Никогда не увидел больше свою Тозагуль Рустамджан. Она умерла от тифа летом девятнадцатого года, а он, закрученный вихрем войны и революции, вернулся на родину только после окончания гражданской войны, пройдя почти по всем её фронтам.

Не дождался и Кудрат-ата Хатамджана, погибшего в мардикерах.

Умар-палван пришёл из мардикерства накануне свержения царя, но через год сложил голову при подавлении Кокандского мухтариата, оставив Зебихон с тремя сыновьями, заботу о которых взял на себя Рустам Пулатов.

И Шафоат, проводив мардикеров, не увидела больше своего младшего - она не пережила гибели Умара.

Жизнь чертит свои острые нотные линейки через судьбы людей. Так стоит ли соперничать с жизнью? Даже если ты Хамза?

Доступны ли музыке звуков, создаваемой человеком, раскаты жизненных гроз, извергаемых временем?

Раздавленный воспоминаниями, сидел Хамза перед пианино, бессильно уронив руки, опустив голову.

В сердце его вошло сомнение. Надолго ли? Он этого ещё не знал.

Два человека верхом на ослах выехали из скалистого мрачного ущелья на широкую, уложенную аккуратно обтёсанными камнями дорогу. Ярко светило солнце, горы, вышедшие из-под снега, оживали первой зеленью трав и пёстрыми коврами ранних цветов. Небо впереди над степью голубело до самого горизонта.

Путники ехали неторопливо, оживлённо переговариваясь между собой, иногда оглядываясь на остающиеся позади скалистые предгорья. По своей одежде они были похожи на обыкновенных дехкан, болтающих о разных пустяках, чтобы скоротать расстояние до ближайшего кишлака.

Но это были не дехкане.

В полдень солнце начало сильно припекать. Путешественников разморило. Они остановили своих невозмутимых "иноходцев" возле невысокого холма, спустились к ручью, утолили жажду, ополоснули лицо. Горная вода в ручье была настолько прозрачна, что на дне его было видно много красивых разноцветных камешков.

Неожиданно где-то рядом раздалась песня. Из-за склона холма показалась отара овец. Сбоку шёл молодой чабан, заливаясь во всё горло. Заметив незнакомых людей, он остановился и замолчал.

- Да не уставать вам! - произнёс традиционное приветствие один из путников. - Какую замечательную песню вы поёте... Что это за песня?

- А вы не местные? - удивился певец-йигит.

Второй "дехканин" пристально, исподлобья посмотрел на него.

- Почему не местные? - спросил он. - Мы из Шахимардана.

- Ну тогда можете и не знать эту песню, - махнул рукой чабан, - в Шахимардане всегда много приезжих людей.

- А ты сам откуда?

- Из Вадила.

- А почему ты решил, что мы приезжие?

- Так ведь это же песня нашего поэта Хамзы. Он сейчас живёт в Самарканде, а родом тоже отсюда, из Вадила. Его песни все тут у нас поют.

Когда путешественники снова взгромоздились на своих ослов и поехали дальше, первый сказал второму:

- Хорошенькое дело, мальчишка-пастух сразу же определил, что я не местный.

- А вы бы меньше вступали в случайные разговоры, - угрюмо буркнул второй.

- Но мне же надо тренироваться в разговорной речи.

- А вы тренируйтесь со мной.

Первый "дехканин" усмехнулся.

Между тем память его работала с профессиональной быстротой и чёткостью. Хамза... Индия, Бомбей, Рабиндранат Тагор.

Значит, тот человек, с которым он много лет назад побывал у гурудеви, не исчез в водовороте мировой войны и русской революционной бури, а стал знаменитым поэтом у себя на родине, песни которого поют простые даже чабаны.

Сейчас он живёт в Самарканде. Может быть, судьба столкнёт их ещё раз?.. Узнает ли он его? Вряд ли. Слишком много воды утекло с тех пор.

И кроме того, археолог Арчибальд Лоу, интересовавшийся когда-то эпохой Тамерлана, сейчас уже не хромой дервиш. Он шейх Сайд Агзамхан-ишан, духовный брат и религиозный соратник смотрителя гробницы святого Али шейха Исмаила, который, дав ему в провожатые до Коканда одного из самых верных своих людей, Гиясходжу, обеспечивает в настоящий момент выполнение главного пункта плана генерала Маллисона - встречу его посланца с главой всех мусульман Туркестана святым Мияном Кудратом.

