Конде предупредили. К нему присоединился и адмирал Колиньи с семейством. Несколько соседних дворян с их людьми составили конвой в полтораста человек. Но бегство было невозможно; их сторожили на всех дорогах солдаты Таванна. Враги предполагали, что Конде и адмирал будут искать спасения в Германии, и сторожили эти пути особенно бдительно. Этим решили воспользоваться вожди гугенотов, направившись в противоположную сторону.

Перед отъездом Колиньи послал королю красноречивое письмо, в котором писал, что в бедствиях Франции повинен кардинал Лотарингский.

23 августа Колиньи и Конде выехали со своим конвоем из Нуайе и против ожидания нашли брод через Луару без охраны. Они приняли это за особую милость Провидения, тем более, что вслед за их переправой пошел сильный дождь, от которого река поднялась и помешала переправиться тем же бродом преследовавшей их кавалерии Таванна. Колиньи и Конде удалось избежать всех опасностей и проехать благополучно всю Францию до Ла-Рошели.

Вечером шестнадцатого сентября часовой на башне замка Лаваль заметил приближающийся большой отряд всадников. Ла-Рошели угрожали королевские войска, которые, конечно, могли быть посланы и против замков гугенотов, и сторожевой колокол забил тревогу, извещая соседей об опасности. Сама графиня с Франсуа и Филиппом появились в башне над воротами. Отряд остановился, и два всадника выступили.

— Да ведь это Конде и адмирал! — вскричал Филипп, всматриваясь в всадников.

Франсуа также узнал их.

Велели опустить подъемный мост и открыть ворота, и сама графиня поспешно спустилась в сопровождении Франсуа и Филиппа во двор навстречу неожиданным посетителям, уже въехавшим по подъемному мосту.

— Графиня, — сказал Конде, почтительно снимая шляпу, — мы беглецы и просим у вас приюта на ночь. Со мной жена и дети, а адмирал тоже со своей семьей. Мы проехали по всей Франции из Нуайе по проселкам и малоизвестным дорогам, преследуемые, как дикие звери, и нуждаемся в отдыхе.

— Милости просим, — ответила графиня. — Я принимаю как высокую честь посещение таких гостей, как вы и адмирал Колиньи. Прошу пожаловать. Сын мой встретит принцессу с отрядом.

Через несколько минут отряд принца и адмирала вступил в замок. Теперь в их отряде было уже около четырехсот человек, так как по дороге к нему присоединилось несколько дворян-гугенотов со своими людьми.

Прибывших приняли со всею роскошью, свойственной тому времени. Для солдат изжарили туши быков и баранов и выставили бочки с вином.

— Здесь наша первая покойная остановка со времени выезда из Нуайе, — говорил Конде, наслаждаясь в саду прохладой вечера. — И вам мы, вероятно, не причиним никакого беспокойства: если бы против вас и направился гнев короля и католиков, то вы уже столько раз провинились перед ними, что эта лишняя вина не может идти в расчет.

— Я была бы глубоко обижена, если бы вы проехали мимо Лаваля, — сказала графиня. — Что касается опасностей, то я уже двадцать лет живу среди них, и в последний год чувствую себя даже более спокойной, зная, что Ла-Рошель за нас. Я отправила туда в последние месяцы много драгоценностей, на случай, если меня вынудят выехать отсюда. Но я буду защищать свой замок до последней возможности, тем более, что в случае опасности могу предложить убежище всем окрестным гугенотам.

— Опасаюсь, графиня, — заметил адмирал, — что наше прибытие в Ла-Рошель взволнует всю страну. Но бежать ради собственной безопасности в Германию было бы с нашей стороны эгоизмом. Мы не хотели оставить наших братьев, которые возлагают на нас все свои надежды.

На следующее утро принц и адмирал со своим конвоем уехали в Ла-Рошель, куда и прибыли 18 сентября.

Графиня с сотней своих воинов и слуг в течение первого дня пути сопровождала своих гостей и вернулась в замок только на следующий день.

Вести о гугенотских вооружениях обеспокоили двор, и король поторопился издать указ, обещавший королевское покровительство всем гугенотам, которые не примкнут к восстанию.

Но лишь только католики собрались с силами, последовала отмена всех эдиктов о веротерпимости и воспрещение всяких обрядов, кроме католических, под страхом смерти и конфискации имущества.

