— Вот ты и вообрази мое положение и всей бригады Мы же ремонтники, мы универсалы, мы все можем. Кузнец, фрезеровщик, лекальщик, сталевар могут сказать: «Э, извините такое-то дело к моей профессии не относится». А рабочий-ремонтник все должен уметь: варить, паять, резать, сверлить, даже конструировать. В прошлом году я из всякого старья сконструировал здоровенный транспортер. А тут на тебе: только бы поднять — и нечем! — Есть у меня мысль одна… — зашептал Артем над ухом Игоря. — Понимаешь, я вдруг подумал: а почему эти цилиндры  в в е р х  только  с в е р х у  нужно брать? Представляешь?

— Абсолютно представляю! — тоже зашептал Игорь.

— Можно их  с н и з у  поднять… вот этак… ведь камень мы снизу берем. Представляешь?

— Артем Иваныч… — вдруг задохнулся Игорь, и огромная радость, что он сейчас может помочь Артему, вспыхнула в нем. — Что я сейчас расскажу!

— Ну, ну?

— Когда мы на экскурсии были в Москве в сороковом году, видели мы, как четырехэтажный дом на другое место передвигали. До чего интересно было!.. Нам разрешили вниз спуститься, под дом, где все механизмы работали.

— Мощные домкраты?

— Да! И до чего же ловко этот домина шел! Мы даже в одной квартире побывали, на четвертом этаже. Дом движется, а на комоде две вазочки стоят и не шелохнутся.

— Здорово! Этого я не видел.

— А я видел, — сиял Игорь. — Вот и можно домкратом цилиндры снизу эт-так приподнять…

— Можно! — И Артем сильными руками встряхнул Игоря за плечи. — Bo-время ты, парень, Москву вспомнил! Техническая мысль всегда почву ищет, дай ей сантиметр земли — и она потом взлетит, куда ей надо!

— Артем Иваныч, вы нами распоряжайтесь, как дело требует. Я знаю наших ребят и могу говорить за них. Мы хоть клятву в том дадим…

— Ух ты, горячий, да я и так верю. Скоро перерыв, однако. Эй, товарищи, после столовой сделаем летучку, обсудим одно интересное техническое предложение. Так, что ли, Игорь?

— Так!..

Свадьбу Сергея Панкова и Тани Лосевой назначили на конец ноября. По желанию Тани, свадьба предполагалась очень скромная, а гости — только свои и близкие друзья обеих семей. Наталья Андреевна по этому поводу немало огорчалась:

— Слава тебе господи, не как попало живем, уж нашли бы, что на столы поставить! Катерину выдали по-человечески — и шумно, и нарядно… А тебе, Танюшка, будто запрет на себя охота наложить.

— Мама, прошу тебя, не агитируй, нам с Сергеем так нравится.

Таня хитрила. Даже Сергею не призналась она, что ей хотелось такой же шумной и веселой свадьбы, какая была у старшей ее сестры Кати. Но у нее появилось суеверное убеждение, что счастье надо заслужить. Казалось, она вела трудную игру со всем, что невозможно предвидеть и предотвратить, и заранее «откупалась» лишением себя веселья, нового платья, предупредила всех родных, чтобы «ни под каким видом» никто ничего ей не дарил, и еле согласилась, чтобы за свадебным ужином было вино.

— Да ты вконец зачудилась, девка! — сердито кричала Наталья Андреевна. — Больше я знать не знаю никаких твоих советов!

И действительно свадьба, хоть и немноголюдная, удалась «по всем статьям», как заявил Матвей Темляков. Он любил к случаю поговорить «на разные душевные темы».

— Товарищ капитан, герой сего вечера — ты! — восторженно помаргивая увлажнившимися глазами, разглагольствовал он. — Я тебя, Сергей Алексеич, еще вот с каких пор помню… Ты был, извини, заводской углан, а стал герой-воин!

— Да будет тебе наседать на человека! — пыталась остановить мужа Катя.

— Погоди! — упрямился Матвей, и глаза его совсем прослезились. — У меня, Катюша, в душе восторг, понимаешь? Разве я только с дорогим свояком беседую? Нет, я всей нашей Красной Армии передать прошу: в нас, уральцах, н-ни на миг-г не сомневайтесь, мы для вас на все готовы, мы ни за чем не постоим! Верно, Никифор Павлыч?

