Зимой 1932/1933 г. положение обострилось, когда сотни тысяч людей, голодающих в результате проведения коллективизации, двинулись из села в города в надежде пережить здесь тяжелое время. В этих условиях перекочевка с одного места работы на другое была поиском не столько большего заработка, сколько достаточного пропитания{857}. Чтобы воспрепятствовать массовому переселению из деревни в город и постоянной смене рабочих мест, были введены по образцу царского периода внутренние паспорта{858}. С их помощью стремились привязать сельское население к колхозам, чтобы улучшить продовольственное снабжение и смягчить жилищный кризис в городах, обеспечив «социальную чистоту» городов и крупных строек.
Декретом правительства от 27 декабря 1932 г. все городские жители старше 16 лет и занятые на крупных стройках обязывались оформить паспорта во вновь созданных паспортных столах ОГПУ. Наличие паспорта являлось условием легального пребывания в городе или на строительном объекте. Сельские жители могли получить паспорт только при поступлении на работу, которая определенно предусматривала получение разрешения на пребывание в городе. Паспорт был действителен только в том случае, когда был снабжен штампом с разрешением на проживание и трудоустройство (прописка). Помимо прочего прописка регулировала снабжение продовольственными карточками. Города были разделены на две категории: открытые и закрытые. Закрытые города (Москва, Ленинград, Киев, Одесса и др. крупные центры) имели привилегированный статус с улучшенным снабжением, и получение разрешения на пребывание в них было связано с более жесткими критериями отбора, чем в других городах{859}.
Закон о паспортах был дополнен распоряжениями, регулирующими прием и вербовку рабочих. Постановление Московской службы занятости от 25 февраля 1933 г. в качестве условия приема на работу определило наличие паспорта, прописки и трудовой книжки с записью причины увольнения с последнего места работы{860}. Постановление правительства от 17 марта 1933 г. усилило законодательный акт об отходничестве от 30 июня 1931 г. и утвердило в качестве единственного легального основания для ухода из колхоза договор, заключенный в рамках «оргнабора»{861}.
Правительственным распоряжением от 15 декабря 1933 г. в отношении «упорных дезорганизаторов производства» предусматривалось лишение их на полгода права трудиться в промышленности и на транспорте. По разъяснению Наркомата труда от 18 января 1931 г., к таким нарушителям относились рабочие, которые оставляли свои рабочие места, не дождавшись срока окончания договора, или те, кто в течение 12 месяцев неоднократно по своей воле менял место работы{862}.
В Москве и ее окрестностях в радиусе 100 км жители должны были зарегистрироваться до 15 апреля 1933 г. В 1932 г. население города выросло с 3135 до 3663 тыс. чел. Цель выдачи паспортов заключалась в сокращении до конца года населения Москвы до 3,3 млн. чел. Цель эта отчасти была достигнута: к июлю 1932 г. численность москвичей сократилась на 246 тыс. чел. Правда, к 1 января 1934 г. население снова выросло до 3613 тыс. чел., но при беспрепятственном продолжении роста в динамике прошлых лет оно достигло бы 4,2 млн. чел.{863}
Паспорт не выдавался лицам, которые а) не занимались «общественно полезным трудом» или б) в качестве кулаков, раскулаченных, осужденных судом или другим образом были объявлены лишенными гражданских прав и в) прибыли в Москву после 1 января 1931 г. и не работали или заведомо являлись «летунами» и «дезорганизаторами производства»{864}. Чтобы выследить этих людей, ОГПУ оказывало давление на управдомов, а милиция устраивала облавы по квартирам и в общественных местах{865}.
На предприятиях обнаружилось большое число людей, принятых на работу без документов. 60 тыс. чел. предпочли вообще не являться в паспортные столы, а в первые же два месяца проведения акции покинуть Москву, в том числе 2 тыс. рабочих автозавода АМО-ЗиС. Особенно высок был удельный вес таких лиц на крупных стройках. Руководители предприятий срывали проведение закона, и в дальнейшем принимая на работу лиц без документов, настаивая в милиции на безотлагательной выдаче паспортов таким рабочим и грозя, что в противном случае завод или стройка не сможет выполнить производственный план{866}.
К 8 мая 1933 г. в Москве выдали 2394 тыс. паспортов и временных документов. В выдаче паспортов было отказано 86 373 чел. (3,5% взрослого населения города). Большинство этих людей являлись безработными, «летунами», «дезорганизаторами» и беглыми кулаками (см. табл. 13).
Таблица 13.
Основания отказа в выдаче паспорта, Москва, 1933 г.
{867}(Категории, которым отказано в выдаче паспортов — Чел. / %)
«Лица, прибывшие в Москву после 1 января 1931 г. и являющиеся безработными, летунами или дезорганизаторами» — 23 008 / 26,6
«Беглые кулаки и раскулаченные» — 22 344 / 25,9
«Осужденные преступники» — 13 674 / 15,8
«Лица, не занимающиеся общественно полезным трудом» — 12 647 / 14,6
«Лица, состоящие на иждивении у других» — 10 036 / 11,6
«Лишенцы»[85] — 4084 / 4,7
«Перебежчики»[86] — 580 / 0,7
Лица без паспортов подлежали высылке из Москвы. Впрочем, значительной части удалось затаиться без документов или раздобыть себе фальшивые паспорта. При проведенной в 1941 г. проверке документов в Москве были задержаны тысячи людей с неправильно оформленными документами или вовсе без бумаг{868}.
Реализация закона о паспортах представляла собой своеобразную смесь тоталитарно-волюнтаристских и государственно-правовых принципов, причем обостряющие положение и волюнтаристские тенденции исходили снизу, а сверху они сдерживались указаниями на инструкции. При каждом районном совете была образована комиссия, в которой можно было обжаловать решение паспортного стола об отказе в выдаче паспорта. К 8 мая 1933 г. 63396 чел. подали апелляции такого рода. 22884 (35,1%) ходатайств было удовлетворено{869}. В этих случаях апелляционные комиссии приходили к заключению, что паспортные столы слишком широко толковали постановление или неточно проверили документы: например, лиц, уволенных незадолго до принятия закона, они классифицировали как «не занимающихся общественно полезным трудом», бывших средних и мелких крестьян — как «кулаков», а рабочих, допустивших однажды прогул, как «дезорганизаторов производства»{870}. Прочим в выдаче паспортов отказали на том основании, что их отец был купцом или офицером. Некоторые начальники паспортных столов самовольно действовали по принципу не выдавать паспорта «бывшим».
Руководители паспортного отдела московской милиции неоднократно указывали на неправильность подобных интерпретаций. В первые недели после принятия закона о паспортах им приходилось выступать и против излишне рьяных настроений населения: на ряде предприятий среди рабочих и руководства царило мнение, что чистка проведена недостаточно радикально. Имели место «нездоровые тенденции» доносительства на рабочих со стороны коллег или даже родственников как якобы спекулянтов или социально чуждых элементов для того, чтобы выселить их из квартиры и завладеть комнатой{871}.
