Спектакль, которым нас встречали на набережной, был тщательно спланированной и намеренной демонстрацией военной мощи столицы. Насколько хватало глаз, вымуштрованные войска выстроились бесчисленными безупречными шеренгами, и отряд за отрядом маршировал по сверкающей арене; каждый был назван именем бога, покровительствующего той области, из которой набирались рекруты и офицеры. Между ними провели тысячи военнопленных, в кандалах и с накинутыми на шеи веревками, вместе с их женщинами и детьми: ливийцы в плащах, с косицами на висках и козлиными бородками, нубийцы в юбках, сирийцы с длинными остроконечными бородами; все — в принужденных позах повиновения. Сотни великолепных лошадей — военная добыча — плясали, переступая изящными копытами. Представители покоренных государств падали на колени, моля о снисхождении, о глотке жизни для своих народов.
И там, в центре этого столпотворения, в солнечном сиянии, возле пустого трона, замерла одинокая фигура, и вид был такой, будто все представление устроено для нее. Это и был Хоремхеб, главнокомандующий армиями Обеих Земель. Я узнал его по тому, как он стоял, ожидая нас, — прямой как палка, неподвижный как темная статуя.
Тутанхамон не торопился. Словно бог, он заставлял всех ждать, продолжая наслаждаться приветственными кликами; а тем временем пожилые послы пошатывались от жары, люди в толпе, задыхаясь от духоты, подзывали торговцев водой и фруктами, городские чиновники потели под бременем своих регалий. Наконец, в сопровождении Симута и фаланги личных телохранителей, царь соизволил ступить на сходни. В толпе возобновились крики приветствия и преданности, а сановники встретили Тутанхамона ритуальными жестами признания и почтения. Со своей стороны, царь абсолютно ничем не выказывал, что замечает всю эту шумиху, словно бы для него она была иллюзорной и несущественной.
Царь сошел на горячие камни набережной, и телохранители по незаметному сигналу Симута, слаженно, словно танцоры, разошлись вокруг него веером, держа Мечи и луки наготове. Мы с Симутом шарили взглядами по толпе и крышам домов, высматривая малейшие признаки непорядка. Хоремхеб, выждав подходящий момент, почтительно указал царю на трон. Однако каждое его надменное движение, казалось, только лишало царя его могущества. От холодного лица Хоремхеба словно бы веяло чем-то таким, что даже мухи держались поодаль. Военачальник повернулся к притихшей арене; воцарилось послушное молчание. И тогда он крикнул тысячам стоявших там людей, всем и каждому:
— Я обращаюсь к великому Тутанхамону, владыке Обеих Земель! Я привел вождей всех чужих земель, чтобы они молили его о жизни. Эти подлые чужеземцы, не знающие, что такое Обе Земли, — я кладу их у его ног, отныне и навеки! От дальних рубежей Нубии до отдаленнейших областей Азии все земли лежат под властью его великой руки!
Хоремхеб осторожно опустился на одно колено, склонил лоснящуюся голову, приняв вид надменного смирения, и стал ждать ответа царя на свою формальную речь. Мгновения капали, словно вода в водяных часах, а Тутанхамон все не позволял ему выпрямиться, продолжая удерживать со склоненной головой в позе публичного уважения. Я был впечатлен. Царь брал контроль над ситуацией в свои руки. Толпа хранила молчание, понимая, что видит виртуозный поединок, разыгрываемый на языке формальностей и ритуала. Наконец, точно рассчитав момент, царь возложил на шею генерала свой дар — пять великолепных золотых ожерелий. Однако он сумел придать им вид не столько дара признательности, сколько бремени ответственности. Затем Тутанхамон поднял военачальника с колен и обнял его.
Царь двинулся вперед, принимая как должное приветствия и почтительные поклоны других чиновников. В конце концов он взошел на помост, где под навесом, дававшим некоторое облегчение от палящей жары и раскаленных солнцем камней, стоял трон. Затем, по команде Хоремхеба, под пение труб и грохот барабанов перед ним прошли торжественным маршем все военные отряды и все группы военнопленных. Шествие заняло несколько часов. Тем не менее царь продолжал сидеть, выпрямив спину и глядя вдаль, хотя пот ручьями тек из-под короны, пропитывая тунику.
