Впрочем, она недолго держала на сердце обиду. Вечером они с Андрюшей мирно гуляли по пляжу, а через несколько лет благополучно поженились.
В августе погостить к младороссам приехал Великий князь Дмитрий Павлович. Он провел с нами пару дней, ел неприхотливую нашу еду, страстно болел на волейбольных состязаниях, а в последний вечер после бесконечных приставаний и просьб рассказал, как они с Феликсом Юсуповым и доктором Пуришкевичем убивали Распутина. Рассказывал скупо, хмурил красиво очерченные брови. Кончил, болезненно сморщился, несколько минут в полной тишине смотрел в землю и вдруг поднялся и ушел в специально отведенную ему палатку.
Мне потом несколько ночей подряд снился отравленный, но все еще живой и страшный Распутин. В него стреляли, он падал, поднимался и шел на меня. В него снова стреляли, он снова падал, поднимался и никак не хотел окончательно умирать.
15
У Спасских. — «Княгиня плачут». — Похищение Миллера. — Бетти. — В Альпах. — Слухи о войне. — В Париже все спокойно
События предвоенных лет в моей памяти перепутались. Жизнь была слишком однообразна, и никакие, даже самые веселые, поездки к морю не нарушали ее монотонного течения. Вот разве что тридцать шестой год запомнился из-за Петиной свадьбы и Марининого неожиданного замужества. Она вышла за француза и уехала в Алжир, где муж ее работал по контракту в большой строительной корпорации.
В том же году Сережа устроился поваром в пансион отца Спасского. Был такой довольно известный в эмиграции священник. Пансионом заправляла его жена Тамара. Жили в нем и кормились разные люди, в основном состарившаяся знать. Ну, и, конечно же, не обходилось без курьезов.
Жила в пансионе княгиня В***. Дряхлая старушенция и слышать не желала о произошедшем в России перевороте. За ней ходила горничная, прикатившая в эмиграцию за госпожой. Единственный взрослый сын княгини жил бедно, шоферил и пытался сделать все возможное, чтобы не нарушать покоя матушки.
И вот заказывает однажды княгиня на обед пюре с курицей. Чего проще! Сварил Сережа симпатичную курочку, отрезал от нее толстенькую ножку, намял картошечки с маслом и отправил наверх в комнату княгини. Через минуту возвращается горничная и объявляет:
— Княгиня не кушают, плачут. Не так приготовлено.
— А как надо?
— Не сказывают.
Сережа подумал, покрутил тарелку, нарезал курицу кусочками, подогрел и вспушил пюре.
Снова бежит горничная:
— Княгиня не кушают, плачут.
Что ты будешь делать! И ведь, главное, как ее иначе приготовить, отварную курицу с пюре? А упрямая старуха грозится в рот ни крошки не брать, пока не приготовят, как положено. Пришлось вызвать сына. Приехал князь, злой, как черт.
— Опять матушка колобродит!
Встали оба над тарелкой с остывшей курицей, смотрели, смотрели, князь развел руками.
— Ей-богу, не знаю, какого рожна ей нужно!
Отправился к матушке, стал упрашивать отведать пюре с курицей или хотя бы намекнуть, как она хочет, чтобы ей приготовили. С соусом, прижарить или еще как. Но добился князь одного: княгиня потребовала, чтобы он немедленно вез ее в Россию, раз в Париже так бессовестно с нею обращаются.
Возвратился князь в кухню, долго мерил ее длинными породистыми ногами, и вдруг его осенило. Хлопнул себя по лбу, побежал звонить бывшему дворецкому княгини. Тут все и выяснилось.
Курицу полагалось трижды пропустить через мясорубку. Полученный фарш растереть в ступке, а уж потом все смешать с обыкновенным пюре.
Это было незамедлительно исполнено, княгиня с удовольствием откушали, успокоенный сын отправился ловить пассажиров, а это «не кушают, плачут» у Сережи прижилось. Я раз приболела, потеряла аппетит, не хотелось ни супу, ни приготовленного специально для меня винегрета, так он извел прямо. Бегал по комнате с тарелкой, торкался во все углы и причитал с дурашливым видом:
— Ох, божечки мои, что делать! Княгиня не кушают, плачут! Плачут княгиня и не кушают! Божечки мои, ох, ох, ох!
Пришлось есть.
