Нечпорук тряхнул своим цыганским чубом, почувствовав, что белый цветок яблони запутался в его черных кудрях. Осторожно шевеля смуглыми пальцами, сталевар снял с головы цветок на тонкой ножке и положил его на ладонь.
Тут он заметил, что не один любуется цветущим садом. Рядом с Нечпоруком остановился приземистый сероглазый паренек в черной шинельке, в черной фуражке с синим кантом.
— Эге, да тут знакомый человек! — вспомнил Нечпорук. — Ты ведь Игорь Чувилев?
Паренек с достоинством кивнул головой.
— Да, я Чувилев.
— То-то, бачу, знакомая личность. Ты ведь в цехе Артема Сбоева?
— Да, я в его цехе.
— Знаем, знаем… Много Артему хлопот с вашим братом: зеленые хлопцы, а задиристые…
— Государственный план вместе со всем заводом выполняем, — напомнил Игорь тоном человека, который уже отвык от покровительственного отношения к себе.
— Хо, хо… Извини, брат, извини! — проговорил Нечпорук. — Это я по старой, довоенной привычке выразился. Ты ведь у Артема даже в инструкторах числишься, он тебя хвалил недавно.
Игорь смущенно засмеялся, а потом подтвердил:
— Да-да… уже десятка два людей через мои руки прошло. Сегодня вот опять новые эвакуированные ребята прибывают, иду их встречать.
— Ну, в час добрый, товарищ инструктор, в час добрый! — весело напутствовал Нечпорук юношу.
Игорь вышел на главный Лесогорский тракт, проложенный еще при Акинфии Демидове, потом повернул на железнодорожное шоссе. Щуря серые глаза, Игорь приостановился на дороге и засмотрелся на иззолоченные майским солнцем стеклянные скаты заводских корпусов.
— Ага-а! Вижу, что о прошлогодних воскресниках вспомнил! — прокричал, подходя к нему, Сережа Возчий.
— Да хоть бы и так, — буркнул Игорь.
— Эх-х, здорово мы на воскресниках зимой парились! — со скрипучим своим смешком продолжал Сережа. — Морозище, а нам жарко! Верно ведь, Толька?
— Н-ну, мороз был самый обыкновенный, — солидно, в чуть небрежной манере ответил, подходя, Толя Сунцов.
Ему шел семнадцатый, он был на год старше своих товарищей. Худенький Сережа и широкоплечий, приземистый Игорь казались маленькими рядом с высоким и стройным Сунцовым.
— Чего там «обыкновенный!» — передразнил Сережа, и на его остроносом, костистом лице появилась ухмылочка; больше всего он любил «словить» другого, «посшибать спеси», а то и просто позлить.
— Чего там! — не унимался он, — Помнишь, когда артиллерийский корпус возводили, директор Пермяков нас всех… ой, как поддел… помнишь? Мы замерзли, стали снежками кидаться, а он нас приструнил: «Вы для чего же сюда собрались? Мальчишество-то пора оставить!» Ты до корней волос вспыхнул тогда, честное слово!
— Да и ты тоже, — с усмешкой ответил Толя.
— Хм… хм… — сконфузился Сережа, его бойкое лицо сморщилось.
Потешив свой беспокойный характер, Сережа, как и всегда, сразу сник. Пряча смущение, он принялся насвистывать.
Толя Сунцов зашагал впереди приятелей. Игорь исподлобья наблюдал за своим другом и втихомолку сравнил себя с ним. Оба росли вместе в Кленовске, даже жили на одном дворе. До двенадцати лет оба поднимались вровень и так не спеша, что в школе их прозвали «коротышками». И вдруг Толя пошел и пошел вверх, а в «коротышках» остался один Игорь. Он, как выразился Толя, «рос наоборот» — в ширину: шея крепкая, короткая, а плечи даже слишком широки для невысокого роста, лобастая, крупная голова. Черная гимнастерка сидит на нем неуклюжими складками, брюки всегда коробит «гармошкой», а фуражка, как ее ни надень, сползает на самые брови, широкие и ершистые. А вот на Толе все как специально для него сшито и радует глаз.
