— Грузия упадет нам в рот, как спелая груша. Мы уже заняли Баку.
В самом деле, Баку был занят красными 27 апреля.
А комиссар Сутин развил тему:
— Мы видим из предложенных нам письменных условий, что вы патриотически настроены. Выход вашему патриотическому чувству будет дан на польском фронте. В данный момент Советская Россия ставит своей задачей восстановление единой, великой России.В этой работе офицерство, понятно, сыграет огромную роль, и ему будет дана полная возможность послужить идее великой России, но, понятно, только в рядах советских войск.
Ничего формулировочки для большевика-интернационалиста? Я обращаю внимание: это говорил именно комиссар, а не комдив, который мог быть и «спецом». Но эти слова произнес коммунист. Услышь его товарищи такое в 1917 году — они бы просто обалдели. И в этой смене приоритетов нет никакой заслуги большевистских вождей. Точнее, есть — она в том, что, в отличие от белых, большевики поняли, что от них требуется. Они оказались на определенном месте — в Москве, в Кремле — и место диктовало им, что нужно делать.Украина — это хлеб. Баку — это нефть… Ну а дальше уж ребята разогнались…
Заметим, что белым не предлагали воевать против своих товарищей — например, в Крыму или на Дальнем Востоке. Вы за Россию? Так и сражайтесь за Россию против иноземных захватчиков! Какие вопросы?
Договор был заключен в ночь с 18 на 19 апреля.
Вот его текст:
«1) Все, совершавшие расстрелы без суда и следствий, грабежи, насилия, а также офицеры, бывшие в составе советской армии и добровольно перешедшие в войска командования Юга России, считаются "уголовными преступниками". 2) Всем, добровольно сложившим оружие, гарантируется жизнь и свобода. Разрешается разъехаться по домам всем казакам, гражданским лицам и беженцам. Генералам и офицерам предоставляется полная свобода, кроме привлеченных по пунктам 1 и 2 условий, продиктованных военно-революционным советом 1 мая (18 апреля старого стиля). 3) Инициаторам и руководителям восстаний свобода не гарантируется. Они подлежат или привлечению в трудовые батальоны, или заключению в концентрационные лагеря до конца Гражданской войны, и только в виде особой милости они могут быть допущены в ряды Красной Армии. 4) Кинжалы, серебряные шашки, дедовское оружие остаются на руках при условии круговой поруки в том, что это оружие не будет обращено против Советской России. 5) Содействие возвращению на родину будет оказано постольку, поскольку позволят разрушенные войною пути. 6) Все собственные вещи, деньги офицеров, казаков не подлежат отобранию, кроме приобретенных нелегальным путем».
…И надо ж так было случиться, что на следующий день из Крыма пришли суда! Кто хотел, начал грузиться. Но отправиться к белым захотели не все. По данным ВСЮР, из 27 тысяч имевшихся тогда в Сочи солдат было вывезено 12 тысяч.
А вот данные красных.
В ходе регистрации установлено, что в плен сдались 373 офицера в чине от капитана до генерала, 858 офицеров в чине до штабс-капитана, 9977 унтер-офицеров, 4779 пехотинцев, 16 353 кавалериста, 1745 артиллеристов; в числе пленных оказались и члены Краевой рады. Около 10 тысяч белых явились для сдачи в плен «одиночным порядком». Среди трофеев оказалось 19 176 лошадей, 630 подвод, 300 орудий, 218 пулеметов, 9828 винтовок, 591 снаряд, 274 310 патронов.
В этом случае красным веры больше, потому как уж больно все досконально учтено. Это был первый случай организованной сдачи крупных сил белых — вот и постарались. Вряд ли кто-то стряпал такую «липу».
И вот такие были у них «патриоты»?
