Партячейки прикрепили к партгруппам и отдельным членам партии политически подкованных коммунистов, которые в личных беседах разъясняли смысл и ход чистки и подтягивали «слабых» коммунистов по теоретическим вопросам. Коммунисты получили устав и программу партии и должны были заниматься в специально созданных политических кружках, чтобы расширить свой политический кругозор{1953}.
Параллельно с этим в конце мая 1933 г. началась так называемая перекличка: члены партии представляли себя в газете, публично отчитывались о том, могут ли они сами считаться хорошими коммунистами, спрашивали сами себя, в состоянии ли пройти чистку. Основная тяжесть самокритики направлялась на общественную работу. Как ритуальные заклинания звучали признания большинства в том, что они мало читают, мало знают о важных политических вопросах, слабо участвуют в массовой работе, мало делают для повышения своего политического уровня и т. д. Одновременно они указывали на упущения в работе других товарищей или партгрупп и ячеек. Заниматься самооправданием считалось недопустимым{1954}. «Нет места перерожденцам, зажимающим самокритику» — такой статьей откликнулся «Ударник Метростроя» на жалобу учеников фабрично-заводского училища, подвергшихся притеснениям после того, как они выступили с критикой дирекции училища и аппарата партячейки{1955}.
У нас нет оснований однозначно судить о том, насколько справедливы были критика и упреки по адресу отдельных функционеров и членов партии в администрации предприятия, но они вполне могли соответствовать действительности ввиду многочисленных упущений, начиная с задержки пуска строительных работ и до положения в бараках и неэффективной деятельности парторганизаций. Приведенное высказывание Смита о том, что в ходе чистки речь скорее шла о поиске козлов отпущения среди неугодных людей, чем о наказании действительно ответственных за неполадки, на материале имеющихся источников по Метрострою не может быть полностью опровергнуто, но все же представляется не вполне точным.
В ходе чистки на Метрострое критика и открытое разоблачение функционеров служили в первую очередь средством повышения дисциплины и активизации парторганизаций нижнего и среднего звена, а также рядовых коммунистов. Чистка осуществлялась под рассмотренным выше лозунгом «критики и самокритики»[226], который с самого начала ограничивал зону ответственности за недостатки. Желательной признавалась самокритика и критика членов парторганизации Метростроя, однако упреки по адресу вышестоящих инстанций, райкомов партии или же Московского горкома, были явным табу.
Одним из первых функционеров, павших жертвой чистки еще на подготовительном этапе, стал партийный лидер Метростроя Сивачев. После того как именно на него была возложена ответственность за недостатки работы парторганизации Метростроя, остальные члены «большого» парткома преодолели чистку безболезненно. Напротив, критике партийных секретарей, «освобожденных» и совмещавших партийную работу с производственной, чистка открыла широкую дорогу. Были смещены со своих постов несколько партийных секретарей шахт, дистанций и отделов{1956}.
Главная фаза чистки началась 8 октября 1933 г. с открытого заседания парткома Метростроя, в котором приняло участие 250 чел. В состав комиссии по чистке Метростроя входили заместитель председателя Моссовета Васильев, уполномоченный городской комиссии партконтроля и Рабкрина Золотов и секретарь Московского горкома комсомола Цуканов. Первыми чистку прошли Золотов и члены парткома Метростроя Матусов, Балдон (начальница отдела пропаганды) Тесленко (главный инженер кессонных работ), Крылов (заместитель начальника строительной конторы механического завода № 1), Панков (десятник на 2-й дистанции) и Турецкий{1957}. Они были признаны прошедшими чистку и введены в четыре комиссии по чистке партячеек, которые действовали параллельно с главной комиссией на шахтах и дистанциях{1958}.
Явка на собрания, посвященные чистке, сначала была слабой. Прежде всего, беспартийные не обнаруживали к ним интереса. На шахте № 21 из более 400 рабочих на собрание пришло всего 27 чел. Рабочие здесь были плохо оповещены о собрании — возможно, умышленно. Во время проведения собрания в бараке по соседству с залом заседаний рабочие играли в карты{1959}. На шахте 15 собрание пришлось отменить, поскольку на него не явился ни один человек{1960}. Интерес рабочих к собраниям просыпался по мере того, как в списке отчитывавшихся появлялись имена тех коммунистов, кто нес ответственность за снабжение и обслуживание рабочих. То были те же самые «профессиональные ораторы», которые обычно выступали на собраниях: секретарь комсомольской ячейки, председатель профкома и другие функционеры{1961}.
Комиссию по чистке интересовали теоретические познания, биографии и социальное происхождение членов партии, в связи с чем задавались вопросы, сколько земли было у родителей или кто платил за учебу{1962}, тогда как выступления публики носили иной характер. Типичные упреки по адресу коммунистов являлись зеркальным отражением тяжелых условий жизни и организационных упущений{1963}:
- С вновь принятыми рабочими обходятся бюрократически, они должны целыми днями ждать, пока им предоставят работу, жилище и выдадут продовольственные карточки.
- В бараках воруют и пьют, на 200 человек одна лампа, простыни не меняют. Коменданты бараков не следят за чистотой и порядком, их по целым дням не могут найти.
- Рабочие мерзнут в цехах, в буфетах нет стаканов, приходится пить чай и молоко из тарелки.
- Директор треста столовых бюрократ, который дезорганизовал питание в столовых своими бестолковыми приказами, его надо уволить.
- Партийно-массовая работа развивается слабо. Никто не позаботился организовать посещение театра, кино или музея. В бараках нет радио, газет, шахмат и шашек. Нет и кружков художественной самодеятельности.
- Партийные чины плохо знают своих людей, грубо обращаются с рабочими, они алкоголики, в период подготовки чистки подавляли критику и не реагировали на жалобы.
- Шахта в списке отстающих, не у всех бригад есть план, дисциплина труда хромает, в нормировке труда и расчете зарплаты не разбираются, при оплате практикуется уравниловка.
- Работа плохо организована и слабо механизирована, закон об оплате дефектной работы не применяется, единоначалие проводится непоследовательно. Начальник шахты и его заместитель отдают противоречивые приказы.
- Инженеры и техники не следят за инструментом и спецодеждой, которые постоянно теряются или повреждаются.
- Из-за плохих условий труда шахта не выполняет план. Администрация, партийные органы и профсоюз ничего не предпринимают.
- Социалистическое соревнование проводится только на бумаге, производственные совещания заснули, изобретательство не поощряется.
- В душевой рабочая спецодежда не сушится. Рабочим приходится надевать грязную и мокрую одежду или вообще не могут ее найти, так как она украдена. Мастерские по ремонту обуви работают плохо.
Тот факт, что «Ударник Метростроя» в информации о ходе чистки поместил эти пункты на первом плане и обратил внимание партийного руководства, чтобы как можно больше беспартийных рабочих посетили собрания и выступили на них, свидетельствует, что чистка служила не только целям повышения дисциплины среди членов партии, но и выполняла функцию своего рода клапана, с помощью которого рабочие могли выбросить накопившееся недовольство и призвать к ответу конкретных виновников. Предметом критики со стороны рабочих были не идеологические сюжеты, а основные недостатки, которых они касались в своих выступлениях, в первую очередь тяжелые условия жизни. Позволяя бичевать функционеров и производственных руководителей нижнего и среднего звена, партия превращала их в козлов отпущения, на которых выливалось недовольство рабочих. Чистка в этом смысле была формой настоящей и эффективной критики, часто имевшей зримые последствия. «Обратим гнев масс на критику недостатков руководящего аппарата», — так звучал лозунг чистки{1964}.
