Англия также приняла некоторое участие в войне. После долгих колебаний алчная королева Елизавета решилась наконец послать во Францию в помощь гугенотам шеститысячное войско для занятия Гавра, Диеппа и Руана, но с тем условием, чтобы эти три города были уступлены Англии. Напрасно Конде, Колиньи и ее собственные министры просили ее не ставить Франции такого позорного условия, представляющего и для Англии слишком мало выгод, — она все-таки настаивала на своем. Немудрено, что вскоре ее стали ненавидеть за ее алчность и коварство не только католики, но и протестанты.

Войска противников встретились 19-го декабря 1562 г. Католики располагали шестнадцатью тысячами пехоты, двумя тысячами конницы и двадцатью двумя пушками; у гугенотов было четыре тысячи конницы и восемь тысяч пехоты и пять пушек. Конде быстро разбил швейцарских копейщиков Гизов, а Колиньи рассеял кавалерию коннетабля Монморанси, который при этом был ранен и попал в плен; но пехота католиков одолела пехоту гугенотов, состоявшую большею частью из молодых солдат, присланных германскими князьями; при первом же натиске неприятеля они обратились в бегство. Лошадь Конде была убита, и сам он взят в плен. Колиньи вынужден был отступить.

Потеря Конде была тяжелым ударом для гугенотов; но и противники потеряли маршала Сент-Андре, который был убит, и коннетабля Монморанси, попавшего, как сказано, в плен. К Колиньи подходили подкрепления; затем прибыло известие, что герцог Гиз убит каким-то фанатиком. Все это уравнивало шансы противников.

Обе стороны теперь желали мира. Начались переговоры, и мир был заключен на следующих условиях: владетельным князьям-протестантам были возвращены их владения и все права; дворянам разрешалось совершать богослужение у себя на дому, а прочим протестантам в предместьях и в двух местах в стенах каждого из тех городов, которые в момент подписания договора находились в их власти. Последствием этого соглашения было, что король издал «Амбуазский эдикт», обеспечивший Франции мир почти на пять лет.

Однажды в июне 1567 года Гаспар Вальян и его жена посетили ферму Флетчера.

— Я пришел, Джон, поговорить с тобой о Филиппе, — сказал Гаспар. — Через несколько месяцев ему исполнится шестнадцать лет, а ростом он уже выше меня. Его учителя Рене и Густав сообщили мне, что он не хуже их владеет мечом и рапирой, а оба они, как ты сам знаешь, искусные бойцы. Пора нам подумать о его будущности.

— Я уже много думал об этом, Гаспар, — ответил Джон. — Хотя мальчик вырос у меня на глазах, я все-таки не всегда понимаю его. Когда он смеется или шутит с кем-нибудь, мне кажется, что я узнаю в нем самого себя, а когда он говорит со мною или с матерью или отдает от ее имени приказания рабочим, он так серьезен и спокоен, что походит скорее на знатного дворянина. Мне кажется, Гаспар, что мы ошиблись дав ему такое воспитание, и для него было бы лучше, если бы мы сделали из него простого фермера…

— Нет, нет, — прервал его Гаспар, — мы сделали из него хорошего человека, и, мне кажется, он унаследовал лучшие качества англичанина и француза. Но главное, Джон, он хороший христианин и ненавидит всех гонителей нашей веры, будь они французы или испанцы. Мне кажется, ему следует дать побольше свободы. Не дурно было бы послать его к нашим родственникам во Францию; пусть людей посмотрит и себя покажет.

— Того самого желает и Люси, и я уже решил исполнить ее желание.

— Как ты знаешь, нам сродни известный вождь гугенотов граф де ла Ну, продолжал Гаспар. — Он приходится Филиппу по матери двоюродным братом, и с помощью его нам, может быть, удастся получить обратно наши земли, конфискованные после бегства. Итак, отпусти его, Джон. Я, с своей стороны, снабжу его достаточными средствами, чтобы он мог не только с честью явиться к своим родственникам, но в случае войны и собрать человек пятьдесят под знамена Конде и гугенотов.

— Я должен сначала переговорить об этом с Люси, — уклонился от ответа Джон.