Товарищ Назири принимал посетителя. Это был крупный молодой мужчина. Звали его Ташпулат. Он приехал в Самарканд из Шахимардана. К товарищу Назири Ташпулата направили из приёмной ЦИК республики.

Непрерывно звонили телефоны. Заместитель народного комиссара, не щадя здоровья, подробно и демократично отвечал на все вопросы. Товарищ Назири в полном соответствии с данным на последнем партийном собрании обещанием перестраивал свой стиль работы.

В очередной раз зазвонил телефон. Алчинбек, взяв трубку, назвал себя. Видимо, услышав какую-то неприятную новость, нахмурился.

- Нет! Нет! Нельзя допускать этого!.. Кто сильно настаивает? Хорошо. Я сам поговорю с ним. Мы как следует обдумаем этот вопрос. Спешить не надо. Перерассудим и придём к одному решению. Значит, договорились? Впредь до особого распоряжения. Понятно. Хош, до свидания!

Он повесил трубку и обернулся к Ташпулату.

- Простите, дорогой товарищ. Сами видите - вздохнуть некогда. И так с утра до вечера. Ни минуты покоя... - Налив в пиалу чай, протянул её Ташпулату. - Теперь можно поговорить о вашем деле. Что вас заставило приехать сюда, проделав такой длинный путь?

- Мне сказали, что наше заявление находится у вас.

- О чём было ваше заявление?

- О преступных делах, которые творятся в нашем Шахимардане.

- В Шахимардане?.. - Алчинбек на мгновение задумался. - Я помню ваше заявление. Значит, это вы писали его?

- Нет, я не очень грамотный. Писали Амантай и Алиджан. Но об этом заявлении знают все наши батраки, они могут подтвердить каждое слово.

- Значит, могут подтвердить?.. - Алчинбек опять задумался. - Дело обстоит так, уважаемый товарищ. Вы совершенно напрасно беспокоитесь. Ваше заявление разбирают опытные люди. Проверим, всё выясним... Насколько я помню, в заявлении говорилось о том, что в мавзолее святого Али во время гражданской войны басмачами был сожжён заживо отряд красноармейцев. Сейчас мавзолей опять отстроен, а басмачи, которые сожгли красноармейцев, стали шейхами при гробнице, не так ли? И они, эти шейхи, обманывая мусульман-паломников, прибывающих со всех концов Средней Азии, обирают их за счёт пожертвований, пируют и наслаждаются жизнью. И вообще им, шейхам, живётся в Шахимардане очень хорошо и привольно. Об этом писали ваши друзья Алиджан и Амантай?

- Верно, об этом! - взволнованно произнёс Ташпулат. - Я всё видел своими глазами, всё знаю. Хазрат Миян Кудрат дал благословение на сожжение мавзолея, а шейх Исмаил поджёг гробницу.

По спине Алчинбека пробежала нехорошая дрожь, но уже в следующую секунду он взял себя в руки и спросил:

- Сколько вам было тогда лет?

- Восемнадцать.

- И вы были рядом с шейхом Исмаилом? - пристально взглянул на Ташпулата Алчинбек.

- Зачем вы так говорите? - обиделся Ташпулат. - Что мне было делать рядом с шейхом Исмаилом?

- Ну, пошутил, пошутил, - улыбнулся товарищ Назири, поняв, что взял неверный и даже опасный тон.

Ташпулат смотрел на ответственного работника Наркомпроса с недоумением, и заместитель народного комиссара решил перевести разговор в такую сферу, которая бы заставила этого деревенского дурака забыть о его, Алчинбека, неудачной подозрительности.

- Вы очень правильно сделали, что пришли ко мне. Я давно уже занимаюсь Шахимарданом. До вашего заявления было одно письмо, которое я сам лично проверял. Тогда мне, очевидно, не всё правильно рассказали... Теперь, после вашего приезда, дело принимает другой оборот...

- Я хочу ещё сказать о голосах с могилы святого Али...

- Каких голосах?

- В последнее время из гробницы по ночам раздаются голоса... Они пугают весь кишлак. Говорят, что это сгоревшие красноармейцы проклинают Советскую власть, которая послала их на верную гибель.