Мятеж против Советов нужно начинать именно отсюда, из святого места... Другими словами, не найти связи с шейхом Исмаилом просто нельзя. Да и откуда возникли сомнения, что этой связи может не быть? Нервы? Шейх ждёт гостя из-за рубежа. Может быть, завтра они даже вместе прочитают молитву... А может быть, гостю из уважения предложат пройти вперёд и выполнить обязанности имама? Ну что ж, он делал это уже много раз, и никто не отличит его молитвы от молитвы почтенного шейха.

Хромой дервиш начал наизусть повторять про себя главы корана: суру и хадис, потом фарз и воджиб, потом суннат...

И не заметил, как заснул.

...Утром по заведённой в дороге привычке он проснулся раньше всех других каландаров. Спустился к реке и совершил омовение. Наскоро сотворил первый утренний намаз.

Когда он вернулся в чайхану, все его спутники уже проснулись. Двор заполняли всё новые и новые паломники. Скрипели арбы, протяжно кричали ишаки и верблюды. Десятки людей двигались по главной улице Шахимардана в сторону мазара.

"Да, это действительно золотое место, - подумал хромой дервиш. - Несколько отрядов басмачей, спрятавших под халатами оружие, могут появиться здесь в любой день и ждать сигнала к выступлению. И никто не обратит на них внимания, так как тут всегда много приезжих".

Каландары из Гилгита двинулись к мавзолею святого Али. Долго поднимались вверх по ступеням... Вот и мазар.

Около усыпальницы уже собрались сотни людей. Все ждут чуда.

Открылись ворота мазара. Из мавзолея в огромной белой чалме, похожей на гнездо аиста, во главе группы шейхов вышел хранитель гробницы главный шейх Шахимардана Исмаил. На нём был одет жёлтый халат-чапан из дорогого сукна, пальцы унизаны перстнями, в одной руке - посох, вторая перебирает чётки.

Вид у шейха был степенный, величественный. Высокий рост, широкие сильные плечи, розовые щёки, чёрные брови, усы, борода. "Отъелся, подлец, на пожертвованиях", - невольно успел подумать про себя хромой дервиш, изголодавшийся и осунувшийся за время долгой дороги из Гилгита, но тут же, чуть усмехнувшись, подавил в себе эти богохульные мысли, "осквернившие" святую минуту явления шейха народу.

Исмаил начал обход паломников, тесным кольцом окруживших площадь перед мазаром. Кто занял место в первых рядах ещё с ночи, тем повезло - хранитель гробницы осчастливил их возможностью прикоснуться к своей особе. И они со слезами целовали ему руки, надолго припадали лицом к подолу его халата, шепча молитвы, складывали к ногам жертвоприношения.

Младшие шейхи проворно уносили пожертвования в мазар. (Когда-то, много лет назад, Исмаил делал здесь то же самое - перетаскивал дары в гробницу, сопровождая Мияна Кудрата.)

Паломники из Индии, стоявшие в задних рядах толпы, поняв, что до них сегодня очередь не дойдёт, отошли в сторону. Хромой дервиш рассеянно отделился от общей группы, лёг на землю, в углубление между двумя старыми могилами, и закрыл голову халатом.

...Обход закончился. Кому-то выпала радость, кто-то сподобился увидеть "чудо" - холеное лицо главного шейха, розовые круглые щеки и торчащие пиками в стороны, как у кота, чёрные жёсткие усы.

Очередь других перенесена на завтра.

Исмаил стоит один около ворот мазара, глядя на гору пожертвований, сложенных в глубине усыпальницы святого Али.

Хромой дервиш, почти не хромая, вышел из-за угла мавзолея, неслышно приблизился сзади, сказал еле слышно:

- Великому шейху Исмаилу шлют свой привет мусульмане Индии и Цейлона.

Шейх вздрогнул спиной. Но тут же справился с волнением.

Медленно оглянулся, внимательно осмотрел человека, произнёсшего слова, которые он ждал уже очень давно. Чуть помедлил и тихо ответил:

- Священная гора Букан рада видеть гостя с Цейлона у своего подножья.

Алчинбек Назири пришёл в гости к Абдурахману Шавкату.

Заместитель народного комиссара был явно озабочен и даже расстроен чем-то.

