— Надеюсь, что буду таким же, как он, командир.

И снова Даций долго изучал его, не говоря ни слова.

Затем сказал:

— Может, и будешь. Посмотрим. В настоящее время императорской гвардией и учениками командует Флавий Валерий Север. Ты увидишь, что он справедлив, но Север — близкий друг Галерия, тоже зятя императора, так что никакого покровительства ты здесь не найдешь. — На его обветренном, загрубелом лице промелькнула неприветливая улыбка. — Да в нем и не должен нуждаться истинный сын Констанция Хлора. Как приехал в Никомедию?

— Верхом на лошади.

— Ну что ж, по крайней мере, умеешь ездить верхом. Императорской почтой не пользовался? Ведь печать на этом свитке давала тебе такое право.

— Я… мы ехали на собственных лошадях.

— Твою я отправил в конюшни твоего дяди Мария, — сообщил ему Даций, — Кривая персидская сабля, которая его покалечила, отняла у Рима прекрасного командира, но и, вполне вероятно, оказала ему услугу. Ни один солдат никогда не становился богачом, если он не был высоким военачальником.

Он выкрикнул приказание, и в дверях появился раб в грубой домотканой тунике.

— Найди ученику Флавию Валерию Константину спальню, тюфяк и что-нибудь из одежды, — распорядился Даций и снова повернулся к Константину: — Твое обучение начнется завтра, а на сегодня упражнения закончены. — Снова промелькнула неприветливая улыбка. — Да пошлет Юпитер тебе удачу. Сдается мне, что она тебе понадобится.

Отведенная Константину спальня — кубикула — едва вмещала в себя соломенный тюфяк, который днем можно было свертывать в рулон, отчего жизненное пространство несколько увеличивалось, и военное обмундирование, вскоре доставленное ему рабом. В стены были вбиты деревянные колышки, чтобы вешать на них амуницию, а стенной шкаф позволял убрать в него привезенную им одежду. На столе в углу стояла лохань из обожженной глины, а рядом с ней — ведро, в котором можно было приносить воду из устроенного неподалеку резервуара, наполняемого трубой, соединенной с акведуком, по которому в Никомедию поступала вода из лежащего на холмах озера.

Константин не питал никаких иллюзий относительно жизненной программы, к осуществлению которой он теперь приступал. В семнадцатилетнем возрасте сильные и здоровые римские юноши принимали на себя обязательство нести военную службу до шестидесяти лет — с отпусками в периоды мирного затишья. Последние пятнадцать лет обычно посвящались гарнизонной службе, хотя и не всегда по соседству с домом. Кампании на севере в основном проводились летом, так что во время холодной погоды солдату частенько приходилось сидеть дома и перебиваться как может.

Как кандидат в преторианцы, и даже командиры, Константин мог надеяться на менее суровую жизнь, чем простой солдат, по получении младшего командного чина в конце учебного периода. Он мог бы иметь собственного слугу и спать в палатке во время походов, тогда как обычному солдату, если повезет, приходилось довольствоваться шалашом, где он заворачивался в толстый плащ, который днем служил ему верхней одеждой, а ночью одеялом. Но произведут его в трибуны или нет, ему все равно предстояло делить грубую пищу легионеров, если он не окажется достаточно везучим и не будет располагать личными средствами для покупки чего-нибудь повкуснее. Но даже в чине командира он не мог избежать суровости походной жизни и опасностей сражения.

С тех пор как Константин научился ходить, он следовал заведенному порядку, который предписывался для юных римлян: он должен был заниматься бегом, прыжками, лазаньем по горам и плаванием. В Наиссе это в основном оказывались дружеские соревнования со сверстниками как в школе, так и вне ее. Теперь же, когда его приняли на обучение в настоящую армию, он понимал, что программа будет гораздо суровей.

