Рыцари уехали. Они были убеждены, что графиня решилась защищать замок, и предложили ей сдаться только для формы.

— Едва ли нам следовало предпринимать этот поход, де Бриссак, — говорил один из них другому в пути. — Нас уверили, что замок слабо укреплен и плохо охраняем, и что нам нетрудно будет дать хороший урок гугенотам всей этой местности, а между тем мы уже потерпели неудачу.

— Пустяки, — ответил другой. — Гарнизон, как нам известно, состоит всего из пятидесяти человек солдат да десятков двух слуг и конюхов положим, даже вдвое больше, так ведь с нашими силами мы в полчаса возьмем замок, пусть только сделают лестницы да нанесут досок с ферм.

Когда они вернулись в лагерь, к ним подъехал один дворянин.

— Ну, что хорошего, де Вильетт?

— Плохие вести, — ответил де Вильетт. — Де Бовуар просил меня передать вам, что фермы пусты, а скот и лошади куда-то исчезли вместе с жителями.

— Черт возьми. Собаки гугеноты, должно быть, спали с открытыми глазами и заранее приняли меры. Впрочем, — прибавил он хвастливо, — раз они все в замке, значит, избавили нас от труда загонять их туда.

Тем временем осажденные с раннего утра усиливали средства защиты.

Нижние окна замка, укрепленные железными решетками, представляли довольно основательную твердыню и при них поставили только несколько солдат; потайная же дверь была завалена камнями и тяжелой мебелью, а в окнах следующего и верхних этажей поставили множество солдат.

Филипп занял место на первом этаже, на который должен был прежде всего устремиться неприятель, В комнатах везде кипятили воду и всюду стояли наготове мальчики с ведрами, чтобы подавать кипяток. Такие же котлы кипели и на дворе для защиты стен.

Если бы у осаждающих были пушки, защита не могла бы длиться долго — стены не устояли бы против ядер; но пушки в те времена были редки и слишком неудобны для перевозки, чтобы сопровождать легкие отряды, и потому защитники спокойно ждали нападения.

Атака началась часов в десять. Несколько отрядов одновременно с разных сторон устремились на замок. Перед каждой колонной несли лестницы и длинные доски.

Подпустив их на близкое расстояние, осажденные осыпали солдат стрелами и пулями. Подстегиваемые офицерами, осаждающие тщетно старались перебросить доски через рвы и подняться по лестницам на стены или в замок. Их всюду сталкивали, поражали, обливали кипятком. Фермеры, видя вдали свои пылающие жилища, с ожесточением помогали солдатам.

Два часа продолжался жестокий штурм. Наконец де Бриссак, видя безуспешность усилий, несмотря на страшные потери, приказал дать сигнал к отступлению.

Вожди осаждающих собрались тотчас на совет.

— Нам невозможно вернуться в Пуатье, после того как мы потеряли двести человек, — говорил де Бриссак. — Мы взялись перебить здесь всех гугенотов и пригнать в лагерь массу скота для армии, а вместо этого сожгли только несколько деревушек. С другой стороны, у нас нет времени строить стенобитные машины; осажденные, оказавшие нам такую неожиданную встречу, наверное успели послать за помощью в Ла-Рошель, и завтра, самое позднее к полудню, перед нами появится адмирал. Атаки на стены не удаются. Поэтому нам следует попробовать сжечь большие ворота и потайные двери. Нужно послать людей набрать побольше дров и хвороста и затем тотчас начать атаку. Мы должны к ночи покончить с осадой замка, иначе будет поздно.

С этим все согласились.

Между тем с башни в замке зорко наблюдали за действиями неприятеля и тотчас угадали его намерения.

— Что нам делать? — говорил Франсуа Филиппу. — Положим, мы их перестреляем множество, но все равно они ворвутся в замок, как только сгорят ворота, а нам, кроме ворот нужно защищать и стены.

