Ее маневры оставляли мне единственный плацдарм, где я мог чувствовать себя уверенно. Гаррет — вот область, в которой я слыл экспертом, тема, на которую мог говорить сколь угодно пространно. Но лишь небольшой кусочек Гаррета представляет интерес для окружающих.

Кульминацией обеда было вино, которое она принесла. Импортное. Почти хорошее.

На мой взгляд, вино — это просто испорченный фруктовый сок. Все вина имеют одинаковый вкус, за редким исключением. Это было редчайшим. Оно оказалось не хуже Танферского Золотого. Я выпил большую часть бокала, не порываясь тайком прополоскать рот глоточком пива.

Я сидел и думал, что после десерта нам следует положить конец нашим мучениям.

Джилл оказалась в большей степени леди, чем я предполагал. Она умело провела наш корабль через опасные рифы. Мы помогли Дину убрать со стола, и я пошел проводить ее домой.

Мы прошли меньше квартала, когда я заметил, что кое-кого недостает. Поскольку его невозможно не заметить, если он крутится в одном с вами районе, я спросил:

— Что случилось с Плоскомордым? — Уйти и затеряться не в его правилах.

— Я его отпустила. Больше мне не понадобятся его услуги. Мой друг все уладит.

— Понятно. — Особенно ее согласие, когда я стал набиваться ей в провожатые.

После этого я почти не разговаривал. Я высматривал падающие звезды, но боги закончили представление. Перед ее домом мы пожелали друг другу доброй ночи. Джилл не пригласила меня на чашку чая, а я не предпринял попытки получить приглашение. Она по-сестрински чмокнула меня в щеку.

— Спасибо, Гаррет. — И прошествовала в дом. Она ни разу не оглянулась.

Я принялся рассматривать только что взошедшую луну.

— Иногда ты вообще ни на что не годишься, — злобно пробормотал я, прекрасно понимая, что злоба направлена не по адресу.

Я развернулся в обратную сторону и едва не налетел на Майю.

Она возникла ниоткуда. Я не слышал ни звука. Она засмеялась:

— Чем ты занимался с этой женщиной, Гаррет? — Ее интонации и сам вопрос напомнили мне Тинни. С чего бы?

— Мы обедали. Ты что-то имеешь против?

— Меня ты никогда не водил обедать.

Я ухмыльнулся:

— И ее не водил. Она приходила к нам. Ты хочешь, чтобы я тебя пригласил? Предпочитаешь что-нибудь пороскошнее? «Железный Лжец» подойдет? Но тебе придется принять ванну, сделать прическу и надеть что-нибудь менее официальное. — Я хихикнул, представив себе, что будет, если Майя объявится в «Лжеце». Они разбегутся, как тараканы на свету.

— Ты издеваешься?

— Нет. Может быть, это немного кружной путь, но я предлагаю тебе повзрослеть. — Я надеялся, что она не относится к тем чако, которым ненавистна сама мысль о вступлении в наше конформистское братство.

Майя села на ступеньку. Лунный свет падал на ее лицо. Под слоем грязи скрывалась очаровательная мордашка. Если бы девчонка захотела, она могла бы даже разбивать сердца. Но сначала ей придется примириться со своим прошлым и набраться решимости бороться за будущее. Тут нужен характер, но она уже доказала, что характер у нее есть. Если бы она продолжала плыть по течению, то к пятнадцати годам стала бы еще одной шлюхой, выгоревшей дотла и выброшенной на свалку, где любой, кому не лень, мог бы ее использовать.

Я сел рядом. Мне показалось, что Майя не прочь поговорить. Я ждал. Того, что я уже сказал, вполне достаточно, чтобы она взъерепенилась.

— За твоим домом больше никто не следит, Гаррет. Ни Вампиры, ни прочие.

— Наверное, смотали удочки, когда услышали про Снежка и Дока.

— Хм?…

— Большой Босс уложил их баиньки.

Майя долго молчала, переваривая это известие.

— Почему?

— Чодо не любит, когда его не слушаются. Он велел от меня отстать, а они не вняли.

— А зачем ему тебя опекать?

— Он считает себя моим должником.

— Тебе приходится иметь дело с кучей народу, да?

— Иногда. Большую часть этого народа я предпочел бы никогда не встречать. В этом мире попадаются очень скверные люди.