Осенью 1941 года, когда эвакуированные ученики Кленовского завода очутились в Лесогорске, многие из них быстро выделились: Кленовское ремесленное училище, в котором они учились, славилось и за пределами своей области. Организатор знаменитой бригады ремонтного цеха, молодой инженер Артем Сбоев сразу призвал ребят в свое маленькое «войско универсалов», подружился с ними и скоро настроил их на боевой лад. К началу 1942 года, быстрее других, Игорь овладел мастерством артемовского «войска»: точил, сверлил, паял, ковал, рубил, сваривал, а при случае — и конструировал. Он был первый, кого Артем Сбоев произвел в инструкторы. Об Игоре заводские новички говорили: «Наш инструктор», «Обратитесь к Чувилеву, — он знает, он укажет». Но сколько раз случалось также Игорю замечать в глазах этих новичков огорчительное для него изумление: «Инструктор? Вот этот самый? Коротышка?..» Правда, некоторое время спустя новички на опыте убеждались, что он кое-чего стоит, этот инструктор, но обидное изумление первых минут Игорь помнил всегда. На косяке дверей в общежитии, тайком от всех, Игорь сделал зарубку и временами проверял свой рост. Но ладонь — увы! — упиралась все в то же место. О Толе Сунцове говорили: «А вот этот совсем молоденький, а выглядит — дай боже!» Но завидовать своему другу Игорь не мог и даже совестился думать об этом, — слишком связаны между собой и сходны были судьбы их. Игорь рано лишился матери — и Толя Сунцов тоже. У Игоря появилась мачеха — и у Толи тоже. Мачеха обижала Игоря, а случалось — и била по-свойски. Со всеми своими обидами он бежал к Толе, как к старшему и более сильному. Учились друзья в одной школе, а со второго класса, когда Игорь догнал Толю, сидели на одной парте. Вместе пошли в училище при новом Кленовском заводе. Вместе в пыльный, душный день, когда над городом ревели гудки воздушной тревоги, друзья погрузились в заводской эшелон, направлявшийся на Урал. Нет, зависть к Толе Сунцову никак «не выходила», даже несмотря на поддразнивания беспокойного Сережи, который присоединился к их дружбе уже в школьные годы. Вихрастый, с острым веснушчатым лицом и рыженькими глазками, озороватый, бойкий на язык, Сережа сразу был прозван в классе «лисичкой» и прослыл главным заводилой спортивных состязаний, загородных вылазок и всякого рода соревнований на первенство в борьбе, силе и ловкости. И на Лесогорском заводе Сережа Возчий остался тем же неугомонным выдумщиком. Именно он придумал так называемые «встречи новичков». Каждую группу их встречала шумная молодежная комиссия Лесогорского завода.
Толя Сунцов, чем-то недовольный, шагал впереди, потом остановился, поджидая друзей.
— А вы не задумывались, ребята, над тем, что мы зря с этими встречами возимся и только время дорогое теряем? — насмешливо спросил он. — Неужели тебе, Игорь, не надоели эти хождения на станцию?
— Почему же? — смутился Игорь.
— Нянчимся мы, нянчимся с мальчиками и девочками, слезы им утираем, будто мы бородатые папеньки, а они наши малые детки. Смешно! А ведь мы с ними однолетки, и с нами никто не возился…
— Но они, примерно, то же самое переживают сейчас, что и мы в сорок первом году, — сумрачно прервал его Игорь.
Он представлял себе, что все прибывающие в Лесогорск ребята тоже видели бомбежки родных городов, пожары, разрушения, смерть близких. Многие стали бесприютными и безродными. Наверное, многие из них тревожно смотрят сейчас в окна вагонов на новые места и гадают про себя: как-то встретит их новая жизнь?..
«Ну вот, мы их и встретим», — думал Игорь, когда приятели уже подходили к дощатому перрону лесогорского вокзала.
— Поглядим, ребята, сводку, — предложил Толя, направляясь к витрине Совинформбюро.
— Не нравится мне сводка, — недовольно объявил он. — Вчера в госпитале знакомый раненый рассказывал мне, что немцы опять напирают. Говорят, танков, авиации они опять на юг подбросили страшное дело сколько!
— Да, — хмуро заметил Игорь, — еще долго придется воевать.
— Неужто и в сорок третьем году вот в это время еще будет война? — испугался Сережа. — Да когда же мы опять наш Кленовск увидим?
— Придется тебе потерпеть, — сухо сказал Толя, сел на узкую скамью и задумался.
Игорь и Сережа тоже замолчали.
Длинный состав, тяжело громыхая платформами, нагруженными ржавым металлом, показался из-за пакгауза. Зеленый пассажирский вагон остановился в самом конце перрона.
