- Отец! Не губите меня! В чём я провинилась? С тех пор как привели меня сюда, я сижу в заточении, точно арестованная, - умоляла Санобар, опустившись на колени перед отцом. - Как у вас душа лежит отдавать меня за человека, равного вам по возрасту да ещё имеющего трех жён! Зачем вы слушаете шейха и ишан-айи? Ведь они же чужие для меня, а вы-то отец мне! Почему вы заодно с ними? Или вы нашли меня на улице?

- Не говори так, доченька, не бери греха на свою душу... Я человек обездоленный, без гроша в кармане. Я не могу ослушаться моего духовного наставника... Я очень задолжал этому человеку. Если он отнимет у нас землю, мы умрём с голода... Я боюсь его проклятия, не могу не думать о загробной жизни. Согласись, не перечь мне...

- Я не выйду за Бузрук-ишана! - прошептала Санобар. - Я брошусь со скалы...

Неожиданно в комнату вошёл шейх Исмаил. Он слышал последние слова Санобар.

- Ладно, Шадман-ходжа, не уговаривайте больше её, - властно сказал шейх. - Ей не понять ни вашего, ни моего добра. Не хочет выходить замуж добровольно, пойдёт по вашему приказу. К следующему четвергу можете приглашать в мой дом на свадебный той своих гостей, Шадман-ходжа! Не беспокойтесь о деньгах, предоставьте всё это дело на наше усмотрение.

Шадман-ходжа, окончательно потерявший способность соображать, растерянно смотрел то на шейха, то на дочь. И не было у него сил ни возражать шейху, ни защищать дочь. Конечно, ему было жалко Санобар, но долг шейху, на который тот намекнул, терзал душу Шадмана. Он искренне верил в то, что если не вернёт долг шейху из денег Бузрук-ишана, то этот долг с него взыщут на том свете.

На две несоединимые половины разламывалась жизнь Шадмана-ходжи: дочь и земля. Если он не отдаст дочь, шейх отберёт за долги землю. А если отдаст дочь, и тем самым долг, земля сохранится за ним.

И мысленно он как бы положил обе эти половины на чаши весов: что перетянет? С тех пор как он помнил себя, он находил себе средства к существованию только на этом клочке земли.

Семь месяцев в году трудился Шадман здесь и этим обеспечивал жизнь зимой. Он вырастил Санобар тоже благодаря этой земле. Не будь у него земли, он давно отдал бы дочь в служанки...

Так что же делать теперь? Как поступить?

Будет земля - будет жизнь. Плохая, но жизнь. Без дочери, но всё-таки жизнь. И покровительство шейха останется.

Не будет земли - куда они пойдут с дочерью? Кому он будет нужен, нищий безземельный старик?

И без покровительства шейха ему не прожить. Это равносильно смерти.

И на чашах весов, которые мысленно представил себе Шадман-ходжа, чашу Санобар перевесила другая чаша - чаша земли. Чаша земли, отягощённая простотой души Шадмана-ходжи и наивной его преданности шейху Исмаилу.

И, несмотря на плач и стоны дочери, Шадман-ходжа решил по-прежнему крепко держаться за подол шейха. Он дал согласие на свадебный той в четверг.

В четверг в дом шейха Исмаила съезжались свадебные гости.

На центральной веранде на атласных подушках восседали самые почётные гости во главе с шейхом Исмаилом. По правую руку от него находился Бузрук-ишан. Щеки его лоснились, и не различить было на круглом, как тыква, лице ни бровей, ни ресниц.

Рядом с Бузрук-ишаном сидел Шадман-ходжа в шёлковом халате, столь просторном, что в нём, наверное, могли бы поместиться ещё трое таких, как Шадман-ходжа. Этот халат подарил отцу невесты будущий зять.

Внимательный взгляд мог бы заметить среди приглашённых троих людей, которые особо выделялись из всех гостей. Их лица были покрыты медным горным загаром. Это были предводители отрядов басмачей, скрывавшихся в окрестностях Шахимардана.

Так же, как и шейхи, они были одеты в белые камзолы, но явно чувствовали себя неудобно в этой одежде: один сдвинул громоздкую, высокую белую чалму назад, другой вбок, третий расстегнул камзол до пояса.

Этого третьего гостя звали Нормат-курбаши.

