому-то взывает. Думаешь, Брэдон имел в виду определенного человека?

— Бежит от кого-то к кому-то? — уточнил дотошный Морли.

— Может быть.

— К нему, к художнику?

— Может быть. — Я пожал плечами,

— К тебе? Ты ведь…

— Ты сказал, что видел ее.

— Я не уверен. Я видел женщину, но лишь мельком. Чем больше я смотрю, тем больше уверяюсь, что видел другую.

— Дженнифер?

— Да. Они очень похожи.

Я попытался уловить сходство.

— Нет, не нахожу. В Дженни много от Стэнтноров, а в этой ни капли. Наверное, голос мой дрогнул.

— Ну?

— Лицо в темноте. В нем тоже много стэнтноровского.

— Дженнифер? Брэдон изображал ее весьма скверной девчонкой.

— Не думаю. Кажется, это мужское лицо.

— Мужчине около тридцати и лицо совершенно безумное?

За окном опять сверкнула молния. Я вскочил и зажег лампы.

— Ничего не могу поделать. Озноб бьет, — пояснил я.

— Да уж. Все страшней и страшней становится. Как говорится, чем дальше в лес, тем больше дров.

Холод пробирал до костей — внутренний холод. Не удивлюсь, если окажется, что за нами все время наблюдали.

— Нужно разжечь огонь.

— Эврика! Повтори, что ты сказал.

— Сказал, разожгу огонь. Надоело мерзнуть.

— Гаррет, ты гений.

— Спасибо. — Что я такого гениального сморозил?

— Пожар в конюшне. Ты правильно подумал тогда: не ты причина поджога, а что-то, что Брэдон прятал. А что ты нашел в тайнике? Картины. — Морли ткнул пальцем в блондинку. — Эту картину.