— Правильно, — солидно отозвался Сакуленко, не спеша обсасывая мягкие усы.

— Слыхал? — так же восторженно улыбнулся Матвей, как будто Сакуленко сказал что-то необыкновенное. — Мы, грешным делом, можем и побраниться и поссориться, но с большого нашего пути нас не собьешь! Верно, Никифор?

— То святая правда, Матвей.

— Эх! — вдруг в лихом восторге воскликнул Матвей. — Предлагаю тост за фронтовой труд! Выпьем за мастеров!

Матвей так быстро наполнил рюмки и таким широким движением поднял над столом старинный хрустальный лафитничек, что у Кати не хватило даже духу нахмуриться.

К ужину ждали Артема и Верочку, а их все еще не было. Наталья Андреевна «пока что» накрыла стол для закуски.

Уже несколько раз прокричали «горько», перепробовали все соленья, копченья и маринады запасливой Натальи Андреевны, когда вдруг раздался телефонный звонок: это Артем звонил из цеха и вызывал Сергея.

— Артем, мы тебя ужинать ждем. Где ты запропал?

— Ужин, дорогие новобрачные, не уйдет, а время военное ловить надо. У меня предложение: сначала вы ко мне в цех приходите. Очень мне хочется, чтобы ты увидел, как мы цилиндры поднимать будем — совладали мы с нашим медным великаном!

— Уже?

— Да, на два дня раньше назначенного срока. А когда цилиндр установим — уверен, еще два дня скинем. Приходите. Пропуска вам уже готовы! Поставим цилиндры — и на свадьбу ужинать пойдем.

Тысячесвечовые лампы освещали прессовый цех, и обилие света словно рождало особую, полновесную тишину. Шли последние приготовления к подъему. В движениях каждого человека чувствовалась та облегченная — после того как главное решено — энергия, которую может создать только богатый дружным напряжением труд. Именно таким трудом славился ремонтный цех Артема: каждый точно знал свое место и свои обязанности. Люди двигались без шума и суеты, как бы сберегая силы, которые еще потребуются для самого главного, решающего шага. Артем, озабоченный и, как всегда, подтянутый, вполголоса, одним-двумя словами отдавал приказания, а сам, легкий, быстрый, поспевал всюду именно в ту минуту, когда был нужнее всего. Он работал, как дышал, и, подобно птице, наслаждался воздухом и простором родной стихии.

— Надо будет поднять тост и за Артема, — шепнула Таня Сергею.

— Вот ведь время-то какое, Танечек! Думали ли мы с тобой, что в день нашей свадьбы попадем в цех… а?

При мощном свете заводских ламп особенно ярко видно было, как поздоровел Сергей. Исчезла желтизна воскового цвета вдоль щек и дымные тени под глазами. Голубые глаза, посверкивая из-под густых, как колосья, бровей, озирали все происходящее с памятливым и зорким любопытством военного человека. Таня чувствовала, что, даже не глядя в ее сторону, Сергей всюду видел ее. Она изумлялась всему, что открылось ей в нем и в себе, и в то же время ничего иного не могла бы вообразить. Ей вспомнился весь сегодняшний день: праздничные хлопоты в квартире, ворчливая ласковость матери, приход Сергея, потом улица, вся в снегу и морозном солнце, и, наконец, учрежденская комната в поселковом совете, где они расписались в книге браков. Чудаковатого вида старичок чем-то напомнил им Тимофея-сундучника, — и сказки детства будто вновь запели в них. Потом опять улица, вся в алмазной парче, какой нигде, кажется, больше увидеть невозможно.

Воспоминания о пережитом дне были прерваны заливчатым свистком Артема. Со всех сторон сбежались на середину цеха люди. На желтом песчаном настиле неподвижно лежали опутанные толстыми, как удавы, цепями два огромных пустотелых цилиндра. Опять залился свисток — и десятки люден, словно этой минуты больше всего они и ждали, бросились в наступление, и вокруг лежащих на земле цилиндров закипела работа. Свежие сосновые плахи наката протяжно заскрипели под могучей тяжестью цилиндра, повсюду брызнуло мелкое щепье, будто холодный металл глухо свирепствовал, оттого что люди нарушили его покой. Но люди были неукротимы. Из десятков грудей вместе с шумными вздохами вырвалась и заухала гулкая песня: