Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Однако твои эксперименты обернулись ничем, не так ли? Все эти переломанные кости, золотые маски и мертвые лица оказались всего лишь жалкой бутафорией. Никакой трансценденции. Зелье давало иллюзии, но не видения. Мертвые попросту умирали, и все, что ты видел в их глазах, — боль и скорбь. Вот почему тебе и понадобилось вот это.

Я помахал перед его очарованными глазами кожаным мешочком. Себек потянулся к нему, однако Тот внезапно прыгнул на него, а я убрал руку.

— Прежде чем я дам его тебе, а ты вернешь мне моего сына, скажи мне одну вещь. Как ты добывал опийный мак?

Я был вознагражден искоркой удивления, блеснувшей в его неподвижных глазах.

— Его несложно достать, — осторожно ответил Себек.

— Разумеется — для медицинских целей, в небольших количествах, особенно если ты сам лекарь. Однако же это далеко не все: существует тайная торговля. И я думаю, ты знаешь об этом очень многое.

— Я ничего об этом не знаю, — пробормотал он.

— Ерунда. Спрос на даруемые этим зельем наслаждения сейчас настолько велик, что его не в состоянии удовлетворить доставляющие его отчаявшиеся девочки и мальчики, сколько бы их ни было. Однако они очень полезны, чтобы отвлечь внимание городской Меджаи от более масштабных дел. Позволь, я расскажу тебе, какова схема. Опийный мак выращивают в странах хеттов, а затем его сок контрабандой ввозится в Фивы — на кораблях, через порт. Зелье хранится и распространяется в увеселительных заведениях. Все официальные лица, на каждом этапе — от пограничных стражей и портовых чиновников до должностных лиц, санкционирующих эти заведения — подкуплены. Всем нужно как-то выживать, особенно в нынешние тяжелые времена. Но больше всего меня поражает вот что: каким образом в военное время удается переправлять грузы из страны наших врагов-хеттов через пограничные заставы нашей армии? Этому есть только одно объяснение. А именно: армия сама участвует в этом промысле.

— Что за необычная фантазия! — насмешливо фыркнул Себек. — С какой стати армии потворствовать чему-либо подобному?

— Прибыль от тайной торговли позволяет Хоремхебу добиться экономической независимости от царской казны. Мы живем в современном мире. Времена примитивного грабежа, мародерства и разбоя давно прошли. А независимо финансируемая, хорошо экипированная и обученная армия — чрезвычайно опасный зверь.

Себек надолго притих.

— Даже если эта нелепая выдумка и справедлива, она не имеет никакого отношения ко мне, — наконец проговорил он.

— Еще как имеет. Ты полностью в курсе дела. Ты лекарь. Твои знания галлюциногенных препаратов делают тебя чрезвычайно ценным. Хоремхеб нанял тебя не просто ухаживать за своей сумасшедшей женой — нет, ты должен был присматривать за делом здесь, в Фивах. Ты надзираешь за прибытием груза в порт и следишь, чтобы он без помех разошелся по увеселительным заведениям. Однако я не думаю, что Хоремхеб знал всю правду о твоих мерзких личных делишках. Не так ли?

Себек глядел на меня пустыми глазами.

— Ну хорошо, Расследователь тайн. Мои произведения искусства были персональным подношением Хоремхебу. Это был мой вклад в его кампанию по завоеванию власти, моя жертва: хаос и страх. Но какая польза тебе от этого знания? Наоборот, оно станет твоим приговором. Теперь я не могу тебя отпустить. Ты здесь в ловушке, в этом подземном мире тьмы. Ты никогда не найдешь выхода к свету. Поэтому сейчас я скажу тебе правду. И буду глядеть, как ты страдаешь. Зрелище твоего горя более чем вознаградит меня за отсутствие того, другого видения. Я ведь не глупец. Кто может сказать, что ты мне принес — настоящее снадобье или фальшивку?

И затем он издал крик, в точности повторяющий крик моего потерянного мальчика. Обсидиановый клинок страха скользнул мне меж ребрами и пронзил сердце. Неужели Аменмес, мой сын, мертв?! Я почувствовал, что опоздал. Он победил.

— Что ты сделал с моим сыном? — Мой голос звучал надтреснуто.

Я шагнул к Себеку. Он отступил назад, подняв лампу так, чтобы ее свет ослепил меня и скрыл его лицо.

