На таких озерах водились бобры, выхухоль, норка. Хороший промысел. А на холмах много лис, корсаков, волков.

На озере звероловы пополнили запасы воды и поехали дальше.

В степи под одиноким раскидистым могучим вязом со стволом толщиной в полсажени звероловы приметили пастуха и небольшое стадо коров, пришедших в тень, чтобы отстояться на полднях. В этих местах дойных коров еще не пасли. Кто бы это?

Пес Волчок почуял чужую собаку и навострил уши.

Заметив вооруженных всадников, лохматый пастух, вооруженный ружьем, нырнул в заросли кустарника. Две небольшие собачки поднимали коров и направляли их туда же.

Звероловы медленно поехали к вязу. Они еще не доехали, как из кустов вышел улыбающийся пастух с ружьем, поднятым над головой.

– Здравствуй, Вожа! Сколько не виделись!

Пастух стоял в меховых штанах, меховой куртке и такой же шапке. Мех наружу. В Диком поле так ходили самые бедные, часто бродячие пастухи, бесписьменные и беглые. Зимой и летом в одних и тех же одеждах. В основном из шкур животных, которых добывали сами. Летом мех наружу. Зимой одежду выворачивали мехом вовнутрь. Подготовка к зиме не долгая.

Пастухи и табунщики из селений одевались иначе. Порой всю жизнь ходили в самовязаниой одежде. Шерстяные штаны, рубаха, поддевка, шерстяной чапан[87]. Люди, ходившие в рубахах и штанах из льняного, конопляного, крапивного полотна, считались зажиточными или достаточными. Замшевые рубахи более других носили звероловы.

Сбоку у пастуха сумка, плетенная из луба, на ремнях за спиной кожаная пастушья сумка[88]. На поясе нож, в руках ружье и кнут, сейчас заткнутый за пояс. Все имущество при себе. У иных и такого богатства не имелось.

– Капуста Матвеичев, – признал Вожа. – Далеко забрел от своей селитьбы.

– Ушел из селитьбы, – сказал Капуста. – Сыщики одолели.

Подати платить требуют. Ночью свое стадо из калды выгнал и был таков. Летом на холмах буренушек пасу. Зимой на озера в камыши уйду. Шалаш или мазанку поставлю. Сам себе хозяин.

– Ну и ну. И на ярмарку не пойдешь?

– Может, и приду. А может, по дороге молодняк кому продам.

– Хорошие у тебя собачки, – сказал Вожа, погрозив Волчку, который начал было тихо рычать на чужих собак.

– Хорошие, – согласился пастух. – Дело знают. Коровам хвосты не рвут, вымя не кусают. Своей тенью гонят. Продай, Вожа, конягу. Бери двух коров. Хочешь трех.

– На промысел еду, – Вожа отрицательно покачал головой.

– Тогда хоть молочком угостись.

Звероловы в знак уважения выпили по нескольку глотков молока и пожелали пастуху удачи.

Пастух сел верхом на быка и погнал стадо пастись. Звероловы поехали своей дорогой.

Уже виднелся иргизский пойменный лес, как Вожа увидел на вершине холма бурую лису, с брюхом черным, а заевоком[89] седым, сероватым. Мех довольно редкого и ценного цвета. Звероловы изменили направление движения и погнались за лисой. В открытом поле лисице от степного коня не уйти. Оттого и выбрали звероловы для летнего промысла открытую степь.

Спасаясь от преследования, лиса юркнула в нору. На вершине округлого большого холма небольшим бугорком в сажень высотой и диаметром десять саженей поднималась мара, могильный курган, отсыпанный древними людьми исчезнувшего народа. В маре звероловы нашли лисью нору с тремя выходами, один от другого на расстоянии не более сажени.

Нору для верности окружили сетью на колышках. Закрыли два отверстия камнями. А в третий выход напустили дыма от зажженной сухой травы.

Выскочившую лису поймали мешком.

Вожа уже сматывал сеть, когда его позвал Васек. Мальчишка нашел возле норы желтую монету, выброшенную зверьком вместе с землей во время рытья норы. Вожа потер монету, покачал ее на ладони, ощущая тяжесть. Монета не больше копейки, но таких он не видел.

– Золотая. Верно, старинная.

