Б) «Высшее руководство стройки»: Московская парторганизация и Моссовет
Принципиальной иной характер носили интервенции Московского городского и областного комитетов партии и Моссовета. При Кагановиче, который в апреле 1930 г. занял пост Первого секретаря Московского комитета партии (МК), в феврале 1931 г. — должность Первого секретаря учрежденного Московского городского комитета (МГК), в июле 1930 г. стал членом Политбюро, московская коммунальная политика была тесно связана с общегосударственной. Эта близость отразилась и в размещении инстанций: МК и МГК были расположены в одном здании с ЦК ВКП(б) по адресу Старая пл., д. 6.{2204}
Каганович был одним из самых энергичных партийных вождей, известным умением справляться с кризисными ситуациями и безусловной преданностью Сталину, которого тот множество раз посылал на участки, где наметились проблемы, и Каганович действовал там жестко и решительно. В период коллективизации он по поручению Центрального комитета не стеснялся применять прямое насилие и в 1932 г. депортировал население 16 казачьих станиц на Северном Кавказе{2205}. В годы «большого террора» он подписал 36 тысяч репрессивных актов{2206} и форсировал террор в своем новом ведомстве, Наркомате путей сообщения, который возглавил в 1935 г.{2207},[254] В 1933-1934 гг. Каганович являлся уполномоченным по партийной чистке, в 1934-1935 гг. возглавлял Центральную комиссию партийного контроля{2208}. Недостаток образования — он был обучен только ремеслу сапожника — Каганович восполнял интуицией, хорошим знанием людей и организационным талантом.
Из московской парторганизации Каганович сделал «ударную колонну, авангард», по его собственному выражению в речи на XVII съезде партии в 1934 г.{2209}, превратив Москву в громадную новостройку. Ключевые позиции в Москве он доверил своим преданным людям: Хрущева он знал с 1917 г. Тот в 1920-х гг. был заместителем начальника кадровой службы украинской парторганизации, которой Каганович руководил в 1925-1928 гг. В январе 1931 г. Каганович назначил Хрущева секретарем Бауманского райкома партии, в июле 1931 г. — Краснопресненского района, в январе 1932 г. — вторым секретарем МГК ВКП(б), где тот отвечал за строительство метрополитена. В январе 1934 г. Хрущев стал Первым секретарем МГК и одновременно вторым секретарем МК{2210}.
До весны 1935 г., когда Кагановича перевели в Наркомат путей сообщения, Хрущев был его своеобразным адъютантом, обладая весьма ограниченными собственными полномочиями. Он постоянно повторял «да, Лазарь Моисеевич», «верно, Лазарь Моисеевич», по свидетельству бывшего репортера «Вечерней Москвы»{2211}.
Булганин в годы гражданской войны был с Кагановичем в Туркестане и Нижнем Новгороде. До 1930 г. он руководил Московским Электрозаводом. В феврале 1931 г. Каганович сделал его председателем Моссовета. 21 партийный функционер, которые в 1930-1937 гг. занимали посты в парторганизации Москвы, раньше уже работали где-либо под началом Кагановича. К. Ф. Старостин, секретарь Сокольнического райкома партии и парторг МК по Метрострою, даже служил при Кагановиче в двух местах — в Нижнем Новгороде и на Украине{2212}.
В городском управлении свою политику Каганович проводил, разместив на решающих постах в Моссовете партийных функционеров из МГК и МК, так что Моссовет был тесно связан личными узами с парторганизацией, равно как МГК и МК между собой{2213}. На практике зачастую сложно было различить, исходит ли указание от председателя Моссовета, секретаря МК или из Центрального комитета. Подобно Совнаркому и Политбюро, МК и Моссовет с 1930 г. все чаще стали выпускать совместные постановления. МК и МГК давали Моссовету детальные инструкции. Сталин также лично принимал регулярное участие в московской политике{2214}. «Отцы города», как он шутливо называл Хрущева и Булганина, иногда обедали в кремлевской квартире Сталина, встречались с ним на театральных спектаклях и часто являлись по личному вызову вождя. «Мы чутко следили за каждым его словом и в точности исполняли все, что он нам поручал», — вспоминал позднее Хрущев{2215}. В 1934 г. в МК и МГК было представлено почти все Политбюро в МК заседали Каганович, Андреев, Ворошилов, Калинин, Киров, Куйбышев, Молотов, Ягода и Сталин; в МГК — Каганович, Ежов, Микоян, Молотов, Орджоникидзе и Сталин{2216}.
Члены политбюро, впрочем, едва ли могли непосредственно заниматься московскими делами, так что собственно работа в этой области сосредотачивалась в руках членов бюро МК и МГК. Последние, с одной стороны, зависели от высшего руководства, которое осуществляло формальный и неформальный контроль, а с другой стороны, эта тесная связь с Политбюро обеспечивала им при проведении политики высокий авторитет в нижестоящих инстанциях. Москва таким способом получала привилегированный доступ к ресурсам, а руководство города могло решать свои проблемы на самом высоком уровне{2217}.
Подобно Политбюро, в 1931-1935 гг. частота заседаний бюро и секретариата МК и МГК резко снизилась, поскольку все чаще вопросы решались отдельными членами парткома вне рамок заседаний. В 1931 г. бюро МК заседало каждые 10 дней, а секретариат раз в неделю; в 1935 г. бюро собиралось раз в 24 дня, секретариат — раз в 12 дней. В МГК картина была схожей{2218}.
План работы МК и МГК предусматривал регулярные доклады по отдельным отраслям промышленности. МК и МГК воздействовали через тресты, а также и прямо на уровне предприятия, помимо райкомов и заводских партячеек. Члены МК и МГК посещали московские предприятия, собирали на местах информацию, лично следили за деятельностью партийных организаций и управленческого аппарата. Иногда бригады МК по месяцам работали на проблемных предприятиях, вмешиваясь в процесс руководства{2219}.
За Метрострой в МГК отвечал Хрущев. Перегруженный множеством других дел, Каганович был не в состоянии осуществлять ежедневный контроль и руководство Метростроем, передав текущее управление Хрущеву, которому давал указания{2220}. Когда осенью 1931 г. на Метрострое наметился серьезный кризис и при продолжении строительства прежними темпами и методами нельзя было рассчитывать на скорое завершение первой очереди, Каганович решительно вмешался и создал в МК штаб технического персонала{2221}. Предположительно, Каганович даже ездил инкогнито в Берлин, чтобы осмотреть местный метрополитен{2222}.
Речь Кагановича 29 декабря 1933 г. и принятое одновременно постановление МК, МГК и Моссовета сигнализировали о наступлении фазы плотного контроля и влияния московского партийного руководства над Метростроем. В течение 1934 г. прямое вмешательство власти в дела предприятия постоянно усиливалось, наконец, зимой 1934/1935 гг. Каганович практически каждую неделю стал созывать производственные совещания с ответственными лицами{2223}. Ежедневную текущую работу он оставил за Хрущевым{2224}.
