– Это не пираты, – равнодушно сказал проревс, громко зевнув.

Он только что успел проснуться.

– Во всяком случае, их мало, и нам бояться нечего.

Баркас приблизился на расстояние, допускающее переговоры.

– Эй, лодка! Куда идете?

Человек в красном плаще поднял руку и ответил могучим басом:

– Я Дад, сын Тумвага, ольвийский купец!.. Еду из Стен, от скифского берега!

– Какова торговля?

– Плохая, ничего не продал, многое потерял, еле сам остался цел! Все западные гавани заняты скифами! Царь Палак нарушил мир и опять начал войну с Херсонесом!.. В Стенах пожары!..

– А Керкинитида тоже захвачена?

– Да, вместе с запасами хлеба!

– А Прекрасный порт?

– В руках варваров!

– Значит, заходить в эти порты нельзя?

– Нельзя! Варвары вас возьмут в плен, а корабль захватят как добычу!

– Спасибо! Пусть боги сопутствуют вам!

– Да сохранит вас Ахилл Понтарх!

– Нет, нет! – вдруг вмешался Орик с жаром. – Вы не должны отпустить их! Это же хищники! Они торговали с западным берегом, минуя Херсонес! Мы ловим таких и наказываем!.. Эти наглецы ольвийцы везут в Скифию соль и самовольно меняют ее на пшеницу. А закон полиса под страхом жестоких наказаний запрещает торговлю хлебом кому бы то ни было в западных портах! Вся торговля зерном должна идти только через Херсонес, с уплатой пошлины. Если вы нападете на этих разбойников и возьмете с них дань, то будете иметь поощрение от Совета!..

– Гм… – многозначительно произнес кибернет, поглядев на триерарха загоревшимися глазами.

Келевст Аристид придвинулся поближе к триерарху и жадно облизал сухие губы. Ему тоже пришлось по душе предложение херсонесца. Имелся законный повод для грабежа. Но триерарх отрицательно покачал головой.

– Нет, нет, что вы! Пусть херсонесский полис сам защищает свои права на монопольную торговлю хлебом. За это его никто не осудит, а нас могут обвинить в пиратстве.

– Но кто узнает? Пропавшую лодку никто не станет искать. Всякий скажет, что она попала в руки скифов.

– Нет, – вздохнул триерарх, – не те времена. Митридат узнает, и тогда всем нам не миновать железного ошейника.

– Что ж, пускай едут, – с сожалением согласился Аристид. – А неплохо было бы взять с них хотя бы несколько амфор с вином.

Подошел Автократ.

– Значит, опять война?

– Да, скифы нарушили клятву мира, данную ими царю Митридату в прошлом году.

– Варвары всегда вероломны!

Взоры гераклеотов обратились в сторону скифов опять с неприязнью и презрением.

Триерарх со своими двумя помощниками уединились в рубку, и там после короткого совещания было принято решение плыть прямо в Херсонес, минуя Керкинитиду. Решение стало известно всем пассажирам корабля. Купцы громко выражали свое удовлетворение.

– Как же так? – обратился Фарзой к кибернету. – Ведь по уговору вы должны высадить нас в Керкинитиде. Зачем мы поедем в Херсонес?

– А зачем мы поедем в Керкинитиду? – язвительно спросил кибернет, делая ударение на слове «мы». – Не для того ли, чтобы стать пленниками ваших одноплеменников, которые так легко нарушают клятвы?

– Со мною вы можете не бояться. Могу дать слово, что вы и корабль будете неприкосновенны!

Кибернет смерил скифа взглядом и бесцеремонно повернулся к нему спиной. Отходя прочь, он довольно громко бормотал что-то о «грязных варварах», слово которых не дороже лая собаки.

Князь побагровел и схватился за меч. Его удержал Марсак:

– Успокойся, сын мой! Ты горяч, как молодой жеребец!

– Что значит такое отношение ко мне? – спросил князь, задыхаясь от гнева.

– Оно значит, что мы уже не гости на корабле, а пленники. По праву войны!

– Но мы даже не знали, что началась война!

– Это верно, не знали, но мы – сколоты, Палак – наш царь. Он объявил войну, и теперь эллины смотрят на нас как на врагов. Ведь Гераклея метрополия Херсонеса, а корабль-то гераклейский! А потом – Палак восстал не только против Херсонеса, но и против Понта! Нарушил свое обещание Митридату не воевать… Двинул свои рати, да поможет ему Папай!.. Охо-хо! Теперь все эллинские колонии, что сосут уже сотни лет соки из скифского тела, будут воевать с Палаком, а Митридат им поможет. Дело большое и кровавое… Грядут великие битвы.