Курган был отсыпан, может быть, лет пятьсот назад, а может быть, две-три тысячи лет назад. Кладоискатели находили в них костяные и медные топоры и зеркала. О медном оружии местные долы давно забыли… Зато вместо железа в некоторых марах встречались золотые предметы.

Зверолов поколебался, словно предчувствуя, что неизвестного достоинства монета с мары может принести беду, но положил ее в карман. Зверолов никогда не раскапывал курганов, но слышал, что некоторые переселенцы целыми семьями занимались таким промыслом. Находили золото и уезжали в город, заводили свои мастерские, свою торговлю. Знал зверолов и то, что в большинстве древних могил, кроме костей и истлевшего оружия ничего нет. Пушной промысел считался более доходным и достойным.

Скоро Вожа забыл о монете. Но прежде он подозвал Васька, сел с ним на маре и напутствовал его:

– Запомни еще один закон Дикого поля. Потерял – молчи, нашел – тоже молчи. Запомнил? Так целее будешь. Ворона попусту каркает, а нам языком болтать неколи.

В устном своде законов Дикого поля этот шел сразу за тем, что гласил: в долг не давай, в долг не бери.

Переселенцы Дикого поля помогли бескорыстно многим, всяким и разным. И вместе с тем часто держались обособленно. Да и сокровенное выставлять напоказ не любили и многие тайны унесли с собой.

Вдоль всего течения Большого Иргиза по обоим берегам зеленел лес. Нескончаемая, в сотни верст, лента зеленого летом чернолесья. Лес отходил от берега где-то на несколько сот саженей, а местами на несколько верст.

В узкой полосе прибрежного леса в Поле текли многие реки. Но иначе выглядело среднее и нижнее течение Иргиза. Река несла свои воды к Волге причудливыми зигзагами, постоянно петляя. Пройдет верст десять-двадцать и почти вернется к предыдущему повороту. Если в нижнем течении по прямой семьдесят верст взять, то по реке все четыреста. Там, где река петляет, пойменные леса сходятся и расширяется полоса леса до ширины двух десятков верст.

Иргизский лес густой, колючий, непролазный. Редко, где высятся сосны, больше чернолесье: вяз, осокорь, татарский клен, яблоня, торн…

Звероловы углубились в лес по витиеватой медвежьей тропе. Кони с вьюками иногда, застревали в чаще, и приходилось ветки отодвигать, иногда проход прорубали.

Зимовье находилось в глубине речной излучины, на большом полуострове с трех сторон окруженном рекой. Туда и шли звероловы.

В лесу водились куницы, порешни, горностаи, хори, косули, лоси, много медведей. В этих местах медведи обитали даже в крошечных колках среди степных просторов. Но не они сейчас привлекали звероловов. Вожа намеревался оставить часть снаряжения в зимовье и выйти в ближние степные долы зверовать степную лисицу, волка, озерных бобров и выхухоль да норку.

Вот уже воздух тянет речной сыринкой. Васек впервые увидел Иргиз. Река текла в глубоком русле, похожем на овраг. Берега крутые, местами обрывистые. Внизу у самой воды узкая полоска камыша, а по обоим берегам густой лес.

Ширина реки в среднем течении тридцать-пятьдесят саженей. Течение спокойное. Глубина сажень-полторы. И только на поворотах встречаются ямы глубиной до десяти саженей.

Вожа спустился к реке, зачерпнул ладонями воды. Умылся. Вода знакомо пахуча, но годна для питья.

– Худая! – воскликнул Васек, увидев скользящую по воде змею.

– Не, – Вожа остался спокоен. – Это вьюн[90]. Рыба такая. Вкусная.

– Где же зимовье? – спросил Васек.

Вожа был доволен тем, что Васек не заметил заросшей тропинки. И здешнее зимовье он поставил скрытно. Досужий взгляд скользнет по берегу и не заметит его. Даже тропинки к воде не увидит.

Вожа построил зимовье недалеко от берега, но так, что его нельзя увидеть с реки ни летом, ни зимой. Места пустынные, но летом на гребях могли пройти по реке разбойники, другие промышленники, а зимой нельзя исключать прихода по льду конных шаек кочевников. Да и мало ли какой бродяга мог нанести ущерб зимовью, пока отсутствует хозяин.