– А барсук? – спросил Васек.

– Шкура жесткая. Его жир целебный. Берут. Ближние охотники добывают. И хорька не бери. Мех холодный и духа тяжелого. Никто не возьмет. Хохуля стоит две копейки, а возьмут сколько не принеси.

А белка? – спросил Васек.

– Лучшая у нас водится. В борах на Соку и Самаре. Самая крупная из всех. Они по семи, восьми копеек идут. Уральская мелка и цветом похуже. За уральскую по двадцать копеек за десяток дают. У бобра мех красивый, хотя и тяжелый. Царский. По два рубля идет. Дикую лесную и камышовую кошку по двадцать копеек отдавай. Пусть люди греются, звероловов вспоминают. Их в дальние страны, за три моря повезут.

– Куда?

– Шкуры волка, лисицы, корсака, норки вывозят в Польшу, в Турцию, в Китай, в Англию… В Серединную Азию, в Индию бобра, хохулю и рысь везут. Да ты по сторонам смотри. Норы присматривай. Нам бы сейчас беркута, чтобы зверя гнать.

– Сладит ли он с волком? – усомнился Васек.

– Еще как, – Вожа кивнул головой. Он взглянул в небо, уловил изменение в поведении, в полете хищных птиц и оглядел внешне спокойную округу. – Догонит, одной лапой в морду вцепится, другой в пах. Стянет и удерживает, глаза выклевывает. Дикие на волков не нападают, боятся правильные перья потерять, а ученые по команде без страха идут. Еще поймаем беркута.

– Смотри! – Васек показал рукой на бесшумно уходящего волка. Матерый зверь скользил среди травы, показывая черную спину.

Звероловы развернули копей и понеслись за волком. Волк прибавил хода и будто стлался и парил над травой. Но расстояние между ним и всадниками заметно сокращалось. Лихая скачка. Кони перелетали через заросли кустарника, почти исчезали в пологих промоинах и снова взлетали на возвышенности. Заразившись азартом наездников, они рвались за добычей.

От топота копыт спокойная сонная степь оживилась. То и дело из-под копыт вспархивали перепела, трескуче срывались куропатки, свечой взмывали стрепеты. В ложбине с длинного быстрого разбега, будто состязаясь в скорости бега, взмыла вверх пара дудаков. Трава покорно клонилась под взмахами могучих крыльев. Вот сытый коршун взлетел и ушел в сторону. За марой стрелой катит заяц-русак, вспугивая задремавших уток и куликов.

Но ни кони, ни звероловы не обращали на них внимания. Впереди одна цель – достать черную теплую волчью шкуру.

Волка подсекли и оглушили кистенем. Едва удержали коней, норовивших затоптать степного разбойника и спасли от порчи ценную добычу.

Звероловы так увлеклись преследованием, что не сразу заметили смертельную опасность, быстро приближавшуюся к ним со стороны. Первым кочевников в черных шляпах увидел Вожа.

– Батуй[69] коней! – резко выкрикнул он, увидев больше десятка всадников, пришедших на баранту. Он одним движением выхватил платок и сбросил войлочную шляпу. Сложил платок вдвое, соединив дальние концы, и повязал косынку[70] на голову. – То-то смотрю, недавно стервятники в небе потянулись в нашу сторону.

Четверых коней, верховых и заводных-вьючных быстро, за время двух полетов стрелы, поставили кругом, связали. Уздечки привязали к хвостам впереди стоящего коня. Спины и бока коней защищали седла и небольшие вьюки. Получилась небольшая крепостица. Больше коней – больше круг; меньше коней – и круг меньше. Бывало, два-три десятка переселенцев и казаков под таким прикрытием отбивались от четырех сотен степных разбойников.

Кочевники летят открытые, а стрелки в круге дыхание успокоили и давай палить. Вожа стрелял с колена, из-под коня, выцеливая врага на дальних подступах. Васек, которому было труднее удерживать неподвижно тяжелое ружье, стрелял, положив его на седло.