Два дня спустя Джон Флетчер имел продолжительный разговор с сыном. Филипп был в восторге от предстоящего путешествия и радовался при мысли, что ему, может быть, придется сражаться за гугенотов под начальством тех славных полководцев, с именами и подвигами которых он был уже давно знаком.

— Мне жаль расстаться с тобою, Филипп, — сказал в заключение отец, — но я, к сожалению, не могу сопровождать тебя. Если во Франции снова вспыхнет война, то сражайся за правое дело и не опозорь имени своих славных предков.

В тот же вечер Джон Флетчер, узнал, что жена Гаспара поедет с Филиппом.

— Мария давно желала повидаться с родными, — сказал ему Гаспар. — Графиня де Лаваль, сестра твоей жены и Марии, уже несколько раз приглашала нас навестить ее. Филипп проводит туда свою тетку, погостит там и познакомится с своим кузеном Франсуа. Я сам хотел было ехать с ними, но не решаюсь оставить на произвол судьбы фабрику. Я закажу Филиппу необходимое платье и выпишу из Лондона хорошее оружие. Вчера я уже писал моим корреспондентам в Лондоне и Соутгэмптоне, чтобы они подыскали судно, отправляющееся в Ла-Рошель. В настоящее время протестантам не безопасно путешествовать по Франции без вооруженных провожатых: все дороги кишат солдатами и разбойниками, а в деревнях происходят постоянные волнения; поэтому я напишу своему клиенту в Ла-Рошели, чтобы он подыскал для Филиппа четырех надежных молодцов и купил лошадей.

Шесть недель спустя Филипп Флетчер высадился в Ла-Рошели с теткой и ее служанкой. Когда судно вошло в гавань, приказчик купца, с которым списался Гаспар Вальян, явился на борт и просил госпожу Вальян и ее племянника остановиться в доме его хозяина. Они пошли в сопровождении носильщиков, несших багаж.

Ла-Рошель был вполне протестантский город, жители его с виду мало чем отличались от горожан Кентербери, и путники наши не обратили на себя особенного внимания.

Купец встретил наших путников на пороге дома.

— Как я рад видеть вас снова, госпожа Вальян, — сказал он. — Ведь уже двадцать лет прошло с тех пор, как вы с сестрою и своим добрым мужем провели у меня несколько дней, пока вам наконец удалось бежать отсюда на английском судне. Да, плохие были времена, а после наступили и того хуже! Но сейчас дела наши пошли лучше, и вот уже за последние пять лет у нас не было ни резни, ни убийств. Вы мало изменились, сударыня, с тех пор, как я вас видел в последний раз.

Купец провел гостью на верхний этаж, в большую, прекрасно обставленную комнату, и предупредительно снял плащ с госпожи Вальян.

Когда Филипп, рассчитавшись с носильщиками, вошел в комнату, госпожа Вальян представила его хозяину.

— Вот мой племянник, — сказала она. — Муж мой уже писал вам о нем.

— Добро пожаловать, молодой человек, — приветствовал Филиппа купец.

— Удалось вам добыть лошадей и нанять нам четырех провожатых? — спросил его Филипп.

— Да, все готово; завтра вы можете отправиться в путь. Для вас, сударыня, я достал дамское седло, а служанка ваша может поместиться на одном коне с одним из провожатых. А для вас, молодой человек, я купил такого коня, которым вы, надеюсь, останетесь довольны.

— Надежны ли нанятые вами люди?

— О, да! Все они гасконцы и участвовали под начальством Колиньи в последней войне. Мне рекомендовал их мой друг, на виноградниках которого они работали последние два года. Полагая, что вскоре снова настанет смутное время, они намеревались поступить к какому-нибудь гугеноту, чтобы выступить с ним в поход.

Я нанял их с тем, что в конце месяца вы можете уволить их, если будете недовольны ими, и что они, в свою очередь, могут покинуть службу у вас, если она им не понравится. Оружие у них есть, а коней для них я купил, равно как и лишнюю лошадь для вашего багажа. Для вас же я не нанимал слуги, предоставив вам самим выбрать такого по своему вкусу.

— Пока я обойдусь и без слуги, — ответил Филипп.

— Иметь хорошего слугу очень важно, — заметил купец, — только не легко найти честного и преданного.