Затем мы отправились в основной город. Первыми ехали мы с Симутом, за нами — Тутанхамон; по бокам его колесницы бежали телохранители, сверкая оружием на ярком солнце. Я заметил, что и общественные, и частные здания здесь такие же, как и в Фивах, разве что их гораздо больше числом; городские дома надстраивались из-за недостатка места, а вдоль боковых улиц стояли более скромные жилища тех, кто трудился на армию — главного работодателя этого города: в одном помещении совмещались мастерская, стойла и жилье, и выход вел прямо на грязную улицу. На царские дороги и мощеные священные проезды, окаймленные сфинксами, обелисками и молельнями, зеваки не допускались, так что до Мемфисского дворца мы добрались быстро. Перекрикивая грохот колес по выщербленному булыжнику, Симут рассказывал о знаменитых зданиях, которые мы видели: на севере стояла старая крепость «Белые Стены», огромное древнее сооружение из глиняного кирпича, давшая название этому району, а великий храм Птаха на юге был обнесен собственной величественной стеной. От храма к югу отходил канал, ведущий к внешнему храмовому комплексу богини Хатхор. Вдоль нашего пути поблескивали и другие каналы, связывавшие реку и порт с центральным городом.
— В городе насчитывается по меньшей мере сорок пять различных культов, и у каждого есть свой храм, — кричал Симут с гордостью. — А там, на западе, храм Анубиса!
Я представил себе, сколько в таком районе может жить бальзамировщиков, изготовителей саркофагов, масок и амулетов, переписчиков Книги Мертвых и прочих подобных ремесленников, призванных разбираться со сложными делами этого могущественного бога, который охраняет некрополь и гробницы от злоумышленников. Однако вряд ли у меня найдется время на экскурсии ради удовлетворения любопытства.
Симут стремился добраться до места раньше царя; на тесных улицах и проездах уже скапливались огромные толпы тех, кто желал хоть одним глазком взглянуть на прибытие царя в великий Мемфисский дворец, но на просторную открытую площадь перед башнями у ворот дворца их не допускали. Тем не менее для охранников это был настоящий кошмар, поскольку там все было забито чужеземными и местными сановниками, чиновными лицами, знатью и богачами. Симутов авангард действовал быстро — молча и оперативно стражники разошлись по местам, бесцеремонно приказывая людям убираться с дороги, чтобы обеспечить царю безопасный охраняемый проезд. Они превосходно знали свое дело и двигались все как один, по схеме, которую, очевидно, отработали давно и применяли уже неоднократно. Их уверенное поведение и безапелляционная манера не оставляли ни у кого, даже у самих мемфисских дворцовых стражей, сомнений в их превосходстве. За авангардом последовали царские лучники, их огромные луки были натянуты и направлены на крыши домов.
Затем со стен прозвучали храмовые трубы: прибыл царь в окружении остальных телохранителей. Гомон толпы усилился, к нему добавились выкрики командиров; результат был оглушающим. Но внезапно пыль, жара, ослепительный свет и какофония улицы остались позади, и царская кавалькада окунулась в прохладную тишину первого приемного зала. Одновременно с этим мы все оказались в относительной безопасности. Здесь в ожидании царского прибытия собрались еще более высокопоставленные чиновники. Впервые я видел Тутанхамона вблизи в официальной обстановке. Если во дворце он порой выглядел потерявшимся мальчиком, то сейчас держался как настоящий царь: величественная поза, изящное лицо спокойно и сосредоточено, на нем не увидишь ни ищущих одобрения беспокойных улыбок, ни надменной заносчивости ради утверждения своей власти. Он обладал харизмой, которая проистекала от его необычной внешности, его юности и еще от одного качества, которое я помнил в нем с тех пор, как он был еще ребенком: ощущения старой души в молодом теле. Даже золотая трость, с которой Тутанхамон повсюду ходил, стала добавлением к его образу.
