Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Следы поездок и встреч — и в письмах, написанных наспех вечно занятым Эренбургом: «Вернусь только через 2 месяца <…>. Вот мой адрес на ближайшее время: Herrn Jakobson. Belskeho 16, Prag (в Праге)»[1597] (это серапиону Н. Н. Никитину из Штутгарта в Ленинград, 27 июня 1928 года); «Я только что вернулся из Берлина и Праги. Там провели мы с Якобсоном, Савичем и Тыняновым немало подходящих ночей»[1598] (это тоже Никитину, из Парижа, 5 января 1929 года). На письме Эренбурга Е. И. Замятину (конец июля 1928 года — «Я странствую по Словакии…») приписка: «Приветствую. Ждем в Праге. Р. Якобсон»[1599].

Несколько раз Якобсоны принимали приглашение Савичей и Эренбургов и приезжали встречать Новый год в Берлин, где все собирались в гостеприимном доме матери и тетушки Савича. Снова из воспоминаний Али Яковлевны:

«Новый, 1931 год мы встречали у старших Савичей. Собрался круг друзей. Из Праги должен был приехать Роман Якобсон. О. Г.

(Савич. — Б.Ф.)
пригласил профессора Ященко (в прошлом редактора берлинского журнала „Русская книга“, а теперь зарабатывающего какими-то лекциями в малых странах, кажется, в Латвии; он как раз был в Берлине)[1600]. <…> Тридцать первого числа, часа в четыре, когда мы все крутились по дому и, конечно же, были еще не готовы, появились Эренбурги: Л. М. в вечернем платье, ярко накрашенная для электрического освещения, и И. Г. в смокинге. Им было скучно сидеть в гостинице, и они пришли, не дожидаясь вечера. К встрече Нового года была закуплена масса разнообразных бумажных шапочек. И. Г. выбрал себе красный цилиндр, он выглядел очень нарядно и distingué[1601]. Как все было чудесно, весело, шумно, вкусно; много разных напитков. Якобсон разошелся, целуя всех подряд, и стильный И. Г. очень выделялся на его фоне. Кузен А. М. Эфроса[1602] (как и все Эфросы — с элегантной бородкой), друживший с родней Савича, встал на колено перед красавицей Соней Якобсон и повторял одно слово: „Богиня!..“ Кто мог себе представить, что ждало Берлин через два года…»[1603].

Узнав из газеты «Берлинер тагеблатт» (номер от 17 января 1932 года) о решении берлинского гражданского суда 24 декабря 1931 года по иску чешского «короля обуви» Т. Бати[1604], Эренбург написал в Прагу Якобсону, сообщив, что намерен опротестовать решение суда и потому нуждается в помощи. Якобсон откликнулся немедленно — уже 24 января по его рекомендации Эренбург пишет левому берлинскому журналисту чешского происхождения Павлу Рейману, прося помощи в получении материалов против Бати[1605]

Во второй половине тридцатых годов встречи Эренбурга с Якобсоном стали более редкими, хотя и не такими «отрывочными и обрывистыми», как в годы оттепели. 1930-е годы — переломные в жизни Эренбурга: после сибирско-уральской поездки по стройкам первой пятилетки он перешел, говоря языком той эпохи, на «советские рельсы», и объем его журналистских и литературно-общественных обязанностей резко возрос. Возможно, на частоту встреч повлияло и то, что в 1935 году Якобсон расстался с Соней. А. Я. Савич вспоминала:

«Расставшись с Якобсоном, Соня жила в Брно. Ее второй муж — чех, композитор, — погиб во время гитлеровской оккупации Чехословакии. Мы встречались с Соней и после войны; с Романом она сохранила добрые отношения — юмор ей не изменял (помню, я как-то похвалила ее сумочку, она ответила: „О, это подарок третьей жены моего первого мужа!“). Рассказы Сони об оккупации, как объявляли, сколько людей приговорили к расстрелу, а на следующее утро все отсчитывали точное число выстрелов, как объявляли имена следующих жертв, — все это ввергало нас, сидевших за обедом у Эренбургов, — в ужас…»[1606].

(В 1956 году Соня решила навестить в Москве свою сестру, но ее не впустили; она написала Эренбургу: «Моя единственная ошибка была в том, что в 1935 году, по разводе с Романом, я вышла замуж за чеха и тем автоматически потеряла советское подданство. О моей жизни во время оккупации Вы, наверное, слышали от проф. Мукаржовского…»[1607]. Эренбург помог, и Соне Якобсон разрешили приезжать в СССР…)

После поражения Испанской республики Эренбурга перестали печатать в «Известиях». Он сидел без дела в Париже и оттуда наблюдал за все более очевидным сближением Сталина с Гитлером. Ехать в Москву, где, скорее всего, его мог ждать лишь арест, он боялся. Рассказывая в мемуарах о тягчайшем для него времени (1939), он пишет: «Мне трудно связно говорить о том годе: воспоминания, как облака в горах, опускаются, давят, душат. В мае умер Йозеф Рот. Повесился Эрнст Толлер. Приехал из Праги Роман Якобсон, рассказывал, что Незвал, когда они расставались, плакал, как ребенок…»[1608]. Эренбург не пишет, о чем они говорили с Якобсоном, как оценивали обстановку, какие выходы для себя видели. Уже после смерти Эренбурга Якобсон рассказал интервьюировавшему его Дж. Рубинштейну, что это была безнадежно грустная встреча. Они оба понимали, что в Европе для них места не остается; говорили о Палестине[1609], об Америке. «Эренбург был в очень желчном настроении, — говорил Якобсон Рубинштейну. — Он не понимал поведения Сталина. Когда речь шла о репрессиях, которым подвергались те, кто воевал в Испании, все, что Эренбург мог сказать: „У Сталина свои счеты“»[1610]. Якобсон два года скитался по Скандинавии, перебираясь, едва ускользая от немецких лап, из Дании в Норвегию, а оттуда в Швецию, пока в мае 1941 года не отплыл из Гетеборга в США. Соединенные Штаты оказались для него надежным выходом — ученый с мировым именем, он смог реализовать там свой мощный потенциал. Положение же Эренбурга было безвыходным — гибель ждала его и в России, и в Европе. Он бездействовал, остался в пустом Париже, по которому маршировали немцы, и только услышав их разговоры о предстоящем походе в Россию, воспрянул духом — эта информация давала ему надежды на «место в боевом порядке». Эренбург вернулся в Москву, написал Молотову о том, что слышал в Париже, ему ничего толком не ответили, но оставили на свободе. Так в Москве в обстановке всеобщей растерянности он начал писать роман «Падение Парижа»…

В годы Отечественной войны антифашистские статьи Эренбурга знала вся страна. Отзвуки этой славы доходили, надо думать, и до Якобсона, тем паче что крупнейшие информационные агентства и ведущие газеты США регулярно печатали эренбурговские статьи, написанные специально для них. Не только газетные статьи были звеном, связывающим тогда в США Эренбурга и Якобсона, но и польский поэт Юлиан Тувим, давний друг Эренбурга, с которым Якобсон сблизился в Нью-Йорке. Они познакомились в Праге давно, еще в 1928 году. 20 октября 1936 года Тувим писал о Якобсоне знаменитому историку литературы Альфреду Бему: «Удивительное дело: виделся я с ним единственный раз в жизни, всего полчаса (пили вино в Праге перед самым моим отъездом), а очаровал меня этот человек!»[1611] В 1943-м в письме сестре из Нью-Йорка Тувим назвал Якобсона среди своих наиближайших и наисердечнейших товарищей, добавив: «Роман Якобсон — большой ученый, лингвист, глубокий знаток поэзии — и вместе с тем он человек компанейский и богемный. Мы познакомились 15 лет назад в Праге и потом обменивались книгами»[1612]. Как и Якобсон, Тувим виделся с Эренбургом в Париже в конце 1939-го, и говорили они об одном и том же… Про антифашистскую публицистику Тувима и его выступления чешский художник и писатель А. Гоффмейстер, живший в годы войны в Нью-Йорке, написал так: «Вы помните военные письма Ильи Григорьевича Эренбурга? Ну вот, Тувим был его польским подобьем. Я думаю, такое сравнение — большая честь»[1613]. Необходимо сказать, что была в публицистике Тувима военных лет, проведенных в США, одна тема, очень близкая, но почти недоступная Эренбургу в силу жесткой политической цензуры в СССР. Недаром он был так потрясен, прочтя знаменитое обращение Тувима «Мы — польские евреи»[1614], и всюду, где мог, начиная с 1944 года, его цитировал в своем переводе[1615]. Надо полагать, что и для Якобсона многое значили эти написанные кровью сердца слова Тувима. Известны пылкие телеграммы со словами поддержки Красной Армии, которые посылал Тувим Эренбургу в 1941 и 1944 годах[1616]. В архиве Эренбурга сохранилась и переданная по-английски из Нью-Йорка телеграмма Якобсона. Она сугубо деловая: «18 августа 1944. Илье Эренбургу. „Известия“, Пушкинская площадь, 5, Москва. Послал несколько месяцев назад мою книгу о чешской тысячелетней национальной борьбе. Телеграфируй, сделан ли ее русский перевод. Приветствую. Профессор Роман Якобсон. Колумбийский университет, Нью-Йорк»[1617]. Судя по якобсоновской библиографии, речь идет о его книге «Moudrost starych Čechov», вышедшей в Нью-Йорке в 1943 году. Какие-либо русские публикации ее целиком или отдельных фрагментов нам не известны. Эренбург всегда очень внимательно относился к такого рода просьбам друзей, надо думать, что и в этом случае он пытался использовать свои возможности, но оказался бессилен; возможно, в архиве Якобсона и сыщется след его соответствующих стараний. Заметим, что телеграмма Якобсона отправлена на адрес «Известий», корреспондентом которых Эренбург был в 1932–1939 годах, а не «Красной звезды», где он служил в годы войны (Тувим телеграфировал Эренбургу на адрес Союза писателей).

