Христианская сторона тоже укрепила свои крылья опытными капитанами. Командующий из Генуи, чьи морские традиции соперничали с венецианскими, возглавлял правое крыло, выступив против Улудж-Али. Левое крыло находилось под командованием Агостино Барбариго.

«167. Флагманская галера Дориа. Капитан — Джованни Андреа Дориа, командующий правого крыла христианского флота. На борту — Винченцо Карафа, Октавио Гонзага и многочисленные рыцари и дворяне».

Этот корабль указан в таблице слева внизу. В таблице об этом не сказано, но Дориа в действительности был адмиралом генуэзского флота. Он командовал лишь своей эскадрой. Члены семьи Дориа — наемные капитаны, и их корабли, матросы и даже солдаты тоже были наемными.

Патроном семьи Дориа на момент битвы при Лепанто оказался испанский король Филипп II. Кстати, генуэзская флагманская галера стояла около главной христианской эскадры, там сосредоточились все союзные флагманские корабли. Генуэзская флагманская галера в таблице представлена так: «Флагманская галера генуэзской эскадры. Капитан — Этоль Спиноза. На борту: герцог Александро Фалнузе».

Естественно, наибольшего внимания и интереса заслуживает галера главнокомандующего христианскими силами. Но к сожалению, эта запись находится в самом центре таблицы, где бумага наиболее повреждена. Здесь она не только пожелтела и истерлась, но еще и порвалась вдоль сгиба. Поэтому крайне сложно разобрать написанное. Но если хорошенько присмотреться, то можно выяснить следующее: «86. Флагманская галера христианских союзников. Капитан — Хуан Васкес де Коронадо. На борту — главнокомандующий объединенным флотом Священной Лиги дон Хуан, герцог Австрийский».

На галере находилось около ста присутствующих, в том числе испанские дворяне и священник Франсиско, личный духовник дона Хуана, специально назначенный Филиппом II. Кроме того, на борту имелось четыреста тщательно отобранных мушкетеров с Сардинии. Вдобавок к этой сильной галере в битве участвовали флагманские корабли еще двух стран из основных участников антитурецкой коалиции — Венецианской республики и Папского государства.

«85. Флагманская галера флота Венецианской республики. Командующий — адмирал Себастьян Веньеро».

«87. Флагманская галера флота Папского государства. Капитан — Гаспар Бруни. На борту — герцог Маркантонио Колонна, помощник главнокомандующего флотом Священной Лиги. Также на корабле — племянник папы римского Пия V Паоло Гизриели и многие другие римские дворяне, 25 швейцарских гвардейцев, 180 солдат пехоты и многочисленные рыцари-добровольцы из Франции».

На вышеприведенных галерах находились главные командиры флота. Рядовые военные корабли в таблице указаны в таком духе: «123. Флаг: изображение распятого Христа. Капитан — Бенедетто Соланцо». «33. Название корабля — „Ля Маркиза“. Эскадра Дориа. Капитан — Франсиско Санфедра».

Молодой Мигель Сервантес служил солдатом на последнем судне.

И хотя в таблицу занесены лишь сухие факты, нетрудно догадаться, что каждый из находившихся на этих судах переживал собственную драму. Однако сейчас было бы невероятно сложно восстановить все эти истории, ничего не додумывая от себя.

Как сказал Анатоль Франс, история — это перечисление значимых фактов. Даже если что-то обладает фактической ценностью, оно рискует не войти в историю, если не является примечательным. Без сомнения, участие Сервантеса в битве при Лепанто осталось бы незамеченным, не напиши он позже «Дон Кихота». Говорить об истории, учитывая каждого рядового человека, все-таки очень непросто.

Второе, чем я занималась, изучая таблицу в течение долгих месяцев, — это подчеркиванием имен капитанов и командующих, погибших в битве. Я была шокирована столь ужасающим числом смертей. В то же время это занятие помогло мне визуально определить, где сражение оказалось наиболее ожесточенным.