— Да, это наше больное место, — заметил Филипп. — В узких потайных дверях сорок человек удержат целую армию, даже большие ворота защитить можно, но одновременно защищать стены и ворота будет нелегко. — Он остановился и задумался. — Стой, Франсуа, я нашел средство, — сказал он с живостью. — Надо убить несколько быков и коров и туши их нагромоздить в дверях и в воротах. Пусть они сожгут двери и ворота, но с тяжелыми тушами они ничего не поделают. Тогда ста человек будет вполне достаточно для охраны ворот и потайных дверей, а сто останется для защиты стен и дома.

— Великолепная мысль, Филипп. За дело! Не будем терять времени.

Позвали людей, и работа закипела. Филипп приказал сиять с животных шкуры и прикрыть ими каждый ряд мясных туш внутренней стороной наружу, а к верхнему ряду прибить шкуры гвоздями, чтобы их не стащили.

— По этой скользкой поверхности никто не сможет взобраться к нам, — сказал он Франсуа, — в особенности, если мы еще польем ее кровью.

— Превосходно! — восхищался Франсуа, когда мясные баррикады были устроены. — Теперь тут двадцать человек могут удержать целое войско.

Едва осажденные окончили работу, как три неприятельские колонны приблизились к замку с фашинами и множеством мешков.

— Что это у них в мешках? — спросил Филипп у одного из дворян.

— Я думаю, земля, — ответил тот.

— Земля! — повторил Филипп с беспокойством. — Для чего им она?

— Вероятно, чтобы покрыть ею доски, которые иначе могут сгореть и упасть в воду раньше, чем огонь сделает свое дело в воротах.

— Да, это так, — согласился Филипп, — я не подумал об этом.

Подпустив неприятеля шагов на сто, осажденные начали стрелять из ружей и луков. Но от рядов католиков беглым шагом отделились четыре сотни, быстро подбежали ко рву и открыли такой сильный огонь по защитникам, что те должны были искать спасения за прикрытиями.

Филипп поднялся на небольшую башенку и стал оттуда следить за нападающими, которые перекинули смоченные доски через ров, положили на них толстый слой земли и полили ее водой. Несмотря на выстрелы осажденных, они нагромоздили фашины у дверей и ворот, бросили в них пылающие факелы и поспешно отступили, потеряв все же много людей.

Защитники пытались было потушить фашины, но носить воду со двора было неудобно и огонь успел разгореться.

Филипп и Франсуа решили остаться при главных воротах со своим отрядом, более других привычным к рукопашной схватке, а стены и дом предоставили защищать фермерам и слугам под командованием Монпеса и одного дворянина, Обойдя затем все укрепления, они убедились, к своему удовольствию, что все в порядке, и что люди уверены в успехе защиты.

Но вот большие ворота сгорели и рухнули с шумом, и в рядах католиков раздался крик торжества, на который гугеноты ответили вызывающим криком.

Осаждающие построились и бросились тремя колоннами к воротам и дверям, а четыре отдельных отряда устремились на стены, несмотря на осыпавшие их выстрелы.

Католики шли на приступ с громкими криками, считая замок уже взятым.

Самый сильный отряд направился к глазным, еще дымящимся воротам. Ворвавшись в них, он наткнулся на баррикаду. Она показалась им неопасной и они бросились вперед. Добежав до нее, передние ряды остановились, но, теснимые задними, стали делать тщетные попытки взобраться наверх. Тем временем защитники сверху с ожесточением стреляли, кололи их копьями и рубили мечами.

Целых полчаса продолжалась борьба, и скоро перед грудами бычьих туш громоздились груды тел нападающих.

Потерпев полное поражение, католики наконец отступили.

Не больше успеха имели они и у потайных дверей.

Что касается атаки на стены и окна, то она была предпринята, главным образом, для отвлечения защитников от ворот и не отличалась настойчивостью, почему и не имела серьезных результатов. При этом втором приступе нападающие потеряли до четырехсот человек, из которых более полутораста легло у главных ворот.

Как только неприятель отступил, Франсуа и Филипп распорядились сбросить доски с землей в ров, наполовину наполненный водой; и это было кстати, потому что ко рву уже неслась вражеская конница, которая своими длинными копьями могла бы оттеснить защитников от баррикады и перескочить через нее. Но видя, что мосты через ров уничтожены, всадники ускакали обратно.