Один из законов Дикого поля гласил: «Стоять за-одно». Следуя ему, звероловы так дружно ударили, что кочевники не проявили большой настойчивости и ретировались.

Только звероловы возрадовались тому, что отбились, как опять послышались выстрелы, где-то за колком.

– На перемете[71] палят, – сказал встревоженный Вожа и скомандовал: – Припусти.

Когда неизвестно откуда идет опасность, зверолов за лучшее посчитал устремиться вперед, чтобы быстрее сориентироваться. На окраине колка Вожа предостерегающе поднял руку:

– Сдержи.

Он увидел обоз из дюжины тагарок[72]. Тяжело груженные тагарки направлялись к Самаре. Конвоя не видно. Обоз медленно и вразнобой занимал оборонительные позиции.

– Ватарба[73], – неодобрительно оценил Вожа то, что увидел, – Быстрее ставь Гуляй-поле[74].

Купеческий обоз шел с Яика в Самару степью и был застигнут врасплох большим отрядом кочевников. Тагарки и открытые телеги растянулись гуськом и неуклюже выстраивались в круг. Две зацепились осями.

До места сражения большое расстояние, но звероловы открыли стрельбу. Это отвлекло кочевников на несколько мгновений. Обоз выстроился в городок Гуляй-поле и встретил нападавших более организованным отпором и меткими выстрелами.

При начале стрельбы с ближнего озера и в степи в воздух с гвалтом поднялась туча больших и малых водоплавающих птиц. В стороне высоко в небе реяли стервятники. Они ждали своей добычи – убитых коней…

Бой обещал быть напряженным. Если бы не казаки с умета[75]. Три десятка казаков, припав к луке с пиками, наперевес мчались на выручку. В умете, невидимом отсюда, на маяке[76] поднялся столб дыма, предупреждая путников об опасности.

Завидя казаков, часть кочевников пустилась наутек. Другая часть пошла навстречу казакам. Бой свершился яростный, но короткий. До огнестрельного оружия дело не дошло. В ближнем бою пика и шашка надежнее.

Ударив пикой, казаки хватались за сабли. Этим оружием они владели в совершенстве, обучаясь с малолетства. Лет с восьми-девяти огольцы рубили воду на речной заводи или на озере так, чтобы поднять меньше брызг…

Казаки нанесли кочевникам большой урон и еще долго преследовали по степи.

Вожа и Васек подъехали к городку Гуляй-поле.

– Спасибо за подмогу, – поблагодарил их дородный могучий купец с фузеей[77].

Вожа в ответ кивнул и посоветовал:

– Уцелеть хотите, тагарки быстрее в Гуляй-поле ставьте. Без дозоров ехали? И без хорошего сопровождения. Что так?

– Мы думали, самые опасные места проскочили. Поспешили. Казачий обоз с Яика на умете остался. А мы, купцы, время терять не любим. Хотели на день-два раньше них прийти в Самару. До открытия ярмарки.

К Воже подошел улыбающийся мужчина с тонкими чертами лица:

– Здравствуй, Вожа. Помнишь меня? Долматов Алексей Иванович. Выручил из неволи.

Вожа кивнул, с трудом признавая в щеголевато одетом человеке того худого изможденного оборванца в остатках барской одежды, которого вызволял с сыновьями табунщика Максима Калачева. На вид Долматов теперь выглядел моложе, немногим за тридцать. Он был из тех государственных людей петровского призыва, в ком сочетались высокая образованность и жажда исследователя, живущего интересами науки и государства. Вожа этого не знал, но почувствовал в нем близкую беспокойную бродяжью душу, склонную к риску.

– Помню, капитан, – сказал Вожа, несколько смутив служащего императорской Академии наук несоответствующим обращением.

Зверолов различал среди всех воинских и невоинских чинов и мундиров только два офицерских чина и форму солдат. Больших начальников звал генералами, других капитанами. Солдата от офицера отличить не составляло труда.

– Тебя мне сама судьба посылает второй раз. Согласишься ли службу сослужить Отечеству? Жалованье положим хорошее. Мне нужен бывалый проводник.