- В чём дело, Санобар? Случилось что-нибудь? Почему у тебя глаза покраснели от слез?

Санобар молчала.

Мехри решила развеселить подругу. Взяла какое-то покрывало, закрутила его жгутом и, сбросив с головы свой платок, обмотала жгут вокруг головы чалмой. Потом быстро нашла ножницы, отрезала клочок от овечьей шкуры и прицепила его на верхнюю губу под носом. Набросила сложенную, как бурнус, паранджу на плечо, закрыла ладонью подбородок. И произошло чудо - Мехри стала похожа на свирепого басмача.

Санобар улыбнулась.

- Кто ты теперь? - спросила она у подруги.

- Капланбек! - ответила Мехри. - Похожа?

- Курбаши Капланбек? - переспросила Санобар. - А почему ты о нём вспомнила? Разве он ещё не попался?

- Попадётся, ещё как попадётся, вот посмотришь! - подмигнула Мехри, отклеивая усы. - Он скрывается в Намангане. То ли дядя, то ли племянник у него там большой начальник. Говорят, что он в прошлую пятницу приезжал сюда, совершил паломничество к нашему мавзолею - гробнице святого Али.

При слове "гробница" печаль снова бросила чёрную тень на лицо Санобар, и в глазах её заискрились слёзы.

- Что с тобой всё-таки? Из-за чего убиваешься? Стоит ли это твоих слёз? - снова принялась утешать Мехри подругу.

- Отец сказал, что он отведёт меня к шейху Исмаилу, а шейх вымолит мне у аллаха прощение моих грехов. - Неожиданно лицо её стало серьёзным, глаза сверкнули, и она, ударив ладонью по колену, решительно сказала: - Нет у меня никаких грехов! Выйду замуж за Алиджана и поеду с ним в город - учиться пению. А к шейху не пойду. Лучше умру, чем буду служить этому противному Исмаилу!

Мехри, глядя на Санобар, удивлённо спросила:

- К шейху? Смотрителю гробницы шейху Исмаилу? Что это на старости лет Шадман-ака с ума спятил?

- В последнее время он стал каким-то непонятным. Вечно на языке у него святые и пророки, а за шейха Исмаила готов отдать жизнь... Он очень стал бояться голосов, которые раздаются по ночам из гробницы...

- Знаешь, - улыбнулась Мехри, - что сказал мне мой Амантай об этих голосах?.. Он сказал, что это кричат сами шейхи. И ещё он говорил, что вот было бы хорошо, если бы люди собрались ночью, поймали и проучили какого-нибудь из этих крикунов. Вот тогда бы эти голоса и приумолкли.

- Что ты говоришь?! Как можно так даже думать? - побледнела Санобар. - Это грех, большой грех!

- А почему нельзя? Знала бы ты моего Амантая... Вот парень! Ничего не боится. Он только стал волноваться о том, что не даёт о себе знать Ташпулат-ака... Но шейхи, говорит, тоже чего-то забеспокоились. В Шахимардан будто бы едет какой-то большой человек... Жаль, имя я его забыла. Шейхи вроде здорово боятся этого человека. Он какой-то большой начальник в Самарканде, чуть ли не народный комиссар просвещения... А про все твои дела, если ты согласна, я расскажу Амантаю. Мы тебя в обиду не дадим.

Мехри прытко вскочила с места и набросила на голову паранджу.

- До чего мне надоела эта мерзкая попона, - сморщилась она. - Таскаешь её на себе, как будто ты лошадь. Мы с Амантаем уже решили, что сразу же после свадьбы торжественно сожжём этот глупый балахон...

- Куда ты спешишь, посиди ещё немного, поговорим, - Санобар взяла подругу за руку. - Выходит, твой Амантай ещё не знает о том, что мы решили с Алиджаном?

- Мой Амантай и твой Алиджан друзья? Друзья. Мы с тобой подруги? Подруги. Ручаюсь, что Амантай знает уже обо всём.

- Мехри! - прижала руки к груди Санобар. - Ничего не рассказывай Амантаю о шейхе Исмаиле, Я не хочу, чтобы Алиджан знал об этом. Может быть, всё ещё обойдётся.

Мехри, чтобы успокоить подругу, сказала:

- Не бойся, Санобар, всё будет хорошо. Отец для своего дитя может даже трон смастерить, но счастья не построит. Каждый сам кузнец своего счастья. Наши ребята выручат тебя.

