Вот что писал 12 февраля 1965 года Эренбург Б. Г. Заксу, который «вел» в «Новом мире» его мемуары:
«Меня чрезвычайно удивило, что после разговора с Вами, когда Вы принесли мне верстку
(№ 4, где печаталась глава 28 о Хикмете. — Б.Ф.)
и мы совместно установили, в каком виде должен быть напечатан текст, и после телефонного разговора с А. И. Кондратовичем, Вы вдруг 10 февраля сообщили Наталии Ивановне
(Столяровой, секретарю Эренбурга. — Б.Ф.),
что глава о Назыме Хикмете будет изъята. Я не могу с этим согласиться. Снова писать что-либо о Назыме Хикмете взамен этой главы сейчас не в моих возможностях, а обойти молчанием в книге воспоминаний близкого мне человека я считаю недопустимым. Моя фраза в письме А. Т. Твардовскому о том, что я предпочел бы снять главу, чем печатать ее с предложенными мне купюрами
[831], означала только протест против неслыханных изъятий, соответствующих духу и форме встречи
(деятелей литературы и искусства с Хрущевым. — Б.Ф.)
в марте 1963 года. Я вынужден предупредить Вас, что, если глава о Хикмете не будет восстановлена в крайнем случае с незначительными купюрами или поправками, то мне придется прекратить печатание шестой части в „Новом мире“»
[832].
Эта угроза Эренбурга означала скандальное запрещение окончания его мемуаров, на что власть идти не захотела, и 12 марта 1965 года апрельский номер журнала был сдан в набор, а через месяц подписан к печати.
Отдельное издание пятой и шестой книг мемуаров вышло в «Советском писателе» в 1966 году. Без купюр шестая книга впервые напечатана в 1990 году.
На первых порах после смещения Хрущева в части советского общества существовала определенная надежда, что, освободившись от хрущевских шараханий, руководство страны продолжит линию XX съезда, но как только откровенное усиление просталинских тенденций показало тщетность этой надежды, критика, поначалу никак не откликнувшись на завершение многотомных мемуаров Эренбурга, выступила с несколькими статьями, негативно оценивающими работу писателя. А. Метченко обвинял Эренбурга в потворстве модернизму и размывании устоявшейся концепции истории советской литературы[833]. Киевский публицист А. Михалевич в длинном сочинении «Ядро интеллигентности» обвинил мемуариста в отступлении от «ленинской идейности»[834]. «Главный урок жизни Эренбурга, — утверждал он, — это урок интеллигента, который мог бы быть во всем главном с Лениным, который „дал петлю“ от Ленина, и хотя самой жизнью во многом главном и существенном возвращен к Ленину, но не успел или не смог разобраться во всех действительно сложных уроках действительно сложной жизни». На этом ортодоксальная советская критика поставила точку в обсуждении эренбурговских мемуаров, с тем чтобы долгие два десятилетия к ним уже не возвращаться.
Последние 2–3 года жизни возможности встреч Ильи Эренбурга с читателями были резко сокращены, и даже разрешенные встречи зачастую срывались. О каждой его встрече с читателями и о его выступлениях на этих встречах соответствующие отчеты направлялись в ЦК КПСС. 23–26 мая 1966 года Эренбург совершил поездку в Башкирию, где ему надлежало принять участие в избирательной кампании по выборам в Верховный Совет СССР[835] — он избирался в городе Бирске (это его депутатство обеспечивало ему необходимый для международной общественной деятельности статус). Вся поездка Эренбурга, его встречи с избирателями и выступления тщательно отслеживались, о чем можно судить по секретной записке в Политбюро ЦК КПСС первого секретаря Башкирского обкома КПСС З. Н. Нуриева[836]. В ней, в частности, приводился ответ Эренбурга на вопрос (возможно, провокационный): «Как вы относитесь к линии журнала „Новый мир“ и критике ваших произведений?» — этот ответ Эренбурга, названный в записке «путанным», был таким:
«После Октябрьской революции спросили у одного еврея, как он относится к советской власти. Он ответил: „Сочувствую, но помочь ничем не могу“. То же самое я мог бы сказать о журнале „Новый мир“. Что же касается моих ошибок, то ведь ошибался не я один. Ошибались и те, которые меня судили. А сейчас я уже не в том возрасте, чтобы менять свои взгляды».
