Мы считаем, что в пустыне ничего нет, но это не так. Она вся размечена и расчерчена древними и не очень дорогами и тропами, протоптанными в скудной почве людьми и животными. Продвигаясь сквозь утренний жар, мы время от времени встречали гуртовщиков и пастухов, худощавых и угловатых кочевников, вечно куда-то идущих: лица небриты, волосы острижены коротко, почти под корень, набедренные повязки заправлены между ног. С маленькими узелками пожитков и парой горшков за плечами, сжимая длинные посохи в своих костлявых руках, они вечно бредут вперед все той же размашистой, ленивой походкой. Их животные, тощие и неунывающие, щиплют все, что могут найти, двигаясь неизменным медленным шагом к какому-нибудь источнику, скрытому в мерцающей жаром и светом дали.

Порой на протяжении нашего утреннего путешествия следопыты издавали возгласы — странные, высокие крики, похожие на звериные или птичьи, давая знать, что заметили зверя: небольшое стадо пустынных газелей, или антилоп, или страусов или степную рысь. Животные замирали неподвижно, разглядывая нас с безопасного расстояния и принюхиваясь, и затем внезапно пропадали в облачке взметнувшейся пыли.

Когда солнце приблизилось к зениту, мы остановились и разбили лагерь. Следопыты отыскали место, защищенное длинным низким утесом с северной стороны — поскольку в этих местах ночной ветер с севера обещал быть скорее холодным, нежели прохладным, — и все с отработанной точностью поспешили заняться каждый своим делом. Вскоре, словно бы из воздуха, возник палаточный городок. В умелых руках закрутились буравы, затлел трут, и искры быстро превратились в пламя. Забили несколько животных, и воздух пустыни наполнился густым запахом жарящегося мяса. Я был голоден. Царь восседал на своем походном троне, в блаженной тени белого навеса, отгоняя веером дневной жар и назойливых мух, и наблюдал, как его люди расставляют шатры. В этом мире, лишенном стен, он выглядел, со своими сундуками и золоченой походной мебелью, словно бог, ненадолго сошедший на землю. Казалось, все было в порядке.

Я взобрался на вершину ближайшей возвышенности и принялся обозревать окрестности, прикрыв глаза рукой от яростного сияния. Куда ни взгляни, смотреть было не на что, не считая бело-серо-красной наготы пустыни, усеянной тут и там цепкими кустами. Я опустил взгляд на лагерь, разбитый в виде круга. Лошади, вьючные мулы, длиннорогие овцы и короткошерстные козы, привязанные к крепким деревянным колышкам, жевали припасенный для них корм. Уток выпустили из клеток, и они бродили вперевалку, яростно долбя клювами безнадежно мертвую землю пустыни. Охотничьих собак и гепардов, тявкающих и тяжело дышащих на жаре, держали раздельно, за ними приглядывали дрессировщики. Шатры были уже почти все установлены — царский стоял в самом центре лагеря, чтобы быть максимально защищенным; его золоченый, увенчанный шаром центральный шест сиял на солнце. Охотничьи колесницы, закрепленные подпорками, выстроили в ряд. Все являло собой картину цивилизации. Однако когда я снова оглядел даль во всех направлениях, в меня влилась огромная, нечеловеческая пустота этой земли. Мы находились здесь ради развлечения и приятного времяпровождения, но наши маленькие цветастые шатры и повозки, помещенные в это безграничное, лишенное жизни пространство, выглядели всего лишь детскими игрушками.

А потом я увидел вдалеке цепочку призрачных фигурок, крошечных, как насекомые, чей путь через пустыню, как я вдруг понял, должен был в конце концов привести к нашим шатрам. Потея под лучами полуденного солнца, я поспешил обратно в лагерь и уведомил охрану. Симут подбежал ко мне.

— Что случилось?

— Приближаются какие-то незнакомцы — может быть, просто пастухи, но с ними нет животных.

Стражники отправились туда, и вскорости привели этих людей к нам, подталкивая их сверкающими копьями. Это выглядело как встреча двух миров: в нашем — чистые белые одеяния и начищенное оружие; их мир — кочевой и нищий, скудная одежда пестрит яркими красками и узорами, головы выбриты, широкие улыбки показывают недостаток зубов. Они оказались сборщиками меда, их племя обитало на границе пустынных земель. Их предводитель выступил вперед, почтительно склонил голову и протянул вперед горшок с медом.

— Наш дар царю, поскольку он — Повелитель пчел!

Он был жителем дельты, поэтому пчелы были для него не только средством к существованию, но также и символом его земли. Дикий мед высоко ценится, выше того, что собирают из глиняных ульев в городских садах. Говорят, аромат дикого меда так же чист, как слезы Ра, поскольку пчелы собирают его с самых редких и ранних цветов пустыни; поэтому эти люди всю жизнь кочуют вдоль края пустыни следом за переменными сезонами цветения. Я был склонен думать, что в их предложении нет ничего плохого — эти люди были тощими, как их дорожные посохи, потемневшие от многолетнего использования, и какой от них будет толк против мощи нашего оружия? Я распорядился, чтобы им предложили пищи и воды, а затем они могли отправляться туда, куда шли. От нашего предложения они отказались, почтительно кланяясь.

Я взвесил в руке горшок с медом. Грубо сработанный сосуд был запечатан пчелиным воском. Я хотел было открыть его, но передумал.

— Что нам с этим делать? — спросил я Симута.

Он пожал плечами.

— Наверное, вам следует предложить мед царю, — решил он. — Всем известно, как он охоч до сладкого…

Я отправился к царскому шатру и, получив разрешение, зашел внутрь. Яркий свет пустыни просачивался внутрь, обрисовывая узоры на ткани стенок. Царские вещи были расставлены так, чтобы создать временное подобие дворца: ложа, кресла, драгоценности, коврики и тому подобное. Внутри было тепло. Держатель опахала почтительно стоял за спиной царя, глядя перед собой невидящим взглядом и медленно перемешивая своим инструментом нагретый воздух. Царь ел. Кланяясь и преподнося ему горшок, я заметил собственную тень на стене шатра — словно фигура храмовой резьбы, изображающей священное подношение богу.

— Что это? — весело спросил царь, ополаскивая пальцы в чаше и протягивая руки слуге, чтобы тот их вытер.

— Это дикий мед с цветов пустыни. Приношение от сборщиков.

Тутанхамон взял горшок своими изящными пальцами и принялся его разглядывать.

— Дар богов, — сказал он, улыбаясь.

— Я предлагаю пока его отложить, а когда мы вернемся в Фивы, он напомнит вам об этой охотничьей вылазке.

— Отличная мысль!

Он хлопнул в ладоши; слуга подошел и взял у него горшок.

Я поклонился и принялся пятиться к выходу, но царь настоял, чтобы я остался с ним. Он указал мне место на ложе напротив себя. Тутанхамон выглядел гораздо беззаботней, чем прежде, и я начал подумывать, что, в конце концов, мы поступили правильно, отправившись в эту поездку. Вдалеке от дворца с его тенями и опасностями расположение духа царя значительно улучшилось.

Мы выпили немного вина, и нам принесли несколько блюд с мясом.

— Так значит, сегодня вечером мы идем на охоту? — спросил царь.

— Следопыты уверены, что что-то обнаружили. Здесь невдалеке водопой. Если мы подойдем с подветренной стороны и будем двигаться тихо, то на закате туда придет множество разных животных. Однако следопыты говорят также, что сейчас львы попадаются очень редко.

Он кивнул, разочарованный.

— Наши охоты почти полностью их истребили. В своей мудрости они отступили в глубь своих владений. Но, возможно, один из них все же ответит на мой призыв.

Какое-то время мы ели в молчании.

— Я начинаю понимать, что люблю пустыню, — вдруг произнес Тутанхамон. — Почему мы называем место, где царит такая чистота и простота, пристанищем дикости и страха?

— Люди боятся неизведанного. Возможно, поэтому им необходимо как-то называть его, словно, дав имя, они тем самым получают над ним какую-то власть. Но слова — не то, чем они кажутся, — добавил я.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать, что они ненадежны. Слова могут в один миг изменить свое значение.