...Юсуфджан мягко, как барс, вскочил на ноги - вокруг дастархана, держа за горлышко пустую бутылку, шёл Миркамилбай Муминбаев. Лицо его сочилось ненавистью, в узких прорезях глаз полыхало бешенство.

- Уходи! Быстрее! - толкнул Юсуфджан Хамзу в спину. - Он потерял контроль над собой!..

Хамза повернулся и медленно пошёл к двери.

- Убить! Убить его! - заорали, словно очнувшись, сразу все гости. - Забросать камнями! Повесить, как собаку!

Миркамилбай замахнулся бутылкой...

- Стой!! - не своим голосом закричал кизикчи и, изменившись в лице, метнулся наперерез баю.

Муминбаев вздрогнул - бутылка, пущенная неверной рукой, грохнулась в стену. Он тут же поднял с дастархана вторую, но Юсуфджан уже повис на плече миллионера. Несколько человек гостей толпой бросились на кизикчи.

Но момент был упущен - Хамза, хлопнув дверью, вышел из комнаты.

- Догнать! Убить! Повесить! - орали плохо стоявшие на ногах гости.

- Как ты посмел?! Как посмел?! - рычал Миркамилбай, пытаясь освободиться от Юсуфджана. - Да я ж тебя...

- Стыдитесь, господин Муминбаев, - отпустив руку бая, тяжело выдохнул Юсуфджан. - Вы же могли проломить ему голову. - Он сделал шаг назад и сказал тихо, с дрожью в голосе: - Вы же могли убить поэта...

События разворачивались с головокружительной быстротой.

На следующий день полицмейстер Коканда полковник Медынский вызвал к себе капитана Китаева, начальника секретного отдела по производству дел особой государственной важности.

- Два часа назад, - сказал Медынский, - мне принесли письмо от нескольких представителей здешней туземной знати.

В письме говорится, что вчера в доме Садыкджана-байваччи некий Хамза, пытаясь оскорбить хозяина и гостей, прочитал стихи собственного сочинения, содержащие призыв к свержению существующего государственного строя... Что это такое?

Местный буревестник? Максим Горький а-ля Туркестан? Как прикажете понимать?.. Кто такой этот Хамза? Откуда взялся?

Почему я до сих пор ничего не слышал о нём?

- Вы прекрасно его знаете, ваше превосходительство, по моим неоднократным докладам, - объяснил Китаев. - Это тот самый человек, который всё время хлопочет об открытии новых туземных школ для детей неимущих.

- Тот самый? Кстати, как его фамилия? Низаев, Ходжаев... Я всё время путаюсь с этими мусульманскими именами.

- У него две фамилии, господин полковник, - Холбаев и Ниязов.

- Две фамилии? Да почему же две? У каждого человека должна быть одна официальная фамилия... Вот у вас, капитан, сколько фамилий?

- Одна, - улыбнулся Китаев.

- И у меня одна. Так почему же у какого-то туркестанца должно быть две фамилии?

- Это связано, ваше превосходительство, с неопределённостью образования фамилий у туземного населения. Официально интересующий вас объект значится следующим образом: Хамза Ямин сын Холбая сын Нияза. Из уважения к предкам он взял фамилию не отца, а деда и прадеда.

- А вы, я смотрю, уже изучили всю родословную этого местного буревестника.

- Иначе нельзя. Он давно у нас под наблюдением.

- Похвально, похвально, капитан.

- Использую опыт, приобретённый в центральных районах империи. Там, в каких бы губерниях ни приходилось служить, первым делом устанавливал контроль за всей пишущей братией - поэтами, публицистами и так далее. И, знаете, почти никогда не вытаскивал невод на берег пустым. Что-нибудь да попадалось.

- Я буду писать о вас в Петербург...

- Чувствительно благодарен, господин полковник.

- А за Хамзой наблюдение усилить. Особо обратить внимание на попытки связаться с русскими политическими ссыльными. Здесь таится самая главная опасность!

Полицмейстер достал из кармана мундира сложенный вчетверо листок бумаги и прочитал:

- "Пролетарское движение распространяется и на самые отдалённые окраины..."

Китаев изобразил лицом искреннее огорчение.