Книга седьмая
По авторскому замыслу мемуары «Люди, годы, жизнь» завершались рассказом о событиях 1953 года, первыми страницами новой, послесталинской эпохи. Однако, как свидетельствует В. Я. Лакшин, еще 31 марта 1964 года в редакции «Нового мира» Илья Эренбург, приехавший поблагодарить журнал за сотрудничество, сказал, что «о хрущевских временах он собирается написать, но печатать не рассчитывает»[837].
Смещение Хрущева в октябре 1964 года подвело черту под «хрущевской оттепелью» и, надо думать, укрепило Эренбурга в его планах рассказать о только что пережитой и закончившейся эпохе. Однако до реализации этой идеи было еще далеко. 21 июля 1966 года литературовед Ю. Г. Оксман писал В. Б. Шкловскому: «18-го ездил в гости к Эренбургам в Истру <…>. Илья Григорьевич заметно постарел, производит впечатление усталого человека. Занимается своим цветником, ничего не пишет, но жизнью интересуется. Судит обо всем спокойно»[838].
Эренбург приступил к работе над седьмой книгой лишь в конце 1966 года. Как и прежде, он разработал план следования глав — портретных и событийных. Книга, охватывающая события 1954–1963 годов, должна была состоять из 34 глав, 20 из них Эренбург завершил к августу 1967-го. Сохранился листок, на котором он выписал заголовки законченных глав:
«1. Общая.
2. Съезд писателей.
3. 1954–1955.
4. Венгрия.
5. Индия.
6. XX съезд.
7. Роже Вайян.
8. Лето 1957.
9. Венгрия.
10. „Необходимые объяснения“, „Уроки Стендаля“.
11. Япония.
12. Еврейские дела.
13. Греция.
14. Шварц.
15. Двинск.
16. Стихи.
17. Армения.
18 Салат.
19. Всемирный Совет мира и китайцы.
20. Круглый стол»[839].
Дальнейший план работы реконструируется так (названия глав привожу по черновым планам):
21. Полетаев.
22. Сарьян.
23. «Люди, годы, жизнь».
24. Франция.
25. Маршак.
26. 1962 год, XXII съезд.
27. Выставка в Манеже, обсуждение.
28. Хрущев.
29. Март 1963 г., Мальме. Собрание. Мрак.
30 Бухарин.
31. Шагал.
32. Ахматова.
33. Падение Хрущева.
34. Заключение[840].
Судя по черновым заметкам, новая глава о Бухарине должна была начаться тем днем 1965 года, когда к Эренбургу пришли вдова Николая Ивановича А. М. Ларина и его сын Юрий; глава об Ахматовой — вручением Анне Андреевне в Италии премии Этна Таормина; в некоторых черновиках плана упоминаются имена Ле Корбюзье и Паустовского[841].
В мае 1967 года Эренбург сообщил о начатой работе Твардовскому, а также передал для публикации несколько глав в журнал «Наука и жизнь» и в «Литературную газету» — и они были напечатаны[842].
Лето 1967 года было тяжелым для Ильи Григорьевича. 19 июля умер Овадий Герцович Савич — ближайший и давний друг… В августе Эренбург продолжал работу над седьмой книгой — стучал на машинке (из-за ужасного почерка, который и сам, бывало, не мог разобрать, он уже очень давно привык писать на машинке). 9 августа на даче, работая над вторым вариантом 21-й главы за машинкой, Эренбург почувствовал нестерпимую боль в руке. Оказалось, это инфаркт. 30 августа его разрешили перевезти в город. По дороге он нервничал: боялся, что повезут в больницу, а не домой. За несколько часов до смерти, лежа с обширным инфарктом, Эренбург еще диктовал письмо знакомой журналистке, бежавшей от военного переворота в Греции, — пытался как-то ей помочь… 31 августа в половине девятого вечера, когда медсестра мерила пульс, сердце Ильи Григорьевича тихо остановилось…
