Со временем склонности их развивались. Служивые казаки все больше превращались в военное сословие. Повольники так и обретались в качестве звероловов, промышленников и крестьян, осваивая новые земли. Приволжские береговые поселенцы тяготели к ладьям и стругам. Но так как вольный беспошлинный, беспаспортный рыбный промысел на Волге стал невозможен, то и главным промыслом их стал запрещенный, разбойничий. Помогали тому уникальные природные водные системы.
Впрочем, все переселенцы пользовались преимуществами водных дорог. Для волжской вольницы водные дороги стали хлебом и спасением.
С постройкой на Волге крепостей Самара, Сызрань, Саратов, Царицын… вольница покинула родное гнездо на Самарской Луке, если не считать мелких отрядов. Но с началом военной колонизации и строительством крепостей на вольных степных реках вернулась на Волгу.
«На воде следов нету», – говорили воровские казаки. В отличие от конного отряда, речная рать следов не оставляла. Ночевка в неприметном месте, на острове или одной из проток – и дальше в путь. При нужде и на плаву могли заночевать.
Преимущество приволжцам давало отличное знание рек и сама природа.
Вокруг Жигулевских гор Волга делала большую петлю в полторы сотни верст. А река Уса ее почти замыкала. Этим кольцом повольники пользовались с древних времен. Но крепости Самара и Переволоцкая взяли кольцо под контроль.
Тогда вспомнили о дорогах, пробитых еще ушкуйниками и первыми повольниками. В среднем течении много больших и малых притоков и слева, и справа. Черемшан, Сок, Самара, два Иргиза… В любой из них могла скользнуть вольная дружина. И поди найди ее среди безлюдных лесистых берегов. У каждого притока десятки своих притоков.
Но даже если погоня в затылок дышит, попробуй догони легкие ладьи и будары на песчаных перекатах мелких рек.
За собой дружина могла оставить несколько огромных подсеченных деревьев, и сумей растащить сцепившиеся ветвями тяжеленные деревья, перекрывшие реку.
Еще больше поиски затрудняло то, что водное кольцо на Самарской Луке не было единственным. Так Большой Иргиз течет к Волге исключительно петлями. И по любой из них можно незаметно оторваться от преследователей и вернуться на Волгу.
А по Самаре реке, по «Самарушке-сударушке», повольники разведали три гигантских кольца, по которым уходили от любого преследования.
По притоку Самары Кинелю поднимались к северу и перетаскивали, переволакивали ладьи в притоки Сока или Черемшана и могли вернуться на Волгу или затеряться в их притоках.
Второе гигантское кольцо образовывали Яик, Каспийское море и Волга. Повольники поднимались до верховьев Самары до тайной переволоки. Где реку Самару, впадающую в Волгу и реку Камыш-Самара, впадающую в Яик, разделяло всего десяток верст.
Но по Яику можно подняться и вверх к Уральским горам и через Сакмару и Салмыш дойти до переволоки в Дему. В конце повольники попадали в Каму и в Волгу. Еще одно кольцо в тысячи верст.
Нередко повольники переволакивали свои суда в озера, не связанные с рекой, и отсиживались там.
В случае крайней нужды повольники ладьи притапливали, а сами скрывались в лесах.
Чаще всего речную рать, ушедшую в приток, сторожевые суда и не преследовали вовсе. Если сразу не достали, то времени на погоню не тратили.
Так было весной и летом. Мужички из некоторых волжских селений под видом ухода на промыслы, на рыболовные ватаги, в бурлаки на деле шли к известным разбойничьим притонам. Осенью они возвращались и жили как мирные поселенцы.
Но даже в тех селениях волжских, где забыли старые промыслы, где много вновь прибылых переселенцев, характеры жителей волжских и степных… разнились заметно.
Народ справедливо подмечал, что поселенцы луговой стороны[80] пришли с правого нагорного берега, где еще недавно обитала Жигулевская вольница, преданы разгулу, склонны к щегольству. В характере мужчин более удали, дерзости, разухабистой веселости.
Тогда как степняки более физически развиты, выносливы, стойки, трудолюбивы, малоразговорчивы, умереннее в потребностях жизни. А женщины у них более строгих правил.