- Так пишут в своих газетах социал-демократы, - сказал Медынский, - и это написано про наши места. Поэтому я срочно вызвал вас сегодня. Стихи этого Хамзы - сигнал!.. Сигнал о том, что и сюда докатились отголоски беспорядков в центральной России. В Петербурге и Москве, благодаря твёрдости властей и непоколебимой монаршей воле, выступления бунтовщиков удалось подавить... Но вы же знаете, что в районе Пресни фабричные несколько дней оказывали вооружённое сопротивление регулярным войскам... Вооружённое! Подумать только!.. А с чего всё началось? Лев Толстой и Максим Горький! Это моё твёрдое убеждение. Толстой пытался ударить по вере - церковь его прокляла...

- Богатая мысль, ваше превосходительство! Нужно запомнить!

- А Хамза замахивается на шариат и коран... Теперь Максим Горький. Сначала все думали, что о птичках стихи написаны, - "Песня о Соколе", "Песня о Буревестнике"... А это на самом деле скрытый призыв к революции, к анархии, к всеобщему разрушению. Посильнее прокламаций и листовок оказалось... Вот тебе и птички!

- Совершенно согласен с ходом ваших размышлений, господин полковник.

- Вот почему так опасны все эти сочинители со своими стихами... У французов тоже всё с книг началось - энциклопедисты, материалисты, велосипедисты там всякие... А чем кончилось? Законному государю и законной государыне головки - чик! - и отрубили.

- Может быть, арестовать его?

- Рано. Он сейчас вольно или невольно будет искать себе друзей среди местных политических ссыльных. И сослужит тем самым нам хорошую службу. Ему обязательно нужны сейчас товарищи по образу мысли. А среди мусульман таких нет... И вот, когда он найдёт себе друзей среди русских, тут-то они его и научат не только песни о птичках писать, но кое-чему и похуже...

И когда местные ссыльные через него, как через поэта, начнут распространять свои политические взгляды на мусульман, когда слепится пяток - десяток мусульманских кружков с "учителями" из русских политических, когда они начнут маёвочки проводить, а то, глядишь, чего доброго, и газетёнку какую-нибудь подпольную наладят, вот тогда-то мы их всех сразу и накроем!.. Но к тому времени у нас должно быть всё как на ладони - адреса, фамилии, явки. И тогда распространению пролетарского движения на далёкие окраины у нас здесь, в Коканде, будет положен конец...

- Восхищён вашей государственной мудростью, господин полковник! Счастлив, что служу в одном округе с вами!

- Мне нужен опытный, преданный офицер, чтобы возглавить намеченную мной операцию. Возглавить и осуществить её.

- Ваше превосходительство, я был бы счастлив...

- Не сомневался! Я освобождаю вас от всех прежних обязанностей. К беспорядкам и открытым волнениям среди мастеровых вы больше не будете иметь ни малейшего отношения.

Только тайное накопление сведений о возможности установления связей между социалистами и местными мусульманскими рабочими... Мы должны будем немедленно, одним ударом обрубить все эти связи, как только они возникнут. Мы обязаны остановить на вверенной нам территории продвижение марксизма в Среднюю Азию. Мы должны любыми средствами предотвратить революционную вспышку в Коканде и вообще в Туркестане...

Вот уж про кого из главных героев романа мы забыли совсем, так это про смотрителя, хранителя и сберегателя гробницы Али-Шахимардана святого Мияна Кудрата.

Правда, немало и лет прошло с тех пор, когда мы виделись с ним в последний раз, но тем не менее святой человек за эти годы почти нисколько не постарел, он по-прежнему жив-здоров, дела его идут как нельзя лучше.

Вот он полулежит на мягких пуховых подушках после первой утренней молитвы, бамдад-намаза, перебирает чётки и что-то нашёптывает про себя - скорее всего последние слова только что сотворённой святой молитвы.

Теперь святой Миян Кудрат уже не просто духовный наставник правоверных Коканда и Маргилана, теперь он религиозный глава мусульман всего Туркестана. И к его имени надо обязательно добавлять титул "хазрат", смысл которого можно перевести как "ваше святейшество". Легенда о родственной близости с Али-Шахимарданом стала реальностью. Святой хазрат Миян Кудрат - это уже почти имамское звание, нечто вроде наместника пророка Магомета.