Госсекретарь Армстронг верил, что знает решение этой проблемы, и был готов предъявить его. Он взглянул через стол на своего помощника, которого вызвал, просидев целое утро в сосредоточенных размышлениях. Тот сидел наготове с открытым блокнотом. Госсекретарь прочистил горло и заговорил:

— Записка президенту. Копии — министру обороны, председателю Объединенного комитета начальников штабов, директору ЦРУ. Распространить обычным Списком приверженцев.

Он сделал паузу. Раньше, до вселения в этот кабинет, он и не подозревал о существования такого списка, теперь же использовал его самый закрытый и секретный статус как способ связаться с ключевыми фигурами в администрации, зная наверняка, что его сообщение дойдет без каких-либо искажений.

— Никарагуа остается нашей самой серьезной проблемой в регионе. Последствия войны контрас, которая превратилась в фатальную навязчивую идею при президенте Рейгане, ощущаются до сих пор. Нам не доверяют, уже не говоря о том, что не любят, поскольку администрация Рейгана поддерживала не ту сторону — контрас. В Никарагуа существуют опасения, что мы повторим ту же ошибку в следующий раз. Исходя из этого, я предлагаю радикально иной подход. Мы продемонстрируем политику полного невмешательства в дела Никарагуа — на виду у всех. Внешнее наблюдение за этой страной, как наземное, так и со спутников, свертывается немедленно. ЦРУ сокращает свое присутствие в Никарагуа до абсолютного минимума, никакие новые операции там не проводятся, а все текущие — сворачиваются.

Он попросил помощника прочесть вслух то, что надиктовал, а потом продолжил:

— В то же время под государственным управлением Казначейство начнет готовить финансовую программу, которая обеспечит Никарагуа достаточными средствами, чтобы страна стала абсолютно независимой. За короткий период мы сделаем все возможное, чтобы Никарагуа и наша страна оказались в одной упряжке. Я совершенно убежден, что в результате мы увидим изменение всего состояния данного региона.

Темнота спустилась как обычно быстро, а доктор Ромер все еще сидел перед монитором связи в финском коттедже. При свете экрана было видно, что комната красиво обставлена; книги в кожаных переплетах на стеллажах вдоль стен и письменный стол восемнадцатого века в центре красноречиво говорили об убежище одинокого человека. Ни одна деталь в ней не содержала ни малейшего намека на прошлое доктора Ромера.

Когда Мадам сделала паузу, чтобы отпить глоток воды из стакана, он посмотрел в окно на огни клиники. Стеклянные крыши операционных мерцали зеленоватым светом: хирурги опять работали допоздна. Секунду назад включился аварийный генератор, чтобы поддержать энергоснабжение с материка. Тихое гудение генератора было почти не слышно на фоне обычных ночных звуков, нескончаемого хора цикад от сумерек до рассвета.

Он снова повернулся к экрану. Изображение Мадам передавалось через спутник, находящийся над севером Атлантики. Это был один из трех спутников, принадлежащих Организации и обеспечивающих абсолютно надежную сеть связи по всему земному шару. Он только что в полном молчании выслушал перечень событий, происшедших в Вашингтоне.

Поставив стакан на место, она вернулась к этому вопросу.

— Действительно, самое неудачное — то, что ваши люди выбрали донора, который работал на службу Хаммер, Густав. Был ли это единственный случайный прокол, или ваши люди становятся небрежными?

Он не спрашивал, каким образом она получила эту информацию. Такие вопросы никогда не обсуждались.

— Не было никакой возможности выяснить заранее, кто он, Мадам.

— Нам необходимо учесть это. В дальнейшем инструкторы должны доставать больше сведений для отбора. Скажите им, что именно мелочи всегда имеют решающее значение. Нужно знать не только кто на кого работает, но и куда они отправляются отдыхать. С кем общаются? Посещают ли церковь? Католическую или протестантскую? По таким вещам можно судить о многом. Большая ли семья? Сколько машин? Ходят ли дети в школу? Они должны задавать столько вопросов, сколько потребуется. Я ни в коем случае не хочу, чтобы такое повторилось снова, Густав.