5
Повозки разъезжались из Гуляй-поля. Часть обоза повернула к умету за казаками, решив больше не искушать судьбу. Другая часть, уверившись в том, что теперь кочевые разбойники не нападут, продолжила путь к крепости Самара.
Большинство тагарок запряжены парой коней. Одна перегруженная тагарка запряжена в корень верблюдом, а на пристяжке конек.
Кто-то из торговых людей пригласил Вожу в умет на угощение. Зверолов согласно кивнул, но увидев, что капитан Долматов стоит в растерянности перед своей качалкой[81], направился к нему. Впряженная в качалку лошадь погибла. Рядом сиротливо стоял жеребенок.
– В качалке ездить покойнее, чем верхом, но опаснее, – сказал Вожа. – На скорости при неосторожном наезде на кочку или камень переворачивается и может придавить. Лучше приобрести тарантас. На нем спинка есть, чтобы опереться. И выпрыгнуть с открытого тарантаса при опрокидывании легче. Если заказать четырехколесный тарантас, то еще надежнее.
– Что делать? – капитан развел руками, показывая на убитую лошадь.
– Я бы дал своего пристяжного коня, но он никогда не ходил в повозке. Только верхами. Разобьет. Оглобли можно привязать к другой тагарке. До умета дотянут.
– Мне бы такого коня купить, – путешественник засмотрелся на Тополя, что ходил под звероловом.
– Э, капитан, – Вожа с досадой махнул рукой. – Это же промышленный конь. Работает много, ест мало. Зимой вместо воды снег грызет. Выстрелов не боится. Ходить умеет тихо. Хозяина по голосу знает. Душа, добрый конь. Зачем такого в оглобли ставить? Он нескольких иноходцев стоит, не говоря о работных лошадях.
– И впрямь добрый конь, – сказал капитан.
– В умете можно купить крестьянскую лошадку. Хотя лучше взять выезженного степного коня у табунщиков. К примеру, у Калачевых. Окажитесь южнее Иргиза, привозных коней потеряете. И сами пропадете. Там вода плохая, соленая, горькая. А степным рысакам все нипочем. На усадьбе табунщиков кони много дешевле, чем в Самаре.
– Как же я найду Калачевых?
– День пути туда, – Вожа махнул рукой в то направление, куда надо ехать.
– Отведи меня к ним, – загорелся капитан.
Вожа замолчал. Отказывать он не любил, а сопровождать не хотел.
– Сам заплутаю, – продолжал уговаривать Долматов. – Ордынцы шалят. Пропаду.
– Мне промышлять зверя надо. На осенней ярмарке припасы, порох подкупать.
– А если по-быстрому? День туда, день обратно. Половину надобностей твоих оплачу.
Вожа заколебался, но, посмотрев на улыбающегося Васька, принял решение:
– Была не была. Угостимся в умете и в путь.
Отъехав недалеко от места боя, Долматов поднял черную шляпу.
– Каракалпаки, – пояснил Вожа. – Что значит черные шляпы. У них все такие носят, оттого и зовут их каракалпаки. Летом живут в землянках за рекой Аму. Зимой уходят в камыши Аральского моря. Летом землю обрабатывают немного, а зимой кочуют. Рыбаков на Каспии таскают в полон.
– И столь бедный народ рабов иметь хочет, – с удивлением и недоумением сказал Долматов.
– Больше-то у турхменов покупают, – Вожа остался невозмутим. – За Яиком все так живут. Их самих киргиз-кайсаки обижают. Русских и калмыков реже угоняют.
Перемет от реки Яик до крепости Самара – первая торговая дорога в степном Заволжье. Уже более ста лет ходили по ней обозы русских рыбаков и караваны мирных азиатских торговцев. Позднее пробили и другие переметы к Сызрани, к Саратову… Но эта самая старая и оживленная.
Дважды в год осенью и зимой по ней проходили большие и хорошо охраняемые обозы. В другое время дорога пустынна. Редкий отчаянный казак или купеческих приказчик проходили по ней. Еще изредка возили почту.
И летом перемет отыскать не совсем просто. Копыта коней и колеса повозок не успевали выбить траву. Только острые глаза здешних вож вели обоз точно к цели. Зимой примет оставалось еще меньше. В семнадцатом веке дорогу зимой начали провешивать прутьями, пучками хвороста. Появились первые признаки цивилизации. В хорошую погоду с пути не собьешься.