вернуться

1597

П1. С. 571.

вернуться

1598

Там же. С. 582–583.

вернуться

1599

Там же. С. 572. Отметим, что именно при посредничестве Р. Якобсона в 1927 г. вышел чешский перевод романа Замятина «Мы», запрещенного и не издававшегося в СССР (вплоть до 1989 г.).

вернуться

1600

Александр Семенович Ященко (1877–1934) — профессор правоведения, журналист, издатель. С 1918 г. — в Берлине. Основатель и редактор журнала «Русская книга» (1921; в 1922–1923 гг. — «Новая русская книга»), в котором много сотрудничал Эренбург. С 1924 г. — профессор Каунасского (Литва) университета. В начале 1930-х вернулся в Берлин.

вернуться

1601

Изысканно (франц.).

вернуться

1602

Абрам Маркович Эфрос (1888–1954) — известный московский искусствовед.

вернуться

1603

Савич А. Я. Указ. соч. С. 87–88.

вернуться

1604

Томаш Батя (1876–1932) — чешский промышленник, «король обуви»; не разрешил Эренбургу ознакомиться с его обувным производством в Злине, сказав: «Я не показываю моих фабрик представителям враждебной державы» (ЛГЖ. Т. 1. С. 550); тем не менее Эренбург проник на его производство и написал статью «Мой обвинитель Томас Батя» (Вечерняя Москва. 1932. 27 июля; см. также под названием «Король обуви» в книге: Эренбург И. Затянувшаяся развязка. М., 1934. С. 149–156). Прочитав эту статью, Батя возбудил против него два процесса: в гражданском суде он требовал неслыханных для Эренбурга полмиллиона марок, а в уголовном — тюремного заключения (см.: ЛГЖ. Т. 1. С. 550–551). Суд признал обвинения против Бати в статье Эренбурга необоснованными и приговорил к штрафу в 20 000 марок за эту и за каждую последующую публикацию такого рода, а также потребовал публикации опровержения в немецких газетах и погашения всех судебных издержек. В ответ Эренбург подал кассационную жалобу, при рассмотрении которой суд потребовал от сторон дополнительных сведений. В это время Батя погиб в авиакатастрофе, чем дело и кончилось.

вернуться

1605

См.: П2. С. 49. Это письмо сохранил коллега Якобсона Н. Н. Дурново.

вернуться

1606

Савич А. Я. Указ. соч. С. 83–84.

вернуться

1607

РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед. хр. 2454. Л. 7. Ян Мукаржовский (1891–1975) — чешский эстетик, литературовед, искусствовед, один из основоположников структурализма, академик.

вернуться

1608

ЛГЖ. Т. 2. С. 240.

вернуться

1609

Далее, без ссылки на источник, Дж. Рубинштейн пишет, что Эренбург тогда «связался с представителями еврейского агентства в Париже, но из этой затеи ничего не вышло» (Рубинштейн Дж. Жизнь и время Ильи Эренбурга. СПб., 2002. С. 198).

вернуться

1610

Там же. С. 194.

вернуться

1611

См.: Tuvim J. Listy do przyjaciel-pisary. Warszawa, 1979. S. 89. Альфред Людвигович Бем (1886–1945?) — филолог, общественный деятель русского зарубежья; с 1919 г. — в эмиграции (в 1920–1922 гг. — в Варшаве, с 1922 г. — в Праге). Арестован в мае 1945 г. в Праге советской контрразведкой СМЕРШ.

вернуться

1612

Tuvim J. Listy do przyjaciel-pisary. Warszawa, 1979. S. 89.

вернуться

1613

Гоффмейстер А. Иду по земле. М., 1964. С. 454.

вернуться

1614

По-русски в составе сочинений Тувима впервые см.: Тувим Ю. Фокус-покус, или Просьба о пустыне: Поэзия. Театр. Проза / Изд. подготовлено А. Б. Базилевским. М., 2008. С. 792–797; первая полная публикация по-русски в периодике: Тувим Ю. Мы, польские евреи… // Лехаим. 2005. № 9. С. 60–61.

вернуться

1615

В мемуарах Эренбург широко цитировал эту статью в своем переводе (ЛГЖ. Т. 1. С. 438–439), сказав о ней: «Эти слова, написанные кровью, „той, что течет из жил“, переписывали тысячи людей. Я прочитал их в 1944 году и долго не мог ни с кем говорить: слова Тувима были той клятвой и тем проклятием, которые жили у многих в сердце. Он сумел их выразить». Формулу Тувима «антисемитизм — международный язык фашистов» Эренбург неоднократно повторял публично в самые трудные годы.

вернуться

1616

См.: ЛГЖ. Т. 1. С. 723.

вернуться

1617

РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед. хр. 2443.

170
{"b":"218853","o":1}