В ее словах не было явной угрозы, речь была спокойной, но доктор Ромер напрягся — отчасти потому, что никак не мог привыкнуть к ее фамильярности: с тех пор как умерла его мать, никто не называл его Густавом, — но еще и по какой-то другой причине. Она подошла слишком близко к тому, чтобы вторгнуться в сферу его личной ответственности.

— Полагаю, вы чересчур озабочены, Мадам. — В его ответе не было и намека на извинение.

— Мы оба должны быть озабочены любым обстоятельством — каким бы крошечным, отдаленным или заурядным оно ни казалось, — если в нем таится угроза Организации. Убитый сотрудник службы Хаммер по всем статьям подходит к этой категории, Густав. — Ее тон по-прежнему оставался ровным.

— Я полностью согласен, Мадам, — произнес доктор Ромер голосом, в котором раздражение теперь было смешано с нотками оправдания. Он подождал, но она ничего не ответила.

В подвальном помещении комнаты связи в Стокгольме Мадам пристально уставилась в его лицо на мониторе. Она знала, когда остановила свой выбор на нем, что он из тех, кто продает свой талант по самой высокой цене. Но до сих пор он оставался полностью преданным и лояльным. Помогало то, что у него не было ни моральных, ни политических принципов. Человек вроде Густава был бесценен, но он также мог быть и наивным. С самого начала она предупреждала, что будут попытки проникновения в Организацию, и велела ему принять все возможные меры, чтобы такого не случилось. И теперь — вот это.

— Я хочу еще немного поговорить о Мортоне, — в конце концов сказала она.

Он кивнул.

— Нет доказательств, Мадам.

— Но давайте предположим, что это был он. Известно, зачем он в Вашингтоне?

— Нет. Но мы это выясним.

— Хорошо. Нам также нужно выяснить, сколько времени он там пробыл.

— Конечно.

Он увидел на экране, как она выпрямилась.

— Прежде чем вы сможете быть так уверены, нам совершенно необходимо знать, что его посещение нашего здания не связано со смертью его сотрудника.

— Стамп никогда не посещал вашингтонское отделение, Мадам. Только те, что в Чикаго, Лос-Анджелесе и Хьюстоне. Сигналов о каких-либо расспросах не поступало. Вполне вероятно, что Мортон занимается другим делом — возможно, связанным с этой бомбой. За прошедшие месяцы произошло несколько таких инцидентов.

— Я повторяю, Густав, что бы ни привело его в наше здание, это угроза всей Организации в целом! Я не хочу преувеличивать, но совершенно ясно, что после всего случившегося вы не можете утверждать, что наша система охраны непогрешима. Если Мортон подойдет близко, у вас будут проблемы. Вы должны понимать это лучше, чем кто бы то ни было. В конце концов, я столько сделала, чтобы организовать вашу смерть, именно ради того, чтобы гарантировать нас от этого.

Впервые в ее голосе проскользнула нотка раздражения. Глаза доктора Ромера инстинктивно метнулись к экранам слежения за охраной. Изображения на них успокоили его. Он заговорил спокойным тоном, подпустив в него лишь столько раздражения, сколько требовалось, чтобы показать, что он не нуждается в напоминаниях.

— К нынешнему дню мы собрали почти тысячу органов и пока не вызвали никаких подозрений, направленных на нас, несмотря на все расследования полицейских. Даже если в это дело вовлекли Мортона, с чего он начнет свои поиски? Мы собираем урожай на таком огромном поле, что его задача будет просто за пределами его возможностей.

У себя в спальне Мадам снова все обдумала и взвесила. И Элмер предупреждал, что не стоит раньше времени пугаться привидений. В самом деле, все, что она узнала из других источников, подтверждало сказанное Густавом Ромером. Скорее всего, визит Мортона в здание был простым совпадением — если это вообще был Мортон. Но она должна быть до конца уверена.

— Кого вы послали в Вашингтон для расследования?

— Клингера.