Лишь двести (а то и больше) лет спустя корабли во время морских сражений начали перестреливаться на расстоянии пушечными ядрами — например, в Трафальгарской битве. Однако во времена сражения при Лепанто так называемый морской бой подразумевал лишь то, что он происходил на море.

Само сражение представляло собой рукопашный бой с использованием сабель и прочего холодного оружия, а также луков и стрел. При этом солдаты переходили с одного корабля на другой, и здесь морская битва ничем не отличалась от битвы на суше.

Итак, отметки о гибели командиров позволяли мне точно определить места наиболее ожесточенных боев.

Кто сказал, что политика — это война без кровопролития, а война — это политика с пролитием крови? Мао Цзэдун? Клаузевиц? Оба? Дабы определить, есть ли в этой мысли хоть капля истины, я сначала расскажу о войне без кровопролития, а затем — о политике, проливающей кровь.

Битва при Лепанто началась как война без крови, затем перешла в кровавую политику, а после снова стала войной без кровопролития. В общем-то в этом все остальные войны ничем не отличаются от этой.

В этот день Агостино Барбариго покинул дворец Палаццо Дукале раньше обычного.

Он завершил двухгодичную службу на Кипре и уже неделя как вернулся в Венецию. Однако вместо того чтобы отдохнуть в домашней обстановке, которой он так надолго был лишен, Агостино занимался докладами в сенате и Совете Десяти.

Венецианские сановники были обеспокоены тем, что неверно просчитали намерения Османской империи в отношении Кипра. Приезд Барбариго предоставлял им блестящую возможность разведать обстановку. С тех пор как морской командующий вернулся домой, отслужив положенный срок, турок волновало даже не то, что он доложит властям о происходящем, сколько сам отзыв домой.

Даже когда обычное собеседование по выполненному заданию оказалось завершено, сановники еще несколько дней забрасывали его вопросами, желая знать мнение Барбариго, и при этом каждый раз покидали сенат затемно.

Однако Барбариго не унывал, хотя, прибыв в Венецию, он только и делал, что ходил во дворец. Флотоводец происходил из благородной семьи аристократов, поэтому чувство долга перед республикой оказалось неотделимым от него, подобно крови, текущей в венах.

Но жена Барбариго, тоже воспитанная в аристократической венецианской семье, не жила по принципам мужа. Он чаще отсутствовал, нежели бывал дома, поэтому даже когда он возвращался, это ничуть не влияло на ритм ее светской жизни. У них не было детей, а его племянник, которого они усыновили, служил помощником посла в Англии. Там в то время у власти находилась Елизавета I.

Барбариго вышел из дворца и направился к докам в Сан-Марко. Мягкий и теплый вечерний свет обволакивал его фигуру. На море стоял полный штиль. Гондолы, пришвартованные к доку, ожидали сановников, чтобы доставить их домой. Многие пожилые советники предпочитали из дворца отправляться на гондоле к самым дверям своего дома.

Барбариго был наконец свободен от затянувшихся расспросов и, наслаждаясь мягким солнечным светом, чувствовал огромное облегчение. Однако он знал, что вскоре ему дадут новое поручение. В такое время венецианские власти никак не могли оставить в покое человека, на протяжении двух лет служившего командующим на самой отдаленной венецианской территории — Кипре.

Барбариго отлично это понимал. Тем не менее он решил хотя бы на несколько дней уехать, чтобы расслабиться на своей венецианской вилле. Одна лишь мысль об отдыхе на вилле, окруженной фермами и полной юношеских воспоминаний, вызывала улыбку на его лице.

Однако прежде чем покинуть город, он должен был сделать еще кое-что. Это обязательство занимало его мысли последние два года, но только сейчас стало возможным его выполнить. Поэтому сегодня флотоводец покинул дворец через другую дверь, располагавшуюся напротив той, в которую он по обыкновению выходил, отправляясь домой.

Он собирался нанести визит в дом своего бывшего лейтенанта. Насколько ему было известно, это здание находилось в Сан-Северо, далеко от венецианского района для богачей.