— Согласен. Нужно будет окружить царя лучшими охотниками из нашей команды. Может быть, если им удастся подстрелить льва, царь удовлетворится тем, что нанесет последний удар. Тогда он все равно будет тем, кто убил зверя.

— Надеюсь, что так.

Некоторое время мы ехали, ничего не говоря.

— Кажется, он вполне оправился после смерти своей обезьянки.

— Возможно, это даже усилило его решимость.

— Всегда терпеть не мог эту жалкую тварь. Если б мог, то уже давно свернул бы ей шею.

Мы тихо рассмеялись.

— Жаль, что ей пришлось так страдать, но, в конце концов, она принесла пользу.

— Да, в качестве дегустатора. И из-за своей жадности встретила несчастливый конец, совсем как в какой-нибудь басне, — отозвался Симут со скупой, кривой усмешкой.

После многочасового перехода через безжизненный океан щебня и серой пыли мы оказались в совершенно иной, причудливой и дикой местности, где ветер, словно скульптор, выточил из колонн бледного камня фантастические фигуры, освещенные сейчас желто-оранжевым сиянием великолепного заката. Быстро была установлена жаровня, снова поставили шатры, и вскоре чистый воздух наполнился ароматными запахами готовящейся еды.

Царь появился возле выхода из своего шатра.

— Пойдем, Рахотеп, прогуляемся вместе, пока не стемнело.

Мы зашагали мимо причудливых каменных изваяний, наслаждаясь прохладным воздухом.

— Это совсем другой мир, — проговорил он. — Сколько же еще других, возможно, еще более странных, лежит там, дальше, в глубине Красной земли?

— Возможно, мир гораздо больше, чем нам об этом известно, господин, — ответил я. — Возможно, края, населенные живыми людьми, не ограничиваются Красной землей. Я слышал рассказы о землях, где лежит снег, и землях, где все покрыто зеленью, постоянно.

— Мне бы хотелось оказаться тем царем, который откроет и нанесет на карту незнакомые земли и новые народы. Я мечтаю о том, как слава нашей империи в один день распространится на неведомые миры и в туманное будущее. Кто знает, быть может, наши деяния в этом мире переживут само время! Почему бы и нет? Мы великий народ, обладающий золотом и могуществом. Лучшее в нас прекрасно и истинно… Я рад, что мы попали сюда, Рахотеп. Я был прав, что затеял охоту. Вдали от дворца, вдали от его стен и теней, я снова чувствую себя живым. Я уже так давно не чувствовал себя живым! Это хорошее чувство. И теперь судьба мне улыбнется. Я уже чувствую, какое благое будущее меня ждет, оно стоит прямо передо мной, оно призывает, чтобы я позволил ему свершиться.

— Это великий призыв, господин.

— Да. Я чувствую его в своем сердце. Это мое предназначение как правителя. Боги ждут, чтобы я исполнил его.

Пока мы так разговаривали, великий океан ночи озарился алмазами звезд, во всем их великолепии и тайне.

Мы стояли под ними вдвоем, глядя вверх.

На следующий день, на закате, мы выступили на наших колесницах, вооружившись и снарядившись как следует. Следопыты разведали местность и обнаружили новые следы. По всей видимости, центром владений льва были низкие, полные теней скалы на небольшом расстоянии от нашего лагеря. Без сомнения, они предоставляли убежище всем формам жизни, какие только могли выжить в этом суровом месте. Для приманки мы взяли с собой тушу свежезарезанной козы. Расставив колесницы широким полукругом, мы стали ждать, наблюдая с безопасного расстояния, как следопыт несет тушу животного через серое пространство, опускает ее на землю и возвращается обратно.

Следопыт занял место возле меня.

— Он будет очень голоден, потому что добычи здесь почти нет, а мы предложили ему хорошую поживу. Надеюсь, он возьмет приманку до того, как стемнеет.

— А если нет?

— Тогда нам придется еще раз попробовать завтра. Приближаться к нему в темноте неразумно.

Итак, мы молча ждали, а солнце тем временем продолжало опускаться. Тени отрогов перед нами незаметно росли, пока, подобно медленно набегающему приливу, не подобрались к туше, словно намереваясь поглотить ее. Следопыт покачал головой.

— Мы слишком поздно пришли, — прошептал он. — Надо вернуться завтра.

Но в тот же момент охотник вдруг напрягся, словно кошка.

— Смотрите! Вон он…

Я вгляделся в темнеющий пейзаж, но сперва не увидел ничего, пока наконец не засек почти неуловимое скольжение тени среди теней. Окружающие заметили реакцию следопыта, и вдоль цепочки людей и лошадей прокатилась внезапная волна движения. Следопыт поднял руку, призывая к абсолютной тишине. Мы погрузились в напряженное ожидание. Вот фигура зверя двинулась вперед и украдкой, припадая к земле, приблизилась к туше. Лев поднял голову и оглядел окрестности, словно недоумевая, откуда могло взяться готовое угощение, а затем, удовлетворенный, принялся пировать.

— Что нам теперь делать? — прошептал я следопыту.

Тот тщательно обдумал ответ.

— Сейчас слишком темно, чтобы начинать охоту — можно легко сбиться со следа. Местность здесь сложная. Но теперь мы знаем, что он примет наше угощение, и можем вернуться завтра и попробовать выманить его пораньше, предложив мясо посвежее. У такого молодого зверя должен быть хороший аппетит; наверняка он уже давно хорошенько не ел. А завтра мы будем подготовлены и займем лучшие позиции, чтобы его окружить.

Симут согласно кивнул. Но внезапно, без предупреждения и без сопровождения, колесница царя рванулась вперед и понеслась по неровной почве, набирая скорость. Для всех это оказалось полной неожиданностью. Я увидел, как лев поднял голову, встревоженный шумом. Мы с Симутом хлестнули лошадей и бросились в погоню за царем. Я снова взглянул на льва и увидел, что тот тащит тушу в скалы, где мы никогда его не отыщем. Я догонял колесницу Тутанхамона и кричал ему, чтобы он остановился. Он повернулся, но только махнул рукой, словно не мог, или не хотел, меня слышать. Его лицо горело возбуждением. Я яростно затряс головой, но он лишь расплылся в улыбке, словно проказливый мальчишка, и снова отвернулся. Колеса колесницы угрожающе грохотали, оси трещали и жалобно скрипели; деревянная конструкция с трудом справлялась с неровностями пересеченного рельефа. Я поднял голову и на кратчайший момент увидел льва — он стоял и смотрел в нашу сторону. Но царю еще предстояло преодолеть какое-то расстояние, и зверь не выглядел особенно обеспокоенным.

Тутанхамон мчался вперед, и я видел, как он пытается справиться с колесницей и одновременно наложить стрелу на тетиву. Вот лев повернулся и кинулся прочь размашистыми прыжками, очень скоро превратившимися в бегство — с невероятной быстротой, вытянувшись всем телом, лев несся к безопасности темных скал. Я подхлестнул коней и поравнялся с царем. Мне казалось, что уж теперь-то он наверняка поймет, что бессмысленно преследовать льва в таких обстоятельствах; но тут его колесница внезапно подпрыгнула в воздух, словно наткнулась на камень, и с грохотом рухнула обратно на землю. От удара левое колесо треснуло и раскололось, спицы и обод разлетелись по сторонам, и колесница завалилась на левый бок. Обезумевшие лошади продолжали слепо тащить ее по каменистой земле. Я увидел, как царь в ужасе цепляется за борт повозки, но в следующий момент его тело взлетело вверх, словно тряпичная кукла, с силой ударилось оземь и покатилось, переворачиваясь снова и снова, пока не замерло где-то в темноте.

Я натянул поводья, и мою колесницу слегка занесло, но потом она остановилась. Я подбежал к упавшему царю. Он не шевелился. Я рухнул возле него на колени. Тутанхамон, Живой образ Амона, издавал невнятные звуки, которые, как он ни старался, никак не могли сложиться в слова. Кажется, он не узнавал меня. По пыльной почве пустыни расползалась лужа крови, темной и блестящей.

Левая нога Тутанхамона выше колена торчала под тошнотворно-неестественным углом. Я осторожно отлепил от кожи край его льняного одеяния, липкого от крови. Из разорванной кожи и плоти торчали осколки раздробленной кости. В ужасную, глубокую рану набились грязь и песок. Царь издал пронзительный стон, полный острой боли. Я полил рану водой из своей фляги, и вода стекла пополам с кровью, густая и черная. Я боялся, что Тутанхамон умрет здесь, в пустыне, под луной и звездами, а я так и буду держать его голову в своих руках, словно кубок кошмаров.