Между тем Врангелю необходимо было разбираться и с политическими делами. ВСЮР были переименованы в Русскую армию — что, в общем, правильно, поскольку к тому времени никаких иных серьезных белых формирований в стране уже не имелось. На Дальнем Востоке еще держались семеновцы с примкнувшими к ним каппелевцами — но они погоды не делали.
После этого барон опубликовал манифест: «20 мая 1920 года, № 3226, г. Симферополь.
Русская армия идет освобождать от красной нечисти родную землю. Я призываю на помощь мне русский народ… Слушайте, русские люди, за что мы боремся: За поруганную веру и оскорбленные ее святыни. За освобождение русского народа от ига коммунистов, бродяг и каторжников, вконец разоривших Святую Русь. За прекращение междоусобной бойни. За то, чтобы крестьянин, приобретая в собственность обрабатываемую землю, занялся бы мирным трудом. За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси. За то, чтобы русский народ сам выбрал бы себе ХОЗЯИНА. Помогите мне, русские люди, спасти родину. Генерал Врангель».
Барона не зря называли «эластичным политиком». Потому что на вопрос: «А что вы предлагаете?» ответа в этом документе нет. И это не случайно. Собственно говоря, предложить-то было нечего. Правда, в Крымском правительстве сподобились — на третьем году Гражданской войны! — решить-таки главный вопрос — о земле. Напомню, что до сих пор все белые вожди отделывались на этот счет невнятным бормотанием. Однако аграрный закон вышел таким, что глаза бы не глядели. Согласно ему помещичьи земли передавались крестьянам, но те должны были выплатить их стоимость в течение 25 лет. И кому такой закон был нужен? Да и к тому времени никто уже не слушал белогвардейскую пропаганду…
Впрочем, по-иному и быть не могло. Врангелевский тыл представлял из себя то же, что и деникинский — в том смысле, что руководители увлеченно играли в «цивилизованное государство». Только теперь все это было сосредоточено на очень небольшом пространстве. Как известно, начальство всегда успевает драпануть… простите, эвакуироваться. Поэтому в Крыму оказались донские и казачьи руководители, которые уже ничем не командовали (все войска подчинялись Врангелю), но чем-то занимались. Речь не идет о разнообразных «общественных деятелях» всех родов и видов. В Симферополе и других крупных городах функционировали городские Думы, которые прибавляли веселья. Вот что пишет в мемуарах член Симферопольской Думы Н. Бобровский:
«Все мы хорошо знали вопиющие недостатки этой армии и ее правительства. Первой в Крыму протестовала против неправильных, часто губительных шагов правительства Врангеля, против эксцессов его власти Симферопольская городская дума, а в ней, один из первых, я».
Мы легко можем представить себе этих критикующих и ни за что не отвечающих господ. Они нам знакомы, не правда ли?
О том, какие мозги имела именно эта Дума, свидетельствует такой эпизод. Шел очередной городской съезд. «В утреннем заседании Н. С. продолжал свой обстоятельный доклад по проекту положения о союзе городов Крыма. Как и в предыдущие дни, мы сделали обеденный перерыв, чтобы собраться на заключительное заседание вечером. На нем надлежало окончательно принять положение о союзе городов и целый ряд резолюций».
И что тут такого? Да то, что это заседание проходило 11 ноября 1920 года! Когда никакого фронта уже не существовало, и красные бодро двигались на Симферополь. То есть балабонили люди до упора.
Недаром, как вспоминал близкий к ставке Врангеля журналист А. Валентинов, как-то в сердцах барон почти дословноповторил слова Колчака:
— Где же мне взять честных, толковых людей?.. Где их, наконец, найти!.. Где?!
Тенденция, однако…
О свободе прессы я уже упоминал. Как и любые свободные СМИ, газеты раздували успехи до небес и первые впадали в панику при неудачах.
Очень невесело обстояли дела и во внешней политике. Великобритания в ультимативной форме потребовала от Врангеля прекращения боевых действий и проведения переговоров с Советским правительством — в противном случае англичане грозили прекратить всяческую помощь. Резоны британцев понятны. В случае успеха переговоров они осуществляли заветную мечту о расчленении России. (В дальнейшем территорию «Острова Крым» можно было помочь и расширить). К тому же английские избиратели, имевшие в тот момент весьма левые взгляды, все упорнее задавали вопрос: а на кой черт правительство тратит деньги на все эти белогвардейские затеи?
С переговорами, правда, ничего не вышло с самого начала. Врангель, вообще-то, был готов их вести, хотя бы для того, чтобы выиграть время. Но все спутало несоответствие позиций потенциальных участников: Врангель рассматривал себя как равноправную сторону, а большевики были готовы обсуждать только условия капитуляции Русской армии.
Правда, появился другой спонсор — Франция, которая с начала 1919 года предпочитала держаться в стороне. Разумеется, помогать французы собирались не за красивые глаза.
О том, что требовала Франция за помощь, свидетельствует тайный договор между бароном Врангелем и его французскими союзниками, опубликованный в английской газете «Дейли Геральд» 30 августа 1920 года. «Романтики белой идеи» делают вид, что этого довольно известного документа не существует. Еще бы! «Большевистской фальшивкой» его уж никак не объявишь — больно газета солидная. Итак…
В случае победы Врангель признавал все старые и новые долги России и ее городов и должен был уплатить их, исходя из 6,5 % годовых, что по тем временам являлось совершенно грабительским процентом. Погашение долга вместе с процентами гарантировалось:
«а) передачей Франции права эксплуатации всех железных дорог Европейской России на известный срок;
б) передачей Франции права взимания таможенных и портовых пошлин во всех портах Черного и Азовского морей;
в) предоставлением в распоряжение Франции излишка хлеба на Украине и в Кубанской области в течение известного количества лет, причем за исходную точку берется довоенный экспорт;
г) предоставлением в распоряжение Франции трех четвертей добычи нефти и бензина на известный срок, причем в основание кладется добыча военного времени;
д) передачей четвертой части добычи угля в Донецком районе в течение известного количества лет».
Кроме того, для контроля «при русских министерствах финансов учреждаются официальные французские финансовые и коммерческие канцелярии, права которых должны быть установлены специальным договором».
Возникает вопрос: так кто же продавал Россию? Напомним, что Брестский мир, о котором так много и истошно кричали белые, просуществовал меньше года, большевики его расторгли при первом удобном случае. Договор Врангеля фактически делал Россию колонией. И ведь вытурить иностранцев, дорвавшихся до эксплуатации российских железных дорог, было бы куда сложнее, чем вернуть потерянные территории. Особенно при уважении к частной собственности.
Мало того, Врангель, в принципе, готов был признать и независимость Украины — потому что очень хотел договориться о совместных действиях с Петлюрой. Напомним, что Деникин с Петлюрой воевал. Но у Врангеля была иная позиция…
И вот тут мы снова видим парадоксальную перемену позиций красных и белых. Они попросту поменялись местами.
Большевики начинали с идеи мировой революции, на Российскую империю и на ее целостность им было глубоко наплевать. Но все оказалось сложнее. Нет, и в 1920 году никто из большевиков не сомневался в ее реальности [122]. Но ведь у Маркса нигде не сказано, как именно эта самая мировая революция должна происходить. Что такое для истории 10–20 лет, которые могут разделять революции в разных странах? Даже меньше, чем мгновение.
Стало понятно, что для успеха мирового пожара требуется как можно более мощный «плацдарм». Потому-то красные старались отвоевать все, что только могли — включая новообразованные «независимые» государства Закавказья, а также Среднюю Азию. Не говоря уж об Украине.
