Сведения о деятельности парторганизаций шахт и дистанций сохранились лишь фрагментарно. Компактный фонд образуют, напротив, протоколы парткома центрального аппарата Метростроя{1900}.[221] Партийная организация (ячейка) каждые три недели проводила общие собрания, на которые приглашались члены партии. Часто устраивались также «открытые» собрания, в которых имели право участвовать и беспартийные. Повестка дня собраний партячейки включала самые разнообразные вопросы, от решений XVII съезда партии и важных речей Сталина до работы комсомольской ячейки, массово-политической работы, занятий политкружков, генерального плана реконструкции Москвы, выборов кандидатов в члены Моссовета, борьбы против Троцкого и Зиновьева, убийства Кирова, кампании по размещению займов, исключения из партии или организации майских праздников{1901}.
Протоколы общих собраний зафиксировали малосодержательные в целом высказывания и жалобы по проблемам партработы и хода строительства. Практический эффект от собраний сводился к выработке указаний парторгам, профкому и отдельным коммунистам, которые, как правило, ограничивались рамками внутрипартийной работы и не имели воздействия на администрацию предприятия. Выступления в значительной мере носили стереотипный характер и сводились к повторяющемуся набору элементов: ораторы много критиковали недостатки, обращая упреки по большей части в адрес администрации, «аппарата». Заметно при этом было принципиальное недоверие по отношению к беспартийному техперсоналу, прежде всего к инженерам старшего поколения. Партийных функционеров тоже критиковали за исключением председателя собрания и вышестоящих иерархов. Регулярно осуждали слабую партийную дисциплину своих коллег, которая выражалась, в частности, в том, что те редко посещали партсобрания. Присутствовавших на собрании коммунистов упрекали в том, что они «пассивно» ведут себя в своих бригадах, допускают отсутствие «политической заостренности» и неактивно воздействуют на окружение.
Собрания вела чаще всего женщина, партийный секретарь руководящего аппарата Балдон, профессиональный функционер с многолетним стажем, которая ранее поработала среди прочего в ЦК партии и Институте Красной профессуры[222]. В ее отсутствие функцию председателя часто брал на себя Абакумов. В протоколах собраний бросается в глаза менторский, назидательный тон заключительного слова Балдон, которая регулярно бранила инженеров и прочих членов партии, выступавших на собрании, и давала им понять, что они вновь упустили существо дела или говорили не по теме:
«Сегодня начальники отделов должны были представить план по реализации решений Моссовета — об этом мы ничего не слышали. Вместо этого рассказывали о недостатках{1902}. […] Из выступлений с очевидностью явствует, что многим надо еще как следует поработать над собой. Ни один не сказал, что мы должны сделать, чтобы охватить всю массу избирателей разъяснительной работой. Нужно меньше языком молоть о том, как с разбором подходить к каждому отдельному служащему{1903}. […] К партийному собранию нужно готовиться и не ограничиваться общими фразами, как Васюкин, который не работает над собой, как видно из его выступления, а он должен стать настоящим комсомольским организатором. Товарищ Позднев не сказал ничего по существу и сеял панику […]. Товарищи, мы много говорим о классовой бдительности, но в действительности некоторые члены партии не имеют о ней никакого представления. После собрания 31 декабря [1934 г.] некоторые члены партии отправились выпивать вместе с бывшими троцкистами»{1904}.
Непосредственный рабочий орган партячейки, партбюро, с 1934 г. — партком, заседал каждые 10 дней. В его состав входили 7-10 членов, среди прочих и председатель профкома при руководстве Метростроя Тынкова, а также отдельные начальники отделов. Абакумов, а также второй заместитель Ротерта Айнгорн, хотя и принимали участие в «расширенных» заседаниях бюро (парткома), но не входили в его состав. В отношении своих коллег в партийном руководстве Балдон держалась уже не столь надменно и нравоучительно, хотя и здесь заметна отчетливая разница в зависимости от ранга{1905}.
На бюро (парткоме) помимо вышеназванных тем серьезно обсуждались вопросы хода работ, организации труда, расстановки кадров и прочие управленческие проблемы. Заслушивались сообщения ответственных лиц из числа руководителей предприятия и функционеров, создавались комиссии, отдавались распоряжения руководящим лицам в центральном аппарате и в администрации шахт, парторгам, председателям профкомов, отдельным членам партии, на которых возлагалась ответственность за проведение на своем участке определенных мероприятий, даже если это не входило собственно в их компетенцию. Распоряжения касались не только проблем внутрипартийной жизни или массовой работы, но зачастую даже деталей практической работы на строительных объектах. Тем самым проявлялся параллелизм в руководстве, когда приказы начальства не согласовывались с исполнителями{1906}.
Основная тенденция производственных партсобраний заключалась в том, чтобы выразить недовольство темпами строительства, организацией труда, дисциплиной, бюрократической процедурой трудоустройства, а также держать под непрерывным давлением собственно членов партии и ответственных лиц в администрации. Из протоколов заседаний создается впечатление, что большинству представленных в парткоме лиц просто нечего было сказать руководству предприятием. Партком состоял, за некоторыми важными исключениями, в основном из коммунистов, которые занимали подчиненное положение в соответствующих отделах. Возможность повлиять на развитие событий и что-то изменить по существу у них с самого начала была невелика. Даже у членов парткома, которые занимали ведущие позиции в администрации в качестве начальника отдела или заместителя начальника Метростроя (Абакумов), не было чувства, что они определяют положение вещей. Их жалобы по поводу неустройства в собственных отделах оставляют впечатление критики некоего анонимного «аппарата» с запутанными структурами, против которых они напрасно старались бороться, даже занимая ведущие позиции.
Об активности парторганизаций шахт и дистанций можно судить почти исключительно по информации газеты «Ударник Метростроя» и по рассказам метростроевцев. Из этих источников выясняется, что в 1932-1933 гг. жизнь партячеек едва теплилась. Степень организации коммунистов на стройплощадках была невысока, так что они оставались маловлиятельным меньшинством. Немногочисленные партгруппы, образованные на этой начальной стадии строительства, не играли сколько-нибудь заметной роли в повседневной работе на строительных объектах{1907}. Партячейкам не удалось найти подход к массе беспартийных рабочих. Весьма скромными оставались успехи с помощью «агитколлективов» ударников, которые по поручению партячеек вели воспитательные беседы в бараках, покончить с карточной игрой и ширившимся пьянством{1908}.
В сентябре 1932 г. партком Метростроя постановил провести в декабре партконференцию. До этого партячейки на объектах обязаны были охватить всех коммунистов, организовать сеть партгрупп и так дислоцировать членов партии, чтобы обеспечить влияние партии на решающих участках. Примерных рабочих следовало привлекать в партию, создать учебные курсы и обязать коммунистов принять в них участие{1909}.
