— Для ваших? Я что-то не помню этого.

— Когда у императора поскользнулась лошадь, ты напомнил ему, что кровь ей уже по колено.

— Так ведь это просто сбылось пророчество жрецов Аполлона из Кесарии.

— Или же это Бог действовал через тебя, чтобы уберечь от смерти тысячи невинных людей.

— Я слышал, что вы, христиане, плохо отзываетесь о языческих жрецах, которые искажают события в угоду собственных прорицаний, — несколько грубовато напал на него Константин. — Но ведь здесь вы делаете то же самое.

Евсевий бросил на него быстрый проницательный взгляд.

— Выходит, и ты почувствовал зов, — сказал он. — И тоже идешь против рожна.

Возможно, оттого, что после долгого дня Константин устал, или каким-то непонятным образом на него подействовала проповедь. Евсевия, ему вдруг в голову пришла мысль, что его используют — пусть даже это будет человек, признаваемый христианами за Сына их Бога, — используют, как фигуру в игре, передвигаемую по доске туда и сюда без всякой на то его собственной воли.

— Теперь ты, пожалуй, скажешь, что меня посетит видение, как и этого вашего Павла, — резко сказал он.

— Я вовсе никакой не прорицатель, коими считают себя жрецы Аполлона, — Похоже, его слова и манера выражения нисколько не обидели Евсевия, — Но могу сказать тебе одно: какую бы цель ни поставил перед тобою Бог, ты не можешь увильнуть от нее, как вол не может увильнуть от рожна, — Тут он улыбнулся, — Вся Сирия говорит о твоих ратных подвигах: спас армянского царя, персов остановил почти у самых ворот Антиохии. Ты настоящий герой дня, и честь эта вполне заслужена.

Трудно было сердиться на человека с таким теплым и, очевидно, искренним сердцем, и Константин почувствовал, как его раздражение отступает.

— Ты сейчас в Антиохии? — поинтересовался он.

— Только ненадолго. Большую часть своего времени я пишу историю всей Церкви, поскольку о рождении нашего Господа возвестили ангелы в Вифлееме. Когда гонения на Церковь заставили апостолов и других руководителей бежать из Иерусалима, они основали новую церковь здесь, в Антиохии. Вместе с Иерусалимом — а по приказу властей это теперь языческий город — Антиохия — наш самый важный центр на Востоке, так же как Рим — на Западе, хотя и епископ Александрийский день за днем обретает все новые церкви.

— Ты сказал, что пишешь историю вашей религии?

— Еще не пишу — только собираю материал, пока не рассыпались от ветхости самые старые документы. Много ценного уже потеряно, и мы знаем о них только по ссылкам в других, более поздних документах.

— Мы обнаружили одну их ваших старых церквей на Евфрате.

— Где именно?

— В городе под названием Зура, или Европос.

— Мне попадались ссылки на нее в старых документах. Что же осталось от этой церкви?

Добрая часть первоначального здания и много настенной живописи.

— А есть ли в ней изображения Христа?

— Да, он изображен в виде пастуха, несущего в руках ягненка, который или отбился от стада, или, может, поранился. Там также есть изображение гробницы, которую видно и на стенах этого здания.

— Мы стараемся сохранить как можно больше старых изображений Спасителя, — сказал Евсевий. — А церковь в Зуре, должно быть, очень древняя, возможно, она сохранилась еще с того времени, когда жил святой Павел. Как ты думаешь, персы могут ее разрушить?

— На этот раз Галерий пойдет на них с такой армией, что им будет не до брошенных церквей, — заверил его Константин. — Не пройдет и года, как это место снова будет в руках у Рима.

— Тогда мне нужно будет съездить туда и изучить настенную роспись. Может, и удастся найти новые сведения о христианах в самый начальный период существования церкви.

— Это действительно так важно? Мне-то казалось, что главное для вас — это просто верить в вашего Бога.