Из генерала Н. Э. Бредова пытаются сделать героя Белого движения. Поглядим на него повнимательнее…
Итак, 24 декабря 1919 года белыми был оставлен Киев. Первоначально командующий Киевской группой генерал Бредов планировал двинуться на Крым. Однако по приказу Главнокомандующего Новороссией генерала Н. Н. Шиллинга он пошел на Одессу для защиты города. Переход проходил тяжело — сзади наступала на пятки 14-я армия красных.
«26 января штаб генерала Бредова прибыл в Одессу. Вокзал был пустынен. В городе то в одном, то в другом месте возникала стрельба. Кругом встречались растерянные лица и чувствовался жуткий ужас, предшествовавший всякой эвакуации.
По прибытии в Одессу генерал Бредов со своим начальником штаба отправился в штаб генерала Шиллинга.
В штабе генерала Шиллинга работа шла нормально. Не было заметно ни суеты, ни нервности. Только генерал Шиллинг имел сильно озабоченный вид.
Генералу Бредову объяснили обстановку. Она была немногословна: «Транспортных средств вывезти войска нет. Пройти в Крым сухим путем уже невозможно. В ближайшие дни Одесса будет оставлена. Единственная возможность спасти войска — это движение в Румынию. Представитель английских войск ведет переговоры с румынами о принятии ими группы генерала Бредова и гарантирует успех этого плана. У Тирасполя, где намечается переход румынской границы, имеются большие склады продовольствия и иных запасов, вполне достаточные для нужд войск».
(Б. Штейфон [110])
Одесса была занята бригадой Григория Котовского 7 февраля 1920 года. Эвакуация белых получилась не менее скандальной, чем новороссийская. Недаром Шиллинг в Крыму не получил никакой должности — его ненавидели буквально все.
Что же касается Бредова, то вместе с присоединившимися к нему частями одесского гарнизона его соединение начитывало около 23 тысяч солдат, плюс обоз с семью тысячами беженцев и больных. В Тирасполе не обнаружилось никаких продовольственных складов. Но что еще хуже — румыны не желали пропускать белых на свою территорию.
«В течение двух дней велись томительные, бесплодные переговоры. Телеграммы, адресованные генералом Бредовым румынским властям, вплоть до короля, остаются без ответа.
Ответ, впрочем, был, но малоутешительный: ночью румыны прорубили вдоль берега лед и, таким образом, достаточно надежно отгородились от нас водой».
(Б. Штейфон)
В итоге генерал Бредов принимает решение идти вдоль Днестра в Польшу.
30 января его части четырьмя параллельными колоннами начали движение на север. Переход длился 14 дней. Всерьез красные их не преследовали. 12 февраля в местечке Новая Ушица отряд встретился с польскими разъездами.
Разговор получился душевным. Генерал Бредов заявил:
«Отряд готов, впредь до переезда в Россию, принимать участие в борьбе с большевиками на Польском фронте, сохраняя, однако, безусловно свою внутреннюю самостоятельность».
Сказано — сделано.
«Было решено, что русские войска теперь же займут участок на фронте, причем подробности должны быть установлены по соглашению с генералом Краевским.
…
Нам был дан вполне самостоятельный участок, а польское командование с большим тактом сносилось с генералом Бредовым. Фактически наши взаимоотношения сводились к тому, что мы получали от польского штаба ориентировку и в свою очередь ежедневно сообщали о положении у нас. В случае нужды штаб фронта просил генерала Бредова о содействии русских войск.
…
Затем штаб округа обещал в случае приближения большевиков выдать винтовки нашим эшелонам. Польских войск в этом районе было, по-видимому, недостаточно, и наша помощь явно прельщала польское командование».
(Б. Штейфон)
Дальнейшему пребыванию на фронте помешала только эпидемия тифа. В итоге войска генерала Бредова были интернированы в лагерях (Пикулице под Перемышлем, Дембия под Краковым и в Щалкуве). В конце концов Врангелю удалось договориться о возвращении бредовцев в Крым. Вернулось, правда, всего 7 тысяч человек. Одни умерли от тифа, другие просто-напросто разбежались по заграницам.
