Это произошло 23 мая, после полудня. Часовой на стене, обращенной к Мраморному морю, увидел небольшое судно, плывущее на север, к городу. На турецких кораблях, стоявших за пределами залива, тоже заметили приближающийся корабль и немедленно выслали несколько судов на перехват. Маленькое судно ловко ушло от них и продолжало двигаться на север. Поскольку ветра не было, оно шло только на веслах. Гребцы на преследовавших его турецких кораблях старались изо всех сил, но не могли соперничать с мастерством рулевого и с гребцами убегающего судна.

К тому времени, когда моряки на борту турецких кораблей флота поняли, что с этим суденышком шутки плохи, и выслали в погоню еще несколько судов, оказалось уже поздно. Кораблик проскочил над очень вовремя опущенной и поднятой сразу же за ним цепью.

Известие о том, что вернулся корабль, посланный на поиски венецианского флота, быстро распространилось из порта по всему городу. Все до последнего солдата, защищавшего стену, преисполнились надеждой, что скоро они услышат второе известие — о том, что корабль был послан вперед приближающегося флота, чтобы сообщить всем о его скором прибытии.

Минотто и Тревизано, не успевший даже сменить свою перепачканную боевую одежду, быстро проводили капитана корабля-разведчика к императору. Когда он наконец сообщил свои новости, не только император, но и все участники созванного военного совета побледнели.

После того как маленькая венецианская фюста благополучно покинула порт, она проследовала на юг по Мраморному морю, затем прошла пролив Дарданеллы в поисках венецианского флота. Выйдя из пролива, она обыскала все близлежащие острова. Но флота нигде не было, до жителей островов не долетал даже самый слабый слух о его приближении.

После двухнедельных поисков капитан корабля понял, что дальнейшие усилия бесполезны. Он собрал остальных одиннадцать моряков и сообщил им свое мнение, сказав, что предоставляет им решать, что делать дальше.

Один из матросов заявил:

— Братья, когда мы ушли из Константинополя, весь город был охвачен страхом оттого, что враг в любую минуту может начать штурм. Хотя мы этого и не говорили, но я уверен: никто из нас не сомневается, что Византийская столица неизбежно будет разрушена дьяволом-султаном. И это в конце концов будет результатом недальновидности самих греков. Поэтому я полагаю, что мы, выполнив свой долг, должны вернуться к себе на родину. Быть может, сейчас город уже захвачен турками.

Другой матрос попросил разрешения говорить:

— Братья, император велел отыскать наш флот. Мы сделали то, о чем нас просили, хотя, к несчастью, наш поиск оказался безуспешным. Но это не значит, что на этом заканчивается наш долг. Мы все равно обязаны вернуться и доложить об этом императору. Я считаю, что нам надо вернуться в Константинополь. Не важно, взяли турки город, или же он все еще находится в руках христиан. Но мы должны вернуться. Мы не знаем, что ждет нас там, жизнь или смерть, но мы знаем, что наш долг — повернуть на север.

Остальные десять моряков, включая капитана, согласились с ним. Единственный матрос, который был против, не стал возражать, когда понял, что решение принято.

Маленькая венецианская фюста вернулась в Константинополь. Двенадцать моряков не знали, что флот Лонго прибыл на Тенедос шесть дней спустя.

Император по очереди со слезами на глазах поблагодарил каждого из двенадцати моряков. Все присутствовавшие погрузились в глубокую мрачность, осознавая, что помощи извне более ждать не приходится.

Тем временем вражеский обстрел продолжался с неубывающей яростью. Особенно сильно обстреливался участок стены вокруг военных ворот Святого Романа. Несмотря на отчаянные попытки защитников починить ее, внешняя стена скоро оказалась бы пробитой в этом месте. Хотя обороняющиеся делали все возможное, чтобы заделать выбоины, оставленные «медвежатами», 500-килограммовые снаряды «большого медведя» сводили на нет все следы их трудов.

Только внутренняя стена сохранила свое величие. Но у защитников было недостаточно людей, чтобы отступить и должным образом оборонять ее. Они были слишком измучены, и морально, и физически, чтобы организовать такие укрепления на последнем рубеже. Звук колокола, зовущего к вечерне, в тот день показался людям похоронным звоном.

Пятидесятый день осады подходил к концу.

Жители города чувствовали, что им не остается ничего, кроме как молиться Богу. Но тем, кто верит в один аспект сверхъестественного, легко соблазниться и другими. Существовало несколько старых народных поверий. Хотя никто не заходил так далеко, чтобы упоминать о них во всеуслышание, их рассказывали шепотом на ухо друг другу.

Люди вспомнили пророчество о том, что Византийская империя погибнет во время правления тезки первого императора Константина. Нашлись и те, кто верил: поскольку статуя великого императора указывает рукой на восток, это означает, что будущие завоеватели империи явятся именно оттуда. В другой легенде говорилось, что Константинополь никогда не будет завоеван при растущей луне. Но 24 мая было полнолуние, луна начала убывать.

Уже одного этого было достаточно, чтобы напугать народ. Но ужас еще больше усилился из-за лунного затмения, на целых три часа погрузившего город во тьму в ночь полнолуния. Для глубоко суеверных греков трудно и представить более зловещее знамение: ведь луна была символом Византийской империи. Непоколебимая уверенность в том, что Бог оставил их, тяжелым грузом давила на сердца людей.

На следующий день горожане прошли по центру города с крестным ходом, неся перед собой икону Богоматери. В процессии участвовали все жители города, кроме защитников, которые не могли оставить свои посты. И вот, когда шествие достигло центра города, икона упала со своей подставки. Процессия остановилась и смешалась, пока священники пытались поднять святыню с земли. Хотя это было всего лишь изображение на доске, она показалась тяжелой, словно свинец. Понадобились объединенные усилия нескольких мужчин, чтобы наконец-то вернуть ее на место. Это происшествие еще более омрачило настроение горожан.

Однако и это оказалось не последним дурным предзнаменованием. Когда крестный ход возобновился, неожиданно грянул гром. Потоки дождя вперемешку с градом обрушились на людей, в одно мгновение превратив улицы в реки. Крестный ход не мог продолжаться, все собравшиеся разбежались по своим домам. Стук дождя, как казалось, продолжался целую вечность. В это время смолкли вражеские пушки.

На следующий день город с утра окутался густым туманом, что было совершенно неслыханным делом для конца мая. Люди шептались между собой, что этот необыкновенный туман, должно быть, поднялся, чтобы скрыть Христа и Богородицу, покидавших город.

Представители знати снова попытались убедить императора согласиться на требования противника и отречься от престола. Султан прислал еще одного гонца, предлагая Константину сдаться. Император отвечал, что он разделит судьбу своего города и своего народа.

В тот день лагерь османов тоже переживал волнения. Осада продолжалась уже пятьдесят дней, но Константинополь все держался. Несмотря на постоянные обстрелы, ни одному турецкому солдату не удалось проникнуть за внешнюю стену. Пришли вести о том, что в город движется венецианский флот, который может появиться со дня на день. Те, кто видел, сколь неэффективно действовал османский флот до сих пор, не мог питать оптимистичных иллюзий насчет того, чем кончится морское сражение с хорошо вооруженными венецианскими кораблями.

Кроме того, ходили слухи, что венгры посылают армию на помощь городу. Если прославленный Хуньяди нарушит договор с турками и переведет армию через Дунай одновременно с приходом венецианского флота, 160-тысячное османское войско не сможет продолжать осаду.

Именно таким положение представлялось туркам на военном совете 26 мая.

Халиль-паша не собирался упускать удачную возможность. Он заговорил со страстной убежденностью: