Вечером, после битвы, де ла Ну представил своего кузена и Филиппа принцу с лестными отзывами о храбрости, выказанной ими в сражении, и Конде сердечно благодарил их за участие, которое они приняли в спасении его из рук католиков. При этом граф несколько пожурил Франсуа за излишнюю горячность.

— Недостаточно быть храбрым, — говорил он, — нужно быть и осторожным. Ты несколько раз безрассудно бросался навстречу смерти. Как глава древнего рода, ты не имеешь права рисковать так своей жизнью. Твой кузен был благоразумнее, он сражался с хладнокровием испытанного воина.

Перед отступлением гугенотов от Сен-Дени граф де ла Ну опять позвал к себе молодых людей.

— Мы завтра утром отступаем, — сказал он им. — Здесь мы сделали больше, чем можно было ожидать от столь слабых сил: десять недель мы держали в осаде Париж и удержались против вдесятеро сильнейшей армии, предводимой коннетаблем Франции. Теперь мы направимся на восток, чтобы соединиться с герцогом Казимиром, который ведет к нам на помощь шесть тысяч конницы и три тысячи пехоты с четырьмя пушками. Известие, что мы отступили от Парижа, может привести в уныние наших друзей, и адмирал решил послать известного вам кавалера д’Арбле на юг Франции с объяснениями. Я назначаю вас сопровождать его. У него будет свита в восемь человек, да каждый из вас возьмет по четыре ратника; таким образом составится отряд, достаточный, чтобы вы чувствовали себя в безопасности. Это делается для вашей же пользы, Франсуа. Приближается зима; поход наш будет труден, и многим из нас, я уверен, суждено пасть жертвою холода и лишений. Я не желаю, чтобы вы, непривычные к таким походам, окончили жизнь таким образом. Если бы нам предстояли битвы, я оставил бы вас при себе. Но знайте, что это поручение связано с большими опасностями и требует много энергии и мужества.

Хотя друзья наши предпочли бы остаться в армии, но повиновались графу. Де ла Ну тотчас же отвел их в палатку кавалера.

— Мой кузен и его родственник охотно поедут с вами и поступят под ваше начальство, д’Арбле. Горячо рекомендую их вам. Хотя они и молоды, но могу поручиться, что они умеют постоять за себя; вы можете на них вполне рассчитывать.

— Очень рад таким спутникам, — улыбнулся д’Арбле. — Надеюсь, что мы не будем скучать.

На следующее утро отряд выступил, направившись к югу.

Избегая мест, занятых католиками, маленький отряд посетил несколько замков, принадлежащих гугенотам, которым д’Арбле, по поручению адмирала, сообщил о необходимости собрать такие силы, которые отвлекли бы часть королевских войск на юг и тем облегчили бы поход адмирала на восток.

После короткой остановки в Наварре и совещаний с несколькими главными правителями маленького королевства, отряд д’Арбле направился к востоку. Вскоре они вступили в местность, где, особенно в Тулузе, религиозные раздоры были чрезвычайно жестоки, и где было не мало людей, сочувствовавших гугенотам, но не решавшихся открыться из боязни преследований.

«Пришлите войско, которое было бы в состоянии осадить и взять Тулузу, и каждый из нас выставит людей, готовых отдать за наше общее дело последнюю каплю крови и последнее достояние. А пока такого войска не будет, мы вынуждены молчать, иначе всем нам грозит опасность».

Таковы были речи, которые приходилось выслушивать в каждом замке и на каждой ферме.

Но зато многие гугеноты отдавали деньги и ценные вещи для уплаты немецким наемникам, подходившим к адмиралу.

Наваррские дворяне не были так разорены, как в других местах, где шла война, и потому д’Арбле собрал тут значительные суммы.

Д’Арбле и оба его спутника были приглашены посетить гугенотов в четырех-пяти милях от Тулузы. Д’Арбле давно уже донесли, что местным властям известно о сношениях его отряда с гугенотами.

И вот однажды на привале, сделанном по обыкновению в лесу, часовой прибежал с известием, что человек сорок или пятьдесят всадников приближается из города.

