– Этот год?

– Следующий. Спи чутко, ходи тихо, смотри в оба. Если пойдешь с ним туда, где все открыто, и не потеряешься, то может, и вылезешь из могилы. Преследовать он тебя будет до смерти одного из вас.

Взор старухи погас. Она задремала. Вожа на цыпочках направился к двери. У порога ои приостановился, оглянулся, желая что-то переспросить, но старуха уже закрыла глаза.

Во дворе Вожа удивился:

– Всегда хожу тихо, сплю чутко. – Он махнул рукой и забыл о странном разговоре. Заметив деда Любима, сидящего на сваленном каменном идоле, который лежал у завалинки, Вожа еще раз вспомнил чудную старуху с ее словами о золотом идоле и улыбнулся.

Первопоселенцы пугали каменными идолами непослушных детей, привозили с мар к огородам, верили, что они могут охранять их посевы. Но в дальнейшем приобвыклись так, что каменных идолов можно было видеть в основании фундаментов изб и в употреблении вместо скамеек.

Вожа спросил старика:

– Чтой-то не видно ваших мужиков?

– Схрон копают, – сказал дед Любим. – Из припущенников есть человек бывалый, надоумил. Мы и сами видим потребность… Сажен двести уже прошли. Сходи посмотри. И ребятишки, что постарше, там. Землю таскают. Вот в крайней избе.

Традицию закапываться в землю принесли в Дикое поле выходцы с Вятки[62]. В 1174 году новгородские ушкуйники вместе с домочадцами перебрались на Волгу и далее по реке Каме ушли на Вятку, в глухие таежные места. Реки – единственные дороги среди непролазной тайги и топких болот. Новгородцы на Вятке обжились, основали город Хлынов, позже города Шестаков, Слободский, Орлов. Вначале жили в городах-крепостях и только много позднее поставили деревни.

Вятичей-новгородцев постоянно тревожили племена варваров, лесных идолопоклонников. Воевали и с монголами, чье нашествие прокатилось от Амура до Западной Европы и Ближнего Востока. В конце четырнадцатого века черемисы провели на Вятку полчища степных кочевников-монголов, и города вятичей оказались выжженными.

Однако вятичи сохранили людей. Это славянское племя сочетало в себе дерзость и осмотрительность, не полагалось на одно лишь авось. Оттого и уцелело во времена вражеских нашествий. Методы партизанской войны в лесах и на реках дополнили созданием сложных систем подземных ходов. От некоторых селений ходы шли на пятнадцать верст. Подземные ходы меняли направление, имели боковые выходы к продовольственным складам-погребам. Гигантский труд, спасший тысячи жизней и республику в целом.

И сами вятичи не давали орде спуску, ходили в набеги в далекие земли. Русские всегда приходили туда, откуда исходила угроза уничтожения. В 1471 году вятичи даже захватили столицу Орды город Сарайчик и вернулись с добычей. Борьба с монгольскими ордами длилась несколько столетий.

Позже Москва и Казань воевали между собой, а за Казанью среди тайги развивалось отдельное независимое государство, создавшее уникальные оборонительные системы.

В Диком поле вятичи и их соседи также активно рыли подземные ходы. Эти ходы, в отличие от крепостей, начинались прямо из избы; чаще из погреба, а то и из печи.

Но бывало, что рыли ходы и во дворе, из погребицы. Или ход мог начаться в колодце. Завидел переселенец врага, и если силы неравные, то спускался или прыгал в колодец, где выше уровня воды имелся вход в подземелье. Басурмане думали, что русские утопли со страха. Покричат, посмотрят в глубокий колодец и уйдут.

Да и оборонить узкий вход от одного врага, висящего на веревке, не составило бы труда. Но до этого, как правило, не доходило.

Стоит себе изба. Срублена за пять-семь дней, а под ней подземелье, которое рыли месяцами и годами. Ходы укрепляли каменной кладкой и дубовыми бревнами.

Заканчивались подземные ходы где-нибудь в овраге, на береговом склоне реки, реже в лесу, на равнине. Подземелья уводили в безопасное место и соединяли соседние избы и отдаленные селения. Через ходы не только скрывались, но и подавали помощь.