Старик принял вид строгий и вдохновенный. Он походил на жреца, дающего предсказания. Фарзой остыл и задумался.

– Да, ты прав, почтенный Марсак, грядут битвы! А мы из счастливых путешественников сразу стали первыми пленниками этой войны, а может быть, и… рабами.

– Речь будет идти о выкупе.

Откуда-то появился Пифодор.

– Слышал, родосец, мы попали в плен!

– Я слышал больше, князь! Триерарх отдал приказание отобрать у нас оружие. Эх, жаль, что нас мало! Можно было бы попытаться овладеть кораблем!

Глаза грека выразительно сверкнули. Фарзой не смог удержаться от улыбки.

– И ты, Пифодор, поднял бы руку на таких же эллинов, как сам?

– Таких, как сам? – презрительно сморщился грек. – Я – родосец, а гераклейцы и херсонесцы сродни мегарцам. Чем я обязан их богам? Если вы примете решение сопротивляться, считайте мою руку верной!

– Спасибо. Может быть, и попытаемся.

– Нет, князь, – спокойно возразил Марсак, – сопротивление сейчас бесполезно. Палак выкупит тебя или обменяет, рабом ты не будешь. А за наши головы, если мы любы тебе, ты сам заплатишь, когда освободишься.

Родосец толкнул старого скифа локтем.

– Смотри, это к нам!

Тяжело топая эндромидами, приближались гоплиты, одетые в железные панцири. Их возглавлял келевст.

– Я должен обезоружить вас в интересах Херсонеса Таврического, с которым вы воюете.

– Мы ни с кем не воюем.

– Это все равно. Сдайте все оружие, какое имеете. Власти Херсонеса разберутся, что дальше делать с вами.

Скифы отдали мечи, секиры, кинжалы. Когда оба топора, в том числе и только что подаренный Фарзою, оказались в руках грека, Марсак покачал головой и сказал с горечью:

– Эллины всегда делают так! Они дарят топор, чтобы обратно получить два! Они дают только там, где можно вернуть сторицей!

И отвернулся от греков с негодованием. Фарзою все происшедшее казалось злой шуткой. Пифодор сделал попытку оставить свой меч при себе, говоря при этом:

– Я же не скиф, я родосец и еду в Тавриду по своим делам!

– Но ты в свите скифского князя. Ты наемник, а вражеских наемников мы тоже берем в плен, хотя бы они были эллинами!

Пленников, теперь уже неопасных, оставили в покое. Им предоставили свободу заниматься, чем они пожелают. Однако пара внимательных глаз следила за ними, куда бы они ни пошли. Пифодор бродил со скучающим видом, насвистывая песенку. Будто невзначай сунулся в узкие ходы, ведущие к гребцам. Дюжий гоплит с тупым лицом преградил ему путь. Родосец весело оскалил зубы и хотел завести со стражем разговор, но тот не понял его.

Гераклейский корабль охранялся наемниками из малоазийского племени мариандинов.

Возвратясь на верхнюю палубу, непоседливый грек подошел к своим спутникам. Те стояли у борта и смотрели, как солнце склоняется к западу, готовясь погрузиться в черно-красные тучи. С севера повеяло ветром. По морю пробежали темные полосы. Теперь казалось, что судно качается в спокойной люльке. Оно то поднималось, то плавно опускалось. Море словно дышало. С криками торопливо пронеслись чайки. Старик плевал в море и ворчал:

– Опять начинает качать. Мое нутро не выдерживает этого…

– За нами следят, – совсем тихо сообщил Пифодор и зашептал Марсаку на ухо: – Если бы мы смогли освободить гребцов, то с их помощью перебили бы гоплитов, этих деревянных болванов в железных рубахах, а матросы сами подчинились бы нам, клянусь Зевсом Атавирским! Купцов и начальников мы перевязали бы… и причалили бы к скифскому берегу! Каково?.. Я умею водить корабль не хуже, чем эти гераклейские олухи. Царь Палак наградил бы нас, да и груз был бы нашим, как добыча! Вот было бы дело, а?

Во всей фигуре родосца чувствовалось что-то разбойничье.