— Наша религия не основывается просто на вере в Бога, даже и во всемогущего, — пояснил Евсевий. — В конце концов, у греков есть Зевс, у римлян — Юпитер, и, куда бы ты ни пошел, люди везде стремятся к Богу, который выше всех других.

— Кое-кто говорит, что у вашего Бога три лица и вы поклоняетесь то одному, то другому, то третьему.

— Мы почитаем Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа, — растолковывал ему Евсевий. — Но вот что особенно важно для нашей веры: Отец так возлюбил человечество, что послал своего Сына на землю — чтобы он родился в простом хлеву, а потом жил среди людей и учил их истине.

— И чтобы его распяли? Какой же отец мог бы предать своего сына такой мучительной смерти?

— Именно потому, что он был предан такой мучительной смерти и все же поднялся над нею, мы теперь знаем, что Бог может всем нам даровать вечную жизнь, — строго сказал Евсевий, — Еще на кресте Христос простил тех, кто убил его; поэтому мы, кто следует за ним, можем поступать только так и не иначе.

— Если вас снова подвергнут гонениям, разве вы не возненавидите своих гонителей?

Евсевий отрицательно покачал головой.

— Иисус сказал: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас. Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую… И во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними».

— Какой же человек настолько совершенен, чтобы он мог следовать таким правилам? — скептически усмехнулся Константин.

— Только один во всей истории, — признался Евсевий. — Его распяли давным-давно, но он шлет дар Святого Духа всем, кто верит в него и ныне, как доказательство того, что и мы будем жить снова — с ним вместе.

В этот момент появилась императрица с дочерью, и Константин пошел звать их носильщиков. С этих пор он возложил на Дация обязанность по их охране, ибо непонятно почему, но услышанное им в христианской церкви в Антиохии, а также в Дрепануме и странное переживание в развалинах города на Евфрате тревожило его, порождая вопросы, на которые он не мог найти ответа.

Получив второй шанс и понимая, что, скорее всего, третьего у него не будет, если в войне с персами его снова постигнет неудача, Галерий готовился тщательно. Когда спустя месяцев шесть после своего бесславного появления в Антиохии он снова покидал этот город, то ехал впереди большой и хорошо дисциплинированной армии, направлявшейся на северо-восток, в Армению. Перед своим отъездом царь Тиридат зашел попрощаться с Константином.

— Жаль, что ты не согласился командовать моими войсками, когда мое царство снова станет свободным, — сказал он. — Но я могу понять сына Констанция Хлора: он стремится к более высоким целям.

— Может, они и не принесут мне ничего хорошего, — предположил Константин, — но хозяин каравана, который вел нас по пустыне в Пальмиру, сказал мне, что человек может найти свой путь везде, если он выберет определенную звезду и пойдет за ней.

— Каждому дано осуществить свое предназначение, и не менее того, — согласился Тиридат. — Когда-то человек знатного рода по имени Мамго бежал из Китайской империи со своими людьми и поселился в Армении. Помню, не раз мне приходилось слышать рассказы о желтых людях, живущих на Востоке, об обширности их владений, о многих вещах, которые у них есть, а у нас нет. Мы могли бы еще повоевать с этими желтолицыми, друг Константин. Со временем ты мог бы править огромнейшей в мире империей.

Уже в дверях Тиридат обернулся, чтобы сказать что-нибудь напоследок.

— Остерегайся Галерия. При первой же возможности он попытается уничтожить тебя.

— Но я ведь не сделал ему ничего плохого.

— Император подверг его унижению, и в этом он винит только тебя.

— Но я-то тут совсем ни при чем.

— Галерий смотрит на это иначе: ты остановил персидскую армию, когда его разрозненные силы еще бежали, и этим навлек на него позор.

— Нарсех не дурак, он никогда бы не пошел на Антиохию, зная, что наша египетская армия всего лишь в нескольких днях марша. Остановили мы только мародеров. Главное, наступление персов за Евфрат так и не распространилось.