В тридцать седьмом году Спасские прогорели, Сережа остался без работы.
Все томились, настроение было подавленное, даже притихшая и смирившаяся мама и та вскричала однажды:
— Господи, хоть бы случилось что! Хоть потоп, хоть землетрясение!
— В Париже не бывает землетрясений, — рассеянно отозвался Саша, не отрываясь от газеты, — а потоп для чего понадобился?
— Надоело так жить. Без сюжета.
— Вон, Миллера[41] украли, чем не сюжет?
Да, это был таинственный и трагический сюжет. Тридцать седьмой год ознаменовался для эмиграции новым загадочным исчезновением главы Российского общевоинского союза. Только теперь это был семидесятилетний генерал Миллер. Как и его предшественник, генерал Кутепов, он не вернулся домой, его искали и не нашли. Но, написанный рукой Миллера, остался на столе клочок бумаги. Из него следовало, что местонахождение главы РОВС известно некому Скоблину, одному из заметных деятелей Общевоинского союза. Скоблина призвали к ответу, он обещал прояснить ситуацию — и тоже бесследно исчез. Тогда французские власти арестовали жену Скоблина — знаменитую Плевицкую. В таинственной истории тогда не разобрались.
Снова шумели, спорили, строили самые невероятные предположения. Снова история эта заглохла, будто не здесь, не рядом все это происходило, а на другом конце света. Саша глядел в пространство неподвижным взглядом и бормотал:
— Но для чего Миллер понадобился НКВД? В тюрягу? В компанию к сидящей по тюрьмам половине России?
Стоило ему завести разговор о сидящей по тюрьмам половине России, Сережа начинал сердиться.
— Но это физически невозможно — пол-России в тюрьму засадить! Это же никаких тюрем не хватит! Да и кто бы поехал в Россию из эмиграции в таком случае? А люди едут. Факт.
— Увы, — отодвигал ничего не прояснившую газету Саша, — едут. Безумие, господа. Полнейшее безрассудство и безумие. Не завидуйте им, Сергей Николаевич, ох, не завидуйте. На свою голову едут… Кто ж все-таки Миллера спер? Кому старикан понадобился? Еще Кутепов, ладно, сильный мужик был. Но Миллер…
Но главной бедой и заботой была безработица. Все настойчивей сползали мы в унизительную бедность, Сережа осунулся, заел самого себя. Жена работает, а он, мужчина, глава семьи, не в состоянии принести заработок в дом! Я резонно его уговаривала:
— Что ты, право, на стенку лезешь? Я потеряю работу — ты будешь меня кормить.
Чтобы отвлечься от обступившей со всех сторон пустоты, выгонял меня и маму из кухни, из самых простых и доступных продуктов стряпал особые деликатесы. Мы с мамой смотрели, как из-под его ножа летят тончайшие, кружевные кружочки лука, измельченная зелень. Я не выдерживала, просилась в помощники, он искоса поглядывал недовольный, ревниво следил за каждым движением — и вдруг налетал коршуном, воздевал руки и шипел:
— Да кто ж вдоль волокон мясо режет! Уйди. Убью.
В середине марта друзья втянули нас в одно коммерческое предприятие. Олег Павлов познакомил ребят со своей приятельницей Бетти Санборн. И вот эта Бетти решила организовать зимний лагерь в Альпах и взяла на себя финансирование.
Бетти Санборн происходила из купеческой семьи и была на самом деле Елизаветой Федоровной. Девичьей фамилии ее мы не знали. Смолоду она вышла замуж за богатого американца, и лет через десять они разошлись. Бывший муж назначил Бетти пожизненную пенсию, подарил виллу с садом, с причалом для лодок и яхт на Лазурном берегу.
У Бетти было великое множество друзей среди американцев и французов, давным-давно позабывших о ее русском происхождении. Зато Бетти о нем никогда не забывала. Она тянулась к русским, и хоть была лет на пять старше Сережи, осталась такой же беззаботной, как и все мы.
И вот Бетти взялась за дело, остальные согласились участвовать в затее. Я отпросилась у Раиса Яковлевны (работы в ту зиму было почему-то немного), и накануне Рождества четверо дельцов — Олег, Марк, Панкрат и Сережа, да со мной в придачу, — прибыли в снятое заранее шале над Лезушем в Альпах.
