Могильников много. Ближе к дому возьмем. Лучший орел – это беркут. Вот настоящий охотник. Зайца, лису бьет, мелкую птицу, молодых сайгаков таскает. В паре с человеком даже на матерого волка идет. Одно гнездо присмотрел…
13
После полудня кони вынесли звероловов к маленькой деревеньке в четыре двора. Избы стояли четырехугольником, глухими стенами во внешнюю сторону, окнами внутрь. В отличие от обычных русских селений где-нибудь возле Москвы или Тулы у здешних переселенцев огороды располагались не только по задам, а больше в центре деревни, там, где привычнее видеть проезжую дорогу, улицу. В глухих бревенчатых стенах прорезаны маленькие, размером в горло кувшина, окошки для наблюдения и стрельбы в случае опасности.
В самом центре селения горбатился колодезный журавль для подъема воды. От колодца на четыре стороны шли деревянные желоба из досок и древесной коры для полива огородов.
При подходе звероловов к деревеньке ее жители узнали Вожу. Навстречу вышли два бородатых мужика. Один забросил ружье за спину, другой опустил лук. На пороге ближайшей избы показались женщины, парень с дротиком, куча ребятишек.
Мужики все широкоплечие, кряжистые. Одеты просто. Белые рубахи из льна, конопли и крапивы, темные крашеные штаны из той же ткани. Рубахи носят навыпуск и подпоясывают тонким шнурком или кушаком, если готовятся к бою.
Женщины одеты более затейливо. Цветные сарафаны и юбки, вышитые кофточки и рубашки с мережкой. Молодые – простоволосые, замужние повязали головы белыми платками.
На ногах сапоги, но больше лапти. Ребятня летом, как всегда, бегала босиком.
Обычное одеяние крестьян в лесной России. И весь быт селения – крестьянский… Не звероловы, не казаки и не пастухи Дикого поля, но землепашцы жили в маленьком селении.
Впрочем, переселенцы быстро впитывали обычаи и приемы, выработанные предыдущими землепроходцами. Устройство жилища, уважение к личному оружию… воспринимали быстро. Постепенно переходили на кожаную обувь, овладевали арканом табунщиков и многим другим. Они также чтили традицию помощи сиротам и сирым соотечественникам. В Диком поле первых землепашцев звали починками[36], более поздних – припущенниками или новопочинками.
Поначалу починки старались селиться возле березовых и липовых колков и лесов. И селения часто называли Березовка, Липовка, Хмелевка, Сосновый Починок…
Береза и липа и в Диком поле ценились высоко. После березы липа – главное дерево для россиянина. Если смотреть на значимость для быта, то, пожалуй, липа даже важнее.
Береста березы заменяла древним русичам бумагу, из нее ладили лукошки и ведра. Ветки березы хороши в банных вениках; древесина хорошо горит и незаменима в поварском деле. Березовый сок пили. Березовыми почками лечились.
Из березы и лапти плели, но малопрочные.
А еще светлоликая береза душу радовала. Много песен о березе сложено.
И все же первым деревом в России оказалась кудрявая липа, главный друг и помощник крестьянина. Дерево-долгожитель. Наиболее старые деревья-патриархи почитались священными.
Во влажных местах липа достигала высоты пятнадцать-двадцать саженей, а толщина ствола в диаметре сажень и более.
Из гигантских лип древние русичи выдалбливали ладьи, на которых ходили по рекам и морям. Из липовых колод делали и более обыденные, но нужные предметы – корыта и чаны. В каждом дворе имелись.
Липа кормила славян, равно и другие соседние лесные племена. Пчелы брали лучший и самый изобильный взяток в цветущих липовых лесах.
Из древесины липы мастерили большую часть кухонной утвари – чашки, ложки… Липовые дрова согревали в стужу, к тому же хорошо пилились и кололись.
Липовый цвет собирали. Его заваривали и лечили им не одну болезнь.
Более всего липа славилась волокнистой внутренней частью коры, называемой лубом, а у молодой липы лыком.
Повозки переселенцев Дикого поля были крыты не только конопляным полотном и рогожей, плетенной из липового мочала, но нередко и гнутым лубом, укрывавшим от солнца и дождя.
Из лыка делали кули, циновки, банное мочало. Да еще знаменитые лапти – самую доступную обувь. Обувка аккуратная, легкая, мягкая. Мастера наловчились плести такие лапти, что даже воду и росную влагу не пропускали, держали ногу в сухости.
Обмотает крестьянин ногу тканью-портянкой, сунет в лапти и айда хоть на пятьдесят верст пешком. И мал и стар носили.
Плели лапти повсеместно. Ремесло простое, да без него никуда.
Липа кормила, одевала, обувала, согревала, постель давала, в бане мыла, лечила и даже транспортом служила.
Не случайно селение расположилось на опушке липового леса. И само селение починки назвали Липовка.
– Этих починков я сюда привел, – сказал Вожа. – Обжились уже. Здесь нам не откажут в передышке.
Еще на расстоянии виделось, что переселенцы улыбаются и рады гостям. В деревне всегда радовались гостю. Доброму знакомому и другу радовались вдвойне. До ближайшего селения несколько десятков верст по прямой. Гость в таком месте и развлечение, и рассказчик новостей.
В это время новости и указы из Москвы на почтовых лошадях шли до Волги несколько месяцев. Война могла начаться и кончиться, пока известие о ней дойдет до разных частей великого государства. До медвежьих углов новости государственные часто вообще не доходили, многие их и не ждали. Но если какое-то известие, даже местное, попадало в уединенное селение, то его долго вспоминали и обсуждали, а счисление дней и лет вели со дня появления и отъезда редкого гостя.
Звероловы еще не въехали во двор, а жены починков уже кинулись прибираться и стелить стол в самой большой избе. Эти люди сами создавали новые традиции и неписаные законы Дикого поля, по которым предстояло жить нескольким поколениям переселенцев. Радушие в отношении гостя – одна из их самых добрых черт.
Вместо приветствия Вожа взмахнул рукой и спросил:
– Как живете?
Коренастый бородач приветливо ответил:
– Как деды завещали: крепись, Богу молись и за соху держись. Звероловы и починки коротко обнялись и пошли в деревню. Коней у путников приняли, разнуздали, напоили и пустили на выгон пастись. Для собаки бросили требухи. Верблюда починки приняли в дар с благодарностью и недоумением. Этих животных они еще не знали…
Вожа попросил умыться. Скинул рубаху, обнажив мускулистые и неожиданно белые руки и широкую грудь. Только лицо, шея и кисти рук у него бронзовели, опаленные жарким солнцем, и оттеняли белизну кожи.
Бородатый мужик в белокипенной конопляной рубахе и черной поддевке тонкой струей поливал гостю на спину из деревянного ведра. Вожа с видимым удовольствием растирал лицо, плечи, грудь. Утереться подали льняное полотенце с узорами, вышитыми красной нитью.
Умылся и Васек, ежившийся от холодной колодезной воды.
Помогавшая ему пожилая женщина с добрыми материнскими глазами потрепала его рукой по голове и сказала:
– Полезай в бочку. Вода на солнышке прогрелась. Мы в ней в жару часто охлаждаемся. Для ребятни поставили.
Васек не заставил себя ждать. Вода в огромной сорокаведерной бочке приятно тепла и пахла древесиной дуба. Васек не удержался от радостного возгласа.
Пока жены починков стряпали и собирали на стол, звероловы решили передохнуть на завалинке, угощаясь пурей[37].
Жители трех дворов собрались вокруг гостей. Только в одной избе оказались сдержаннее. Хозяин Андриян Воейков зазвал жену в избу.
– Христина, где простыги?[38]
– Наряжаются, – ответила жена. – Познакомь Вожу с нашими дочерьми. Парень видный, самостоятельный.
– Забыла поговорку переселенцев, – строгим голосом Андриян одернул жену.
– Про что толкуешь? Что вспомнил?
– А то. «Кто убился? – Бортник. А кто утонул? – Рыбак. А в поле убитый лежит? – Служивый человек». Так вот это все про него одного можно сказать.