Высокий, сухощавый, с глазами, казалось, провалившимися куда-то в глубь черепа, с короткими жёсткими усами, он был похож на человека, давно уже отвыкшего от оседлой жизни.

С лица его не сходило настороженно-наглое, зловещее выражение. Всеми своими резкими движениями и жадными повадками он напоминал классического разбойника.

В разгар веселья шейх Исмаил поднялся с места и вошёл в дом. Спустя некоторое время за ним последовал Нормат-курбаши.

В глубине дома, в комнате с затемнёнными окнами, расположилось ещё двое гостей - паломник из Гилгита и... Алчинбек Назири. Вместе с ними за небольшим дастарханом сидели Гиясходжа и Кара-Каплан.

Исмаил и курбаши отвесили поклон гостю из Самарканда и опустились на ковёр.

...Алчинбек потратил немало усилий, чтобы оказаться в Шахимардане неузнанным. Он сильно изменил свою внешность - покрасил брови, приклеил рыжую бороду и усы. Долго запутывал свои следы по всей Ферганской долине, находясь там в официальной командировке. Внезапно, по ночам, переезжал с места на место. И наконец удалось выбрать несколько дней, чтобы исчезнуть якобы на отдых.

Алчинбек прибыл в Шахимардан, чтобы увидеться с руководителями басмаческих отрядов. Паломник из Гилгита также был вызван на эту встречу. Предстояло уточнить окончательные сроки начала вооружённого восстания в Ферганской долине и согласовать с ними действия "Союза тюрков" в Самарканде и других городах республики.

Поэтому и затеял шейх Исмаил свадебные торжества Санобар и Бузрук-ишана в своём доме. Чтобы прикрыть этими торжествами свидание курбаши и руководителей подполья.

- Я просил вас подготовить заявление бедняков Шахимардана против Хамзы, - сказал паломник из Гилгита шейху Исмаилу.

- Да, письмо готово.

- Сколько бедняков подписали его?

Исмаил усмехнулся:

- С подписями будет сложнее. В Шахимардане почти нет ни одного грамотного бедняка.

- Что же вы собираетесь делать? Ставить фальшивые подписи?

- Зачем фальшивые? Бедняки будут ставить под заявлением отпечатки своих пальцев.

Он вышел в соседнюю комнату, оставив дверь полуприкрытой.

- Эй, кто-нибудь! - крикнул шейх. - Позовите ко мне отца невесты!

Через две минуты в комнату, где находился Исмаил, вошёл Шадман-ходжа.

- Слушаю вас, мой шейх.

- Мы решили просить у Советской власти больше присылать нам в кооператив сахара, чая и тканей, - начал Исмаил.

- Очень верно говорите, мой шейх, - согласился Шадман-ходжа. - А то в нашей лавке всегда так пусто, как будто её начисто обворовали. Ничего там не купишь.

- Значит, вы поддерживаете эту просьбу? Вот заявление. Вы первым приложите к нему палец.

- Как вы скажете, мой шейх, так я и сделаю... Пожалуйста, готово.

- Хвала вам, Шадман-ходжа! Теперь к нашей жалобе должны приложить пальцы остальные бедняки кишлака, недовольные работой лавки.

- Только вы один, мой шейх, и заботитесь о простом народе.

...Шейх Исмаил вернулся из соседней комнаты.

- Вот и первый палец бедняка против Хамзы, - показал он заявление паломнику из Гилгита.

- Неплохо, неплохо, - смягчился хромой дервиш, - продолжайте в том же духе.

Исмаил протянул бумагу Гиясходже.

- Найди Валихана, - сказал он, - и отдай ему письмо. Пусть обойдёт всех бедняков, которые находятся здесь, и соберёт их отпечатки пальцев. Объясни ему, что каждому надо говорить то, что я говорил сейчас Шадману.

Гиясходжа вышел.

- Итак, уважаемые, приступим, - обвёл всех решительным взглядом Алчинбек Назири. - Прежде всего устанавливаем точную дату начала восстания...

А во дворе и на верандах дома шейха Исмаила продолжал шуметь свадебный той. Везде пили, ели, веселились, вели неторопливые беседы.

Два толстяка, сидевшие на боковой веранде и уплетавшие вовсю плов, разговаривали между собой.

- Зачем Бузрук-ишан пригласил на той вон тех босяков, а? - сказал недовольно один из них. - Глядите, вши с них так и сыплются...