Отряд по команде тотчас сел на лошадей. Отступать было невозможно: лес был небольшой, кругом открытая местность, и д’Арбле решил ждать. Между тем городские всадники, приблизившись к лесу, остановились.

— Какой-нибудь шпион выследил нас, — заметил д’Арбле, — но выследить дичь и поймать ее — две вещи разные. Посмотрим, что сделают эти господа. Не сомневаюсь, что им хорошо известно, сколько нас; но если они разделятся, мы дадим им хороший урок.

Католики, очевидно, намеревались разделиться. Офицер с двумя десятками всадников направился в обход, чтобы отрезать гугенотам путь к отступлению. Еще столько же остались перед лесом.

— Шансы почти равные, — сказал, смеясь, д’Арбле. — Это не то, что было под Парижем, где приходилось десять на одного. Считая наших слуг, нас двадцать два человека. Пусть только отъедут подальше, тогда мы поговорим с этими.

По его приказанию гугеноты придвинулись к лесной опушке. Минуты через две, когда отряд тесным строем выехал из леса, из группы католиков, беспечно стоявших шагах в пятидесяти от опушки, раздались крики ужаса: они не ожидали нападения, намереваясь захватить гугенотов врасплох.

Не успели они развернуть лошадей и выстроиться, как гугеноты уже напали на них. Схватка длилась не долее минуты; половина католиков осталась на месте, остальные бросились в бегство. Из гугенотов пал только один человек.

Д’Арбле не допустил преследований бежавших.

— Сделана только половина дела, — сказал он, — нам еще нужно управиться с другим отрядом.

На полпути среди леса гугеноты встретили другой отряд, спешивший на выстрелы; в нем были уверены, что гугеноты уже разбиты. Увидев их наступающими, католики, ободряемые офицером, храбро выдержали натиск. Началась ожесточенная борьба, сражались между деревьями в одиночку, человек с человеком.

Гугеноты были испытанные, опытные воины, католики же умели убивать только безоружных да женщин.

Филипп, сражавшийся вместе с Франсуа рядом с начальником, поразил неприятельского офицера, после чего католики, лишенные предводителя, обратились в бегство, преследуемые гугенотами.

— Мы дали им хороший урок, — сказал д’Арбле нашим друзьям. — Вам, господин Флетчер, мы обязаны быстрым успехом. Не убей вы их офицера, мы не отделались бы от них так скоро.

— Мне жаль его, — ответил Филипп. — Это был, кажется, мужественный дворянин и немногим старше меня.

— Что делать. Он сам виноват в своей судьбе, — возразил д’Арбле. — Нам предстоит теперь кружным путем проехать в Мерлинкур, по ту сторону города, к некоторым из наших друзей, а затем нужно будет выбираться из этих мест. После такой схватки оставаться здесь нам небезопасно. На будущее время нам не худо будет брать с собой на всякий случай отряд посильнее, а то, чего доброго, нас могут как крыс поймать в ловушку.

Сделав крюк миль в двадцать, отряд в тот же вечер подъезжал к Мерлинкуру и, по обыкновению, сделал привал в лесу.

Ночью д’Арбле и Франсуа уехали в сопровождении пяти ратников, которые через час вернулись. Д’Арбле и Франсуа остались ночевать в замке, и за ними должны были на другой день приехать те же пять воинов. По распоряжению д’Арбле, Филипп на день отошел миль на восемь дальше от Тулузы, с тем, чтобы к ночи вернуться опять к Мерлинкуру, и остановился в густой заросли на возвышенности.

В полдень один из часовых донес Филиппу, что на равнине показался отряд всадников, человек в двести. Легко было предположить, что он выехал с целью захватить гугенотов.

— Я желал бы, чтобы д’Арбле и граф де Лаваль были с нами, — сказал Филипп. — Конечно, они сумеют устроиться, но предатели везде найдутся.

Весь день он провел в беспокойстве, и как только стемнело, отряд передвинулся на прежнее место к Мерлинкуру. Пять человек тотчас же отправились в замок.

Через несколько времени послышался выстрел.

— На коней! — скомандовал Филипп в беспокойстве. — Должно быть, товарищи наши попали в засаду. Вперед к опушке, и будьте наготове.