— Ты знаешь, что крикнул Осирис Великому богу, когда впервые оказался в Ином мире? «О, что за безрадостное место! В нем нет воды, нет воздуха, его глубины неизмеримы, его тьма черна как ночь. Неужто мне суждено безнадежно бродить здесь, где невозможно жить в спокойствии сердечном или удовлетворить любовные желания?» Да, мой друг. Твой сын стал моей маленькой жертвой Осирису, богу мертвых. Я спрятал его — далеко-далеко, в глубине этих катакомб. Он еще жив, но ты никогда не найдешь его, даже если у тебя будет все время в мире. Вы оба погибнете здесь от голода, затерянные в вашем собственном Ином мире… Вот теперь, Рахотеп, твое лицо воистину открылось в Доме Тьмы!

Я набросился на него, Тот поднялся на задние лапы, рыча и скаля зубы, однако Себек внезапно швырнул в меня своей пылающей масляной лампой и скрылся во мраке.

Глава 49

Я спустил Тота с поводка, и он прыжками унесся во тьму. Красный свет от горящего масла, выплеснувшегося из лампы Себека, разлился по стене за моей спиной.

Я услышал лай, и затем — к своему удовлетворению — вопли. Однако Себек был нужен мне живым, он должен был еще дать показания, а прежде всего — вернуть мне сына. Выкрикнув резкий приказ бабуину, я побежал по темному проходу к скорчившейся на земле фигуре. Я поднял лампу. Зубы Тота оставили глубокие следы на шее Себека, на его изувеченном лице зияла огромная рана, один глаз был вырван из глазницы, и плоть щеки свисала клочьями, обнажив кости и сосуды. Из раны на шее толчками выливалась темная кровь. Я опустился на колени рядом с лежащим Себеком и притянул его изодранное лицо к своему:

— Где мой сын?

В его горле забулькала кровь: он пытался смеяться.

Я прижал большие пальцы к его глазницам.

— Что ты видишь теперь? — шепнул я ему на ухо. — Ничего! Там нет ничего. Ты сам — ничто. Нет никакого Иного мира. Тьма, которую ты видишь — это и есть твоя вечность!

Я нажимал все сильнее и сильнее, вдавливая его глаза в глазницы, и он забил ногами в пыли, словно пловец, утопающий на сухой земле; он запищал, словно крыса, и я ощутил под своими пальцами кровь. Я продолжал давить, пока его мерзкое сердце не выкачало из тела последнюю порцию черной крови. Себек был мертв.

Я пинал бесполезный труп и не мог остановиться, я втаптывал в пыль остатки его лица, пока у меня не кончились силы. После этого я рухнул наземь, всхлипывая от сознания своего поражения. Потому что его смертью я не добился ничего. Я все сделал неправильно. Масляная лампа быстро догорала, но мне было уже все равно.

И тогда я вдруг услышал нечто, где-то далеко-далеко: крики и плач ребенка, который проснулся после кошмара и обнаружил, что находится один в темноте.

— Иду!

Крики Аменмеса стали громче.

Бабуин скакал впереди, все дальше углубляясь во тьму, однако уверенный в себе; он сворачивал то вправо, то влево, делая выбор за меня. И все это время мы обменивались криками — сын с отцом, — криками ради спасения жизни.

Тот отыскал мальчика в конце одного из самых глубоких тоннелей. Маленькая головка ребенка торчала над краем горшка, достаточно вместительного и для взрослого бабуина. Его личико было перепачкано слезами и грязью, он безутешно вопил. Я пошарил вокруг в поисках камня, которым можно было бы разбить горшок, не причинив мальчику вреда. Я целовал вопящего мальчика и пытался хоть немного успокоить его, снова и снова повторяя: «Аменмес, мальчик мой». С первого удара горшок не разбился. Мальчик заорал еще громче. Следующий удар я направил точнее, и горшок раскололся. Я отшвырнул половинки в стороны, наружу каскадом полилась грязь, и в конце концов на моих руках оказалось дрожащее, холодное, грязное тельце моего сына.

Лампа угасала. Нужно было попытаться отыскать путь наружу до того, как мы лишимся света. Я крикнул Тоту: «Ищи!». Бабуин гавкнул, словно бы понял, и поскакал вперед. Я подхватил мальчика под мышку и побежал следом, тщетно стараясь на бегу защитить пламя от ветра.

75
{"b":"224754","o":1}