И так же, как появилась, Мехри снова через окно выбралась во двор.

Несколько лет назад басмаческое движение в Ферганской долине в основном было ликвидировано, но остатки банд всё ещё продолжали рыскать в горах. Днём они отсиживались в ущельях, а по ночам занимались поборами, отнимая у местного населения еду и скот. В Шахимардан прибыл отряд особого назначения, который занялся выявлением басмачей в округе и припрятанного ими оружия.

В ту пору так случилось, что отец Алиджана, Арсланкул-ака, взял у одного бая на откорм восемь овец, две из которых должен был потом оставить себе. Алиджан всю зиму откармливал их. Поскольку двор их был за три версты от реки, он возил воду на осле, погрузив на него два кувшина. В зимнюю стужу одежда на Алиджане покрывалась ледяной коркой, руки и ноги стыли, коченели и болели нестерпимо. Но, думая о том, что весной ему достанутся две овцы, он терпеливо сносил все эти муки.

Однажды в дом к ним явился тесть беглого курбаши Каримберди, Джалал, и сказал отцу Алиджана: "Отдай одну овцу, а то ребята в горах совсем изголодались". Арсланкул-ака сказал, что овцы принадлежат сыну Алиджану. Джалал молча ушёл.

Ночью явились восемь вооружённых йигитов и забрали обеих овец. Алиджан почернел лицом. Выращенных им в муках овец бандиты сожрали, как говорится, за один присест.

Через несколько дней с мешком зерна он ехал на мельницу.

Около двора Мамаджана, где в это время стояли на постое красноармейцы, Алиджана окликнули. Слово за слово - разговорились. Потом один из красноармейцев, человек в белом халате, повёл его в дом, осмотрел обмороженные руки и лицо, помазал лекарством и велел прийти завтра. Алиджан пришёл, красноармеец в белом халате опять помазал лекарством и снова завёл разговор. Он спрашивал Алиджана, где он живёт, кто его отец, где скрываются басмачи, откуда у него такие страшные раны?

И Алиджан, ни секунды не колеблясь, рассказал, как долго он откармливал овец и как быстро их у него отняли. Он, ненавидевший басмачей, этим только и облегчил свою душу.

Рассказ Алиджана помог отряду особого назначения ликвидировать последние остатки банд в районе Шахимардана.

Год спустя Алиджан вместе со старшим братом поехал в Фергану, работал там на строительстве текстильной фабрики, вступил в комсомол, научился писать.

Потом Алиджан участвовал в работе комсомольской ячейки района, выезжал в окрестные кишлаки.

В 1926 году в республике вместо старых административных единиц было проведено новое районирование. Как член поселкового совета, Алиджан был избран делегатом первого курултая Алтыарыкского района.

Арба, гружённая нехитрым багажом Хамзы, остановилась около правления кишлачного Совета Шахимардана. И вмиг её окружили ребятишки.

На крыльцо вышел председатель кишлачного Совета Валихан. Он уже был предупреждён накануне гонцом из Ферганы о приезде Хамзы.

А чуть поодаль от правления стояла группа жителей кишлака, с которыми у Валихана только что произошёл очень неприятный разговор. И председатель опасался, как бы недовольные не пожаловались на него приезжему человеку. Он торопился опередить события.

- Мы, уважаемый, уже приготовили для вас хорошую комнату, - сказал Валихан после обмена приветствиями. - В доме Бузрука-ата. Вы, конечно, будете довольны. Бузрук-ата человек состоятельный, к тому же у него есть большой сад... Эй, Мирали! Проводи нашего дорогого гостя к Бузруку-ата!

Но Хамза, хоть и чувствовал некоторую неловкость от заранее проявленной о нём заботы, тем не менее не спешил отправляться к дому неизвестного для него Бузрука-ата.

- Подождите, - обратился он к Мирали, секретарю сельсовета, который подбежал, готовый, видимо, немедленно исполнить приказ председателя. - Почему вы хотите поселить меня именно в доме Бузрука-ата, а не у кого-либо другого? - спросил он у Валихана.

- Он очень уважаемый человек, - начал расхваливать Валихан Бузрука. - Его знает весь народ. Совестливый и честный человек.

- Ростовщик и жадюга! Волк в овечьей шкуре! - крикнули из толпы жителей кишлака.