Майя притихла. Что ее гложет?

— Я встретила сегодня кое-кого из них, Гаррет.

— Да?

— Ты попросил прощупать двух типов. Я послала Кли, потому что она умеет расшевелить и статую. Эти ублюдки едва не убили ее.

— Прости, Майя. Я не имел понятия, что они… Чем я могу помочь?

— Мы сами заботимся о своих.

У меня возникло дурное предчувствие.

— А что с двумя Смитами? — Рок не знает жалости к своим недругам.

Майя прикидывала, в чем можно сознаться.

— Мы собирались кастрировать их, Гаррет. — Это личное клеймо Рока. — Только кто-то уже постарался за нас.

— Что?!

— Оба. Им теперь приходится присаживаться на корточки, словно женщинам.

Меня передернуло. Евнухов у нас больше не производят. Даже в наказание за преступление.

— Поэтому мы просто переломали им ноги.

— Напомни мне, что не стоит настраивать против себя Рок. Вы что-нибудь нашли?

— Я вообще не знаю, как эти типы существовали, Гаррет. У них нет ничего, кроме того, что на них. Мы наведались в «Синюю Бутылку».

— Ты что-нибудь понимаешь, Майя?

— Я — нет. Это ты просил прощупать двух типов, наблюдающих за домом. Вечером ты прогуливаешься тут с Тони Джилл. Она чмокает тебя в щечку. Я считаю, что ты работаешь на нее и знаешь, что делаешь.

— Я не знал даже ее имени. Она представилась мне как Джилл Крайт. Ты с ней знакома?

— Она была в Роке, когда меня туда взяли. Никогда не говорила правды, если могла проскочить ложь. Меняла имена каждую неделю. Тони Баккарт. Вилли Голд. Бренди Даймонд. Киннамон Стил. Эстер Поуджилл. Только последнее звучит достаточно по-дурацки, чтобы сойти за настоящее. Она непрерывно врала о своей семье, о знаменитостях, которых встречала, несла всякую чушь о своих похождениях. Водилась с девочками помоложе, потому что остальные быстро ее раскусили.

— Погоди. Эстер Поуджилл?

— Угу. Одно из тысячи ее имен. — Майя как-то странно на меня посмотрела.

В дальнем углу моего сознания хранилось воспоминание о неких Поуджиллах. Наши соседи в давние времена. Куча дочерей. Некоторые из них забеременели в тринадцать. Я начал припоминать всякие разговоры. Народ сторонился их родителей… На третьем этаже, вот где они жили. И одной малышке, блондинке по имени Эстер, было около десяти лет, когда меня забирали на флот.

Но Поуджиллы погибли.

В единственном письме, которое мой брат написал мне за свою жизнь, он рассказал о пожаре, погубившем семью Поуджиллов. Трагедия буквально потрясла его. Брат питал нежные чувства к одной из дочек.

Это письмо догнало меня через два года. К тому времени Мики сам уже больше года находился в Кантарде. Там он и остался. Как и многие другие, он не собирается возвращаться домой.

— Это имя что-то значит для тебя, Гаррет? — спросила Майя.

— Оно напомнило мне о брате. Я не вспоминал о нем много лет.

— Я даже не знала, что у тебя есть брат.

— Больше нет. Его убили у Плоских Холмов. Как-нибудь я покажу тебе медаль, которую они вручили моей матери. Она положила ее в коробочку вместе с остальными — за моего деда, двух своих братьев и моего отца. Отца забрали, когда мне было четыре, а Мики — два. Раньше я еще мог напрячься и вспомнить папино лицо. Теперь не могу.

Майя притихла на несколько секунд:

— Я никогда не думала, что у тебя есть семья. А где теперь твоя мама?

— Умерла. После того, как ей вручили медаль за Мики, она просто сдалась. Не для чего было больше жить.

— Но ты…

— В этой коробочке есть еще одна медаль. С моим именем. Флот прислал ее за четыре дня до того, как армия вручила медаль за Мики.

— Ты же жив.

— Они считали, что нет. Моя часть располагалась на острове, куда вторглись венагеты. Они заявили, что перебили нас всех. На самом деле мы прятались по болотам. Питались камышом, насекомыми и крокодильими яйцами, пока не выкурили их оттуда. Мама умерла за несколько дней до известия, что Карента освободила остров.