Вожа смотрел, как ребятня волоком тащит мешки с грунтом. Сунулся сам в ход с лучиной. Ход узкий, двоим трудно развернуться, потолок ниже человеческого роста. Дышать тяжело. Вожа поспешил наверх, на волю. Такие схроны он видел и в монастыре староверов на Большом Иргизе и в других селениях первопоселенцев.

Поистратившись летом на помощь переселенцам, Вожа решил из Липовки идти на промысел на Большой Иргиз, где у него построено зимовье. Лето затухало и приходилось торопиться. Летняя охота мало прибыльна. Шкура летней красноватой белки в десять раз дешевле белесой зимней. Но и эта добыча кормила. Припасы для зимы пополнялись и летом.

– Конец лета, пойдем зверя бить в степи на реке Большой Иргиз, – сказал Вожа своему меньшому названному брату. – До осенней ярмарки поправимся. Осенью в город Самару поедем, припасов купим. Маленько разгуляемся. А в зиму вернемся на реку Самару и на Сок. Будем в борах промышлять.

Васек согласно кивнул.

Звероловы перебрались из деревни починков в зимовье на реке Самаре и до выхода на Иргиз хорошо поработали. После летнего промысла и осенней ярмарки им предстояло провести несколько месяцев в студеных пустошах.

Дети первозданной природы готовились к предстоящей зиме быстро, но основательно. Заготавливали сухие дрова, обновили куртки, безрукавки и штаны из замши диких коз. Даже крепкая волчья шкура не могла равняться в прочности с козьей.

Шкуры несколько дней вымачивали в воде вместе с золой, пока шерсть не отстанет. Шерсть соскабливали ножом. После этого кожу натягивали на раму и коптили на дыму. Затем почерневшую просмолившуюся кожу мяли валиками и палками. Дальше проще. Управляться ножом и иголкой жители поля обучались с малолетства. Полдня – и легкие прочные сапоги готовы.

Для штанов кожу выминали до большой мягкости. Верхнюю куртку с мехом наружу выделывали и шили дольше. Цена им не дороже домотканого сукна, зато они надежнее, долговечнее.

Тканные и вязанные из овечьей шерсти черные безрукавки одевали больше для форса, чем из практичности. И то в основном летом.

Обмотки-портянки одевали и под поршни[63], и под сапоги, и под лапти, и пимы[64]. Обмотки бывали из кусков ткани. Одевали и шерстяные вязаные носки. Однако в Заволжье звероловы издавна предпочитали всем иным травяные обмотки.

Из мелкой мягкой травы за день свивали сотни длинных прядей. Их сушили и плели чулки и обмотки. Чаще обмотки-портянки. Они мягки, тепло держат лучше шерстяных. Но главное, быстрее сушатся на ветру или перед огнем. Зимой милее всего.

Звероловы и бывалые странники могли годами жить в уединении, не выходя к селениям людей. Опыт предков и смекалка подавали тому пример.

Пошил Вожа запасные тапочки-поршни из шкуры дикого кабана. Легкие, крепкие, ворсом наружу. Даже на сырой земле след от них неприметен. Влагу не пропускают.

Из козьей кожи Вожа пошил сапоги себе и брату. Васек примерил их.

– А это зачем? – спросил паренек, сунув указательный палец в маленький кармашек на голенище сапога.

– Держи, метальный нож.

В отличие от России и Сибири, звероловы Дикого поля помимо ружья таскали с собой пистолеты и кистень, для защиты от кочевников. Да еще и ножей имели три штуки. Большой русский охотничий нож с широким лезвием, заостренным с обеих сторон. Для снятия шкурок имели нож с широким изогнутым лезвием, заостренным с одной стороны. И в довершение маленький метательный нож с плоской легкой ручкой. Его носили на голенище правого сапога с внешней стороны.

Васек потер тусклую сталь лезвия о рукав.

Вожа отрицательно покачал головой:

– У зверолова нож не должен ярко блестеть. Надень-ка еще вот.

– Что это?

– Пуховая рубашка из шкурок птиц. С белых гусей шкурка, с груди и брюха. Каков мех?

– Невесомая! Теплая!