15 ФЕВРАЛЯ 1843 ГОДА Кем так любима ты, люби того. — Прости. — Как ты была для нас, будь для него отрадой! Тебе одну семью сменить другою надо; Оставив нам тоску, все счастье унести. Удерживают здесь, там ждут тебя согласно. Жена и дочь, свой долг двойной ты исполняй. Нам — сожаление, надежду им подай. Уйди, пролив слезу! Войди с улыбкой ясной! В церкви, 15 февраля 1843 «Привычку милую имела с юных лет…» Привычку милую имела с юных лет Малютка дочь моя в мой тихий кабинет, Чуть утро, приходить, все озаряя светом, И «здравствуй, папочка» звучало мне приветом. Бумаги трогала она, касалась книг, Садилась на постель, перо брала на миг. Потом, скользнув как луч, внезапно уходила. И принимался я, исполнен новой силы, Опять за рукопись, но, взявшись за перо, Встречал я то узор, запутанный хитро, То между строчками чертеж витиеватый, То находил листок, рукой ее измятый, И нежные слова ложились на листы. Она любила свет, зеленый луг, цветы. Еще не женщиной была она, но взгляды Светились мыслию, и знать ей было надо Мое суждение о каждом пустяке. А возле камелька зимой о языке И о грамматике часы веселых прений! Вот четверо детей мне влезли на колени, Вот мать их юная, вот милые друзья! Да, мог я говорить, что счастлив малым я! Но умерла она! Увы! Где взять мне силы? Я весел быть не мог, когда она грустила, И тосковал в гостях, когда ее глаза При расставании туманила слеза. Ноябрь 1846, в День всех усопших «Когда еще мы обитали…» Когда еще мы обитали Там, на холмах, в краю родном, Где льются воды, блещут дали, Где возле леса был наш дом, Ей десять минуло, мне — тридцать; Я заменял ей мир в те дни. Как свежий запах трав струится, Там, под деревьями, в тени! Она мне счастье приносила, — Все удавалось, день блистал. «Отец!» — она мне говорила, И я всем сердцем отвечал. Я слушал сквозь полет мечтаний Ее бесхитростный рассказ, И мысль мою вело в тумане Сиянье этих детских глаз. Она так гордо выступала, Когда я руку ей давал, Она в лугах цветы срывала, И нищих взор ее искал. Их одаряла торопливо, Чтоб не обидеть никого. Она была такой красивой В том платье, — помните его? Любила поболтать немножко Под вечер при огне свечи, И бились бабочки в окошко, На свет слетаясь к нам в ночи. Слова приветствия так мило Звучали у нее всегда! А взгляд ей небо подарило Прямой, не лгущий никогда. Дитя, в мои младые лета Ниспосланное мне судьбой, Она была цветком рассвета, Моею утренней звездой. В спокойный, теплый вечер летний, Когда луна светила нам, Как мы сбегали в дол соседний, Как мы бродили по лесам! Потом на свет уединенный, Домой зовущий с вышины, Мы возвращались вверх по склону Вдоль старой каменной стены. Мы словно чувствовали крылья, Дивились звездам без числа, И душу юную лепил я, Как чистый мед творит пчела. О ангел мой чистосердечный! Ты весела была в тот день… И это все прошло навечно, Как ветер, как ночная тень! «Весна! Заря!..» Весна! Заря! О, память, в тонком Луче печали и тепла! — Когда она была ребенком, Сестричка ж крошкою была… — На том холме, что с Монлиньоном Соединил Сен-Лё собой, Террасу знаете ль с наклоном Меж стен — небесной и лесной? Мы жили там. — Побудь с мечтами, О сердце, в милом нам былом! — Я слышал, как она утрами Играла тихо под окном. Бесшумно по росе бежала, Чтоб не будить меня, она; Моя рука не открывала, Чтоб не вспугнуть ее, окна. Смеялись маленькие братцы… Все в свежей пело там тени: С природой — наши домочадцы, А дети — с птицами в те дни! Я кашлял — и она отважно Ко мне входила, семеня, И сообщала мне преважно: «А дети ждут внизу меня». И грустно ль, весело ль мне было, В порядке ль был ее пробор, — Волшебницей пленялся милой, Звездой очей моих, мой взор! Весь день играли мы, бывало. О, прелесть игр! Чудесный смех! По вечерам мне заявляла Она, как старшая из всех: «Теперь рассказывай нам сказки! Сейчас мы стул несем, отец». И эти ангельские глазки Сияли радостью сердец. Я измышлял им тьму сражений, В них жизни вражьей не щадя, На потолке средь смутных теней Героев сказки находя. Четыре милые головки Смеялись смехом молодым, Когда брал верх мой карлик ловкий Над великаном глупым, злым. Я сочинял поэму смело, — Гомер и Ариост зараз; Мать на детей своих смотрела И грезила под мой рассказ. Читая в стороне, порою Дед поднимал глаза от строк; А я в окне, залитом тьмою, Кусочек неба видеть мог. |