Однако для начала его военное снаряжение было много легче, чем то, что нес солдат на марше, — около семидесяти пяти фунтов груза, куда входили оружие, топор, лопата, щит, доспехи, шлем, коса, котелок, рацион на неделю или больше и два толстых заточенных кола. Из последних не только сооружалась часть рамы, на которой солдат нес свою ношу, они служили и для постройки наносного бруствера и других укреплений, а также для возведения вокруг разбитого на ночь лагеря деревянного ограждения.

Его ученическое снаряжение состояло из пары грубых туник для тренировок и запаса трусов и хлопчатобумажных рубашек как нижнего белья, а собственная одежда оставалась на остальные случаи жизни. На ноги он получил тяжелые сандалии с деревянными подошвами, на голову — круглый шлем, способный защищать от ударов во время учебных сражений. Этот список завершали небольшой тренировочный щит, непременно короткий и довольно тупой меч и крепкий кол, который позже должны были заменить на копье, когда он станет более ловок в обращении с ним.

Он уже стал подумывать, сколько же еще осталось до обеда, как в комнату с открытой дверью вошел несколько приземистый молодой человек, как показалось Константину, лет двадцати пяти. Вошел он без предупреждения, по обычаю, царствовавшему в казарме, в чем впоследствии ему пришлось убедиться. На вошедшем были знаки отличия декуриона, а туника оказалась пошита из прекрасного добротного материала гораздо более богатого цвета, чем обычный гардероб молодого командира этого ранга.

— Меня зовут Крок, я из Новиомага, — объявил он.

— Из Галлии? — воскликнул Константин.

— Мой отец — царь провинции на рейнской границе. — Крок усмехнулся. — А ты что ожидал? Что у галла должны быть рога и хвост, как у христианского черта?

— Извини. — Константин сразу же проникся симпатией к Кроку: в нем была располагающая к себе естественная простота. — Меня зовут Флавий Валерий Константин.

— Даций мне говорил. Уверен, что половину тех, кто стремится к высоким постам в армии и империи, называют либо Флавием, либо Валерием. Так что у тебя хорошее начало.

— Ты ученик? — поинтересовался Константин.

Крок отрицательно покачал головой.

— Даже у галльских легионов мало командиров из Галлии. Меня отец прислал сюда учиться, но, когда Даций обнаружил, что галла с копьем водой не разольешь, он убедил префекта Севера назначить меня инструктором верховой езды и кавалерийской тактики. Здесь, в казармах, четверо из нас пользуются услугами рабов, но только мне одному оказывается та же честь, что и ученикам, потому что отец мой — царь, а наши конники — лучшие во всей империи.

— Ты сказал — четверо. А кто же другие?

— Пара цезарских щенят: Максенций — сын императора Максимиана и Максимин Дайя — племянник цезаря Галерия откуда-то с Востока, — Крок вдруг сделал большие глаза и шлепнул себя по губам с таким комическим ужасом, что Константин рассмеялся.

— Я тоже щенок, — согласился он.

— Но самый породистый из них, будь уверен. А кстати, сколько тебе лет?

— Двадцать, — отвечал Константин, прибавив целых два года к своему действительному возрасту.

— Вот как? — Крок удивленно поднял брови, — Я бы не дал тебе столько. Но двое других будут постарше, так что тебе придется постоять за свои права, — Он лукаво посмотрел на Константина, — Или ты, может, уже об этом знаешь?

— Я знаю, зачем я здесь, если именно это тебя интересует.

Снаружи заиграла труба.

— Вот и сигнал к обеду, — сказал Крок, — Пойдем покажу, где мы едим.

Остальная часть здания в большинстве своем представляла пространство с рядом перегородок, деливших его на отдельные кубикулы. Через каждые два шага в стены оказались вбиты ряды колышков. С них свисала военная и прочая одежда, и под каждой группой колышков лежал аккуратно свернутый и связанный толстыми веревками соломенный тюфяк.

— Здесь спят младшие командиры императорской гвардии, — пояснил Крок. — Там, в конце казармы, есть две личные кубикулы — для трибунов. Немного попросторней наших. Сами охранники спят в другом здании, которое примыкает к этому, а питаемся все вместе, ведь жратва у всех одинаковая.