Католическое население городов очень обрадовалось этому эдикту; в Тулузе и в других местах образовались союзы для искоренения ереси протестантизма, именовавшие себя «крестовыми походами».

Но и для вождей гугенотов это очередное предательство короля было на руку, так как убедило самых мирных приверженцев новой веры, что им нет другого выхода, как взяться за оружие, а гугенотским представителям при иностранных дворах дало основание утверждать, что французский король намерен искоренить реформатство, в своих владениях, и что гугеноты вынуждены восстать ради самосохранения.

Прибытие адмирала в Ла-Рошель сразу одушевило всех гугенотов, которые энергично стали готовиться к военным действиям. Замок Лаваль был центром всей местности, в котором и должны были собраться все окрестные гугеноты. Было весьма вероятно, что католики попытаются напасть на него, и потому адмирал отклонил предложение графини послать своего сына с пятьюдесятью воинами для усиления гарнизона Ла-Рошели.

— К тому же я не сомневаюсь, — сказал он, — что королева Наваррская присоединится к нам, и мы скоро перейдем к наступательным действиям.

На третий день после отъезда Конде и адмирала, ранним утром в замок прибежал человек из Ниора с известием, что накануне городская чернь избила человек сорок гугенотов, а около двухсот человек заключили в тюрьмы.

Появилось опасение, что чернь, побуждаемая католическими священниками, пойдет громить гугенотов в окрестных деревнях.

— Следует попытаться помочь нашим братьям, — сказала графиня. — Франсуа, собери с Филиппом возможно больший отряд и поезжай к Ниору. Попытайся вывести оттуда всех гугенотов, а если встретишь буйствующих католиков, задай им хороший урок. Жаль, что мы не можем защищать наших братьев в городе, но с нашими силами немыслимо предпринять что-нибудь против укрепленного города.

Через четверть часа Франсуа и Филипп выехали из ворот замка в сопровождении шестидесяти всадников. Все знали цель поездки и ехали быстро, насколько позволяли силы лошадей.

— Не разделиться ли нам, Франсуа, на два отряда? — предложил дорогою Филипп. — Ты объедешь город слева и заедешь во все деревни по пути, а я справа, и за городом мы встретимся. При объезде деревень нам следует захватить всех знатных людей и патеров, призывающих чернь к резне, а имея заложников в руках, мы можем проделать то же, что в Тулузе.

— Великолепная мысль, Филипп! — воскликнул Франсуа. — Весьма вероятно, что черни сопутствуют в деревнях знатные лица города, и если нам удастся захватить их, то мы можем многого добиться. Только хватит ли на это наших сил; ведь нужно будет кому-нибудь «сторожить пленников?

— Не беспокойся, сил у нас достаточно, — возразил Филипп. — Дюжина хороших солдат разгонят какую угодно толпу. Условимся еще вот о чем, — продолжал он. — Если один из нас, объехав город, не встретит другого, то должен спешить навстречу, а может быть, и на выручку.

Приближаясь к Ниору, наши друзья встретили нескольких беглецов, сообщивших им, что чернь еще не вышла из города и что католики в самих деревнях хвалятся покончить с гугенотами. Находясь милях в двух от города, они увидели слева от него зарево пожара.

— Там уже принялись за дело! — воскликнул Франсуа. — Это моя сторона…

И он скомандовал своему отряду следовать за собой, приказав не щадить злодеев, за исключением патеров и предводителей. Филипп направился в другую сторону, отдав те же приказания своим воинам.

В первой деревне, в которую въехал отряд Филиппа, жители-католики толпились перед запертыми домами гугенотов. При появлении всадников все бросились бежать.

— Гоните их! — крикнул Филипп.-Бейте плашмя мечами.

Гугеноты тотчас отворили двери и окна и радостно приветствовали избавителей. Они сообщили Филиппу, что утром в церкви патер призывал католиков присоединиться к горожанам для избиения гугенотов. Патер и мэр тотчас же были арестованы и с петлями на шеях посажены на лошадей. Филипп предложил гугенотам выехать, если желают, в Лаваль, а поселянам-католикам приказал предоставить в распоряжение гугенотов лошадей и повозки для перевозки их имущества в замок.