...Высокие ворота, просторный двор с цветником в середине, соединённые друг с другом веранды, резные колонны, окрашенные в розовые и голубые цвета, искусно расписанные потолки...

Немалые, очень немалые деньги отдал профессор за этот дом и двор.

Хозяин сидел за роялем, наигрывая грустную мелодию. Гость расположился напротив.

- Вы давно читали "Моцарта и Сальери"? - задумчиво спросил Шавкат.

- Хамзу вернули в Самарканд, - сдвинул брови Алчинбек.

Шавкат, казалось, не понимал, о чём идёт речь.

- Незадолго до вашего прихода я сидел и вспоминал пушкинских Моцарта и Сальери... Если бы у меня были способности Хамзы, я не стал бы заниматься политикой. У него, конечно, талант, но он тратит его на такие пустяки, как пропаганда...

- Вы оглохли, уважаемый?! - вспылил Алчинбек. - У Хамзы появился в Самарканде новый покровитель!.. Кто он, кто? Какой занимает пост?!

Шавкат наконец спустился с высот поэзии.

- Да, да, я вас понял. Извините... Покровитель? Надо что-то придумать, как-то обезопасить себя... А что, если вы напишете Хамзе письмо приблизительно такого содержания: "Дорогой друг! Забудем про всё горькое и обидное, что было между нами. Чего не бывает в спорах о творчестве! Мы должны быть выше мелочей. Все наши взаимные упрёки и обиды ничто по сравнению с узбекским национальным искусством, дорогим и святым для всех нас. Возможно, мы оба были не правы в прошлый раз, но я напомню вам, что ищущий человека без изъяна, рискует остаться в пустыне. Вы ни в чём не должны подозревать меня, я ваш истинный друг... Мы все ждём от вас больших произведений и верим в то, что ваше творчество прославит наш народ и лично вас на весь мир..."

Заместитель народного комиссара молча и мрачно разглядывал собственные ботинки. Он, конечно, знал о том, что Шавкат - человек бессовестный, жестокий и коварный. Но это уже было не коварство, а явная глупость. Называть Хамзу "другом" после их последней стычки? После прихода Зульфизар? Да кто же поверит в это?

Между тем Шавкат, беззаботно что-то наигрывая на рояле, продолжал говорить с какой-то странно доброжелательной, с какой-то совершенно неожиданной искренней интонацией:

- Это мелодия Хамзы. Насколько проста и выразительна, а? Эх, дорогой товарищ Назири, если бы вы только знали, как тяжело иногда ощущать себя посредственностью! Вам, очевидно, неведомы такие угрызения духа, но мне почему-то не хочется, чтобы кто-то из нас, вы или я, сыграли в жизни Хамзы ту же роль, которую сыграл в жизни Моцарта пушкинский Сальери... Да, судьбе не угодно было, чтобы я стал творцом. Но и могильщиком истинного дарования я тоже не буду.

Алчинбек вдруг отчётливо понял - Шавкат располагает какими-то новыми, пока ему неизвестными сведениями о Хамзе.

- Что с вами? - поднял голову заместитель народного комиссара. - Вы заболели?

- Я абсолютно здоров.

- Но вы отдаёте себе отчёт в своих словах? - строго спросил Алчинбек. - Как я могу писать Хамзе письмо после той сцены, которая произошла между нами и в которой вы тоже принимали участие?

- Письмо написать надо, - чётко сказал Шавкат. - Я, например, такое письмо уже написал.

- Вы в своём уме?

- Гораздо в большей степени, чем вы предполагаете.

- Объяснитесь, профессор!

- Охотно. Во всей этой истории с Хамзой мы, поддавшись чувствам, слишком осмелели. Сейчас требуется сделать несколько шагов назад.

- Что это означает - поддавшись чувствам?

- Вы забыли о том, как относится к Хамзе Ахунбабаев?

- Нет, не забыл.

- Почему же вы бросили рукопись Хамзы на пол? Почему назвали Зульфизар проституткой?

Алчинбек молчал. Было ясно, что Шавкат начал играть какую-то свою игру. Но какую? На что он рассчитывает? Выйти сухим из воды? Нет, профессор, этот номер у вас не пройдёт.

- Вы уже отправили свое письмо Хамзе?

- Нет